Отвечать, как и предполагалось, начал Девтероисаия. Он выпрямился. Поднял голову, спокойно глядя в глаза Повелителя Народов и величаво медленно заговорил:
— Мы, посланы нашим богом вестниками к тебе, о Великий.
— И что же велел передать ваш бог? — на полном серьёзе переспросил Куруш, прерывая его размеренную манеру речи, быстрой скороговоркой, лишний раз подчёркивая свою занятость и не желание тратить время на пустую, высокопарную болтовню.
Девтероисая несколько замешкался, соображая, как отвечать и стоит ли перед Властелином Царства Стран стоять за свою веру, но, видимо, решив, что стоит, не отводя глаза проговорил уверенно:
— Бог един, повелитель, и имя его…
— Знаю, — опять резко прервал его Куруш, кивая при этом головой, соглашаясь.
Он давно уже размышлял над этой философской концепцией и так же давно пришёл к выводу, что бог един, вот только в отличии от евреев, Куруш точно знал, что имя ему — Ахурамазда, а все остальные его божественные проявления, у разных народов и верований, лишь его отражение, в чужеземных глазах.
Ахурамазда предстаёт перед ними под разными именами, в разных обличиях, но он, действительно, един для всех и он ведёт его, Куруша, за руку по судьбе с самого рождения.
Такая жизненная позиция, давала ему огромное преимущество в покорённых землях. Царь Царей не глумился и не расправлялся над местными богами и их почитателями, как это делали его предшественники, ибо понимал, что это, лишь ещё одно из воплощений ЕГО бога и не навязывал им божественного имени, скорее, из жадности и не желании делиться правдой, об этом с другими.
Такая позиция завоевателя, была в новинку для всех чужеродных народов и каждое завоёванное царство, вернее, храмы их богов, ни только не страдали от покорителя, но и получали дополнительные блага, в виде подношений, от имени самого Царя Царей. Они не знали и не могли знать, что Куруш, милостиво дарует это всё своему богу Ахурамазде, который, во вновь завоёванной стране, лишь принял образ и имя того, кому поклонялись местные жрецы.
Такая политика, давала Великому Завоевателю огромные преимущества, так, как основная финансово-экономическая сила завоёвываемого им царства, ни только не проявляла рвения в защите местной власти, но иногда, даже шла на откровенный саботаж, в надежде, с приходом Великого Куруша, значительно поправить своё положение в обществе и во власти будущих правителей.
Зная это всё и исходя из опыта завоеваний и познаний внутренних дрязг Вавилонского общества, он не был особо удивлён, ни появлением в его столице жрецов, которые находились в состоянии необъявленной войны с собственным царём Набонидом, ни появлением делегации иудеев, которые спят и видят, как опираясь на его силу, уйти из плена и вернуться в свои земли.
Он не перебивал больше иудейского проповедника, слушая его в пол уха и слыша от него то, что и ожидал услышать: и что их господь помазал Куруша и ведёт его за руку, чтобы повергнуть все народы перед ним, и что их бог перед ним сравняет холмы и сломает медные двери и сокрушит железные запоры, и что пленит для него царей и отдаст в его руки все их богатства и скрытые сокровища.
В общем, их бог Иегова, а по его, Курушеву — Ахурамазда, полностью на его стороне и с нетерпеньем ждёт праведного похода на проклятый Вавилон, дабы освободить детей его израилевых.
Куруш не сколько слушал, сколько размышлял. «Глупцы», — думал он, — «даже если б вы не попросили меня об этом, то я бы заставил вас это сделать. Вавилон мне не соперник. Я сотру его в любое время. Что мне Набонит. Он жалок. Знали бы вы, что я не готовлюсь к войне с ним, а играю с этим ничтожеством, как кот играет с мышью. Я не просто отпущу вас в свой Израиль, я вас туда выгоню. При том, не только вас, но и финикийцев следом за вами, ибо вы станете той землёй, на которую я обопрусь ногой, для прыжка в Египет. Израиль, Финикия, Сирия, Лидия, греческие города на море — всё это будущая сила моего продвижения на заход солнца».
Девтероисая всё говорил и говорил, упиваясь собственным голосом и теми, сознательно исковерканными словами, имитируя речь своего еврейского бога, а Куруш придавшись собственным мыслям и вовсе перестал его слушать, переключившись на себя.
Кроме Египетского пути распространения своего влияния, был ещё путь на восток, в Индию, который тоже сулил не малые богатства и перспективы величия, но поход через горы, был, пока, совсем не подготовлен и как реальная перспектива ближайшего будущего, даже не рассматривался.
Так, думая и размышляя, он как всегда бывало всякий раз, вновь поймал себя на мысли, что опять думает о Райс. Вернее, о степной орде, что, как кость в горле застряла или заноза в заднице.
Степь, с его возвеличиванием, резко снизила свой потенциал, за счёт того, что из её рядов пошёл массовый отток воинов, в ряды его армий. У Куруша и победоносность была гарантирована, и добыча с меча ощутимей. Но степь оставалась, до сих пор, силой, с которой, даже Куруш, со всеми своими армиями, не мог не считаться, и эта несговорчивая сила, неизменно находилась у него в тылу, нервируя и заставляя постоянно оглядываться, Великого Завоевателя.
Он давно бы свернул Набониду шею, если б не орда. Та, как нарочно стояла разбросанная в своих степях, не собираясь в очередной поход, тоже чего-то ожидая. По тем отрывочным данным, что удалось получить тайной службе визиря Атиага, орда готовилась к походу на запад к северным холодным морям, но точно этого, пока, никто не знал.
Куруш оттягивал поход на Вавилон не из-за своей неготовности к нему, а из-за готовности степной орды, в любой момент налететь на его владения, воспользовавшись отсутствием хозяина дома и очень занятого избиением соседа на другой стороне, от грабителей, которые успеют весь дом вынести, пока, его армии, оторвавшись от войны, успеют вернуться для оказания отпора супостатам.
За последние годы, что он только не придумывал, что он только не пробовал относительно этой, казалось бы, пока нейтральной силы. Он с завидной регулярностью посылал дары с караванами и царице Райс, и царю Агару, но всё, что удалось — это установить с ними некий нейтралитет.
За всё это время, степь ни разу не покушалась на его владения, но и категорически отказывалась от совместного с ним участия в походах, какие бы Куруш условия им не предлагал. Это не укладывалось у него в голове, а значит было непонятным и таинственно напряжённым.
Он, как ему казалось, с немыслимой щедростью сделал Райс предложение стать его женой, отдавая власть над всем его миром ей в руки, надеясь, хоть таким путём прибрать орду под свою руку, понимая, что царица степей с кучкой своих дев воительниц, будет не в состоянии наложить свою руку на его империю, а если попытается, то просто размажется тонким слоем и станет уязвима, а то и вовсе беспомощна, перед его военным и административным аппаратом.
Она отказалась, толи понимая его замысел, толи, по каким-то своим меркантильным соображениям. По каким? Никакой информации, о её намерениях, у него не имелось и это Великого Куруша бесило.
Сейчас, выслушивая очередных «восхвалителей» себя любимого, он воспринимал все эти делегации, как нечто второстепенное. Куруш ждал Тиграна. Именно тот, должен был привести самые важные вести для него — достоверные планы орды, от которых зависело дальнейшее планирование собственного похода.
После того, как Девтероисая закончил свои елейные речи, Куруш вышел из раздумий и между иудеями и им, произошёл ничего незначащий, светский разговор, который благостно повлиял на гостей, ибо им было обещано главное, что они и хотели услышать. На том и расстались.
С делегацией жрецов, Куруш встретился уже ночью, притом, не их к нему привели, а он сам к ним явился в дом Атиага. Там беседа была, в принципе, тоже предсказуема, только для Куруша, стало неожиданностью поведение Набонида, о котором поведали жрецы. По их словам, царь от страха, вообще, разум потерял, если на такое решился.
Оказывается, Набонид, в ожидании неотвратимого нападения Куруша на собственную страну, сделал, просто, глупый и по-детски недальновидный поступок. По его указанию, почти из всех городов его страны, были изъяты божества-обереги и свезены в Вавилон. По наивности своей, Набонид посчитал, что это послужит дополнительной защитой для него и его столицы.
