Кстати, ставку, Райс, со временем перенесла на Дикое Поле, по ближе к «муравейнику» Агара, захватив один из прилегающих к полю лесов, где обустроилась со всем своим ближним кругом и основным ядром боевых «сестричеств». До Терема стало дальше, но зато, общие боевые решения, требуемые оперативности принятия, стали проходить, по времени, гораздо быстрее, чем это было при Теоранте.

Дед, что при Агаре вечно был рядом, при уходе последнего из Райсовой орды сник, замкнулся и перестал с кем-либо общаться. Райс, заметив это, пожалела Деда и официально освободила его от клятвы, которую он дал ещё её маме: посвятить остаток жизни младшей царице. Став свободным, он пропал. Совсем. Как сквозь землю провалился.

Райс, как-то поинтересовалась у Агара на счёт его закадычного дружка, не знает ли он его судьбу, но тот лишь в сердцах махнул рукой, издав скорбное «Эх!» и ничего толком не ответил. Царица уточнять не стала. Так, след Деда затерялся на пыльных степных дорогах, по крайней мере, для Райс.

Старый Теродам, уже давно отошёл от ратных дел. Несмотря на все происки боевых дев, он всё же женился на Линхе, но сразу и безоговорочно поставил перед ней условие: никакой борьбы за власть в семье. Либо она идёт с ним в качестве мужней жены, засунув свою матёрость себе поглубже в задницу, либо пусть скачет дальше, в поисках какого-нибудь дебила попроще. Линха, на удивление, долго не думая, чуть ли не сразу согласилась быть ему подвластной, чем серьёзно удивила младшую царицу и заставила, в очередной раз, сильно призадуматься, над своими взглядами на семейную жизнь.

Немолодая уже парочка, осела в небольшом лесном поселении. Линха успела даже родить сына, но только одного, еле пережив и эти единственные роды, но впоследствии, они стали прибрать детей сирот и когда Райс, уже будучи царицей, как-то сознательно искривила свой путь, чтобы заехать в это поселение и просто, из обычного бабьего любопытства поглядеть на престарелых молодожёнов, то была приятно удивлена и радушным приёмом хозяина и счастливой, но не узнаваемой, мягкой и податливой Линхой, и целой кучи разновозрастных счастливых ребятишек, опрятных, сытых и хорошо воспитанных.

Астера была при Райс, всю свою оставшуюся жизнь, не оставив после себя никого, ну, кроме самой Райс, наверное. Воспитательница по жизни, стала второй мамой. Райс делилась с ней всем самым сокровенным и всегда получала ответы, даже на самые безрассудные вопросы. Эта вековуха оставила заметный след в памяти младшей царицы и по сути, всему, что рыжая научилась в жизни, она была обязана, именно Астере.

Та умерла в одном из дальних походов, далеко от степей. Умерла тихо, как и жила, во сне, на одном из привалов. Похоронили её со всеми причитающимися почестями, схоронив «меченную» в землю для перерождения и водрузив над её посмертным домом, огромный холм Вала, в знак высокой значимости усопшей. Младшая царица долго горевала об этой бабе, ставшей для неё и мамой, и подругой, и просто родным человеком.

Двадцать семь лет для Великого Куруша, стали триумфом всей его жизни. Воссев в мидийской столице Экбатаны и объявив себя царём, как Персии, так и Мидии, приняв при этом все официальные титулы мидийских царей, Куруш обзавёлся второй женой, которой стала дочь Иштувегу Умутсу и что послужило для всей ойкумены плодородного полумесяца, поводом считать восхождение Куруша, как очередной и привычный для всех переворот со сменой династии. Что по тем временам было обычной практикой.

Основные политические противники, такие как Вавилон, Лидия и Египет, не увидели в Куруше угрозы для себя, наоборот, посчитали этот факт, как деградация Мидийской державы, вполне логично подразумевая, что междоусобное противостояние внутри империи, будет способствовать её ослаблению, а то и вовсе раздроблению на отдельные мелкие осколки, на которые, чуть ли не сразу нацелились старые и прожжённые львы большой политики.

Главным и ближайшим, по землям, был Вавилон. Изначально политические взаимоотношения между Вечным Вавилоном и вновь образовавшейся Персией, были очень странные и запутанные.

Династия, начатая Набопаласаром, незадолго до падения Ниневии, столицы Ассирийской державы под напором молодой Мидийской империи и успешно продолженная сыном его, Навуходоносором, прекратила своё существование.

Следующий правитель, скончался после трёх лет царствования, а через два месяца, сын его, ещё ребёнок, был умерщвлён. Заговорщики привели к власти своего ставленника, Набонида, сына одного из правителей и жрицы арамейского происхождения, когда-то служившей в храме бога Сина в ассирийском городе Харран.

Новый царь, также очень набожный и склонный к мистике, увлекался древней историей этого края. Но он, представлял, главным образом, движение идей, которые воплощали арамеи внутри общества халдеев. Набонид тяготел к западу, к идеям, что в большом количестве, возникали среди семитских народов.

Однако новый властитель Вавилона, не мог открыто отречься от своего прошлого и предстать узурпатором, проводящим политику разрыва со своими предшественниками. В начале царствования, он испытывал ностальгию по ассирийскому правлению, продолжателем которого он себя чувствовал, разумеется, о чём и заявил, восходя на трон: «Меня ввели во дворец и там все бросились к ногам моим и стали их целовать. Снова и снова благословляли они моё царствование. Я стал во главе своей страны по воле Мардука, господина моего, и с тех пор, чего бы я ни захотел, мне все удаётся. У меня нет соперника! Я подлинный посланец Навуходоносора и Нериглисара, моих предшественников на царстве. Их войско поручено мне. Не пренебрегая их приказами, я ублажил их сердце».

Набонид, практически сразу политически поддержал Куруша, как только тот возник на политическом горизонте в Пасаргады. По правде говоря, у него не было другого выбора. Мидяне Иштувегу, выглядели, как варвары, безразличные к величию Ассирии: после победы над Ниневией, они заняли только один город, Харран, остальное, в великой ассирийской империи, их не интересовало, кроме нескольких плацдармов в Верхней Месопотамии. Ведь не зря халдеи Навуходоносора старались защититься именно от Мидии, построив вокруг Вавилона знаменитую «Стену Мидян».

Причина, подтолкнувшая Набонида на сближение с Курушем, носила характер и религиозный, и политический. Новый царь Вавилона хотел вернуть себе Харран, занятый мидянами, чтобы восстановить прямые контакты с семитским миром. Но больше всего, он хотел восстановить храм Сина, мамин храм, бывший когда-то гордостью города, место поклонения богу Луны, разрушенный мидийцами, этими варварами севера и востока.

Враждебное мидийцам настроение персов, было на руку Набониду, но он все ещё побаивался непредсказуемого и сильного армией Иштувегу.

Согласно хроники Набонида, эдаких мемуарах правителя Вавилона, в этот период он описал, вроде бы, как увиденный сон: Мардук и Син явились ему и повелели идти в Харран и восстановить храм, посвящённый Сину. Не уверенный в своих силах, Набонид стал было возражать: «Как я могу начать эти работы, если страну оккупировали умманмандейцы» А Мардук отвечает: «Умман-Манда, о котором ты говоришь, страна его и цари, поддерживающие его, больше не существуют». Самые могущественные из богов просили его выполнить их волю.

Куруш, фактически союзник Набонида, поддержал его тогда и всячески поощрял на удар по Мидии с другой стороны, так как в период строительства Пасаргады, он ещё не был уверен в своей победе над Иштувегу, и Набонид решился. В то время, как мидийский царь готовил поход на взбунтовавшихся персов, Набонид, под этот шумок, захватил город бога Сина с противоположной стороны империи Иштувегу. Эта война между ариями была, как бальзам на раненное сердце Набонида, царя Вавилона. Он являлся главным и ярым её сторонником.

Предвидя, как будут убивать друг друга мидяне и персы, кровные братья, новый вождь халдеев понимал, что мидяне, в результате этой братоубийственной резни, будут не в состоянии оборонять Харран. А потому, он решил двинуть войска на город и занял его без особого труда.