Куруша бесил даже самый бесхитростный расклад, который он себе представлял. Тиграну ничего не стоит захватить его столицу и убить его, со всем его окружением, а дальше, перебить всех остальных по очереди, по мере подхода, того или иного царя с войском, спешащим Курушу на помощь.

Вот эти больные, чёрные мысли, единожды подброшенные в голову Великому Курушу Крезом, навсегда отравили его отношения с Тиграном. Он бы и рад был ослабить, каким-нибудь образом, урартца, да, не знал, как. И что греха таить — побаивался, что-либо предпринимать в этом направлении открыто. В предстоящем походе, он решил, всё же, попытаться и явление к нему вестников из Сипара, натолкнуло Куруша на мысль.

Тигран вошёл в главный зал приёмов во всём блеске своего золотого боевого облачения и с вечно золотой кудрявой шевелюрой, цвет которой он поддерживал, ещё с ордынских времён. Вошёл в окружении таких же блистающих ближников, чем лишний раз заставил Царя Царей закусить нижнюю губу и напрячься.

Но и Тигран вскинул брови в негодовании, правда, тут же пряча своё недовольство в поклоне, когда заметил, что его законное место справа от Куруша, не пустует, как обычно, а занято Крезом. Это говорило о многом.

После ритуального приветствия Царя Царей, со всеми перечислениями его титулов и установленных эпитетов величия, Тигран застыл в ожидании дальнейших событий.

Куруш выслушал его не перебивая, даже, похоже, следя, не пропустит ли его бывший кровный брат, что-нибудь из обязательного перечисления его достоинств, встал и с дежурной улыбкой направился к Тиграну, широко раскрывая объятия. Тигран тоже улыбнулся, той же улыбкой, давая понять, что он, так же рад видеть «старого друга», как и тот.

Обнявшись, Куруш высказал, ничего не значащие слова недовольства, по поводу редкого появления Тиграна при его дворе и выслушав такие же, ничего не значащие слова о занятости и проблемах в сатрапии, резко, чуть ли не шёпотом, спросил:

— Ты привёз вести, которые я от тебя жду?

— Поэтому и задержался, — так же тихо ответил Тигран, — посыльный приболел в пути. Они ушли в большой поход на запад к холодному морю. Все, в полном составе. Степь пуста.

— Это точно? — спросил Куруш пристально смотря в глаза Тиграна.

— Точнее не бывает, — ответил тот уверенно, выдерживая колкий взгляд Царя Царей.

— Хорошо, — сказал Великий Повелитель уже громко и разворачиваясь к трону.

Но на место он не пошёл, а принялся ходить по кругу, сначала делая вид, что размышляет, а затем начал разговаривать, как бы сам с собой, но достаточно громко, чтобы все слышали:

— Ну, что ж. Теперь Набонид обречён. Он запрудил реки и превратил свою страну в одно огромное болото, думая, что это может остановить меня. Глупец. Этим он не меня остановил, а себя загнал в угол, лишив страну еды и торга. Надо начинать поход. Всех соберу у северной оконечности мидийской стены у города Опис. Через месяц, — он остановился, обернулся, кого-то высматривая и выйдя из разговора сам с собой, скомандовал в сторону ближнего окружения, — Атиаг, готовь посыльных. Весть разослать сегодня же и принеси письмо этих крыс, что дожидаются ответа.

Тайный визирь поклонился и бегом покинул зал. Тем временем Куруш, вновь подошёл к стоящему по среди зала Тиграну в плотную и наклонив голову к его уху, тихо заговорил:

— А ты со своей армией с ними не пойдёшь. У тебя, как и у Эбара, будет отдельное дело. Пока, я, буду наказывать Набонида и всех к то к нему примкнул под Описом, ты, незаметно, чтоб ни одна душа не прознала, возьмёшь Сипар с другой стороны стены. Притом, как я понял его правителя и командующего армией, возьмёшь этот город с открытыми воротами и слёзными заверениями в своей преданности мне. Не задерживаясь там и забрав их войско, броском осадишь Вавилон, чем отрежешь путь к отступлению Набонида. Если столица откроет ворота и осаждать будет не надо, то город не трогать. Никого в нём не убивать и не грабить. Это важно. Кто ослушается, казни сам и прилюдно. Оставаясь в городе лишь с необходимым количеством людей, основные силы и войско Кундук-Мардука отправь в тыл войску Набонида, зажав его в клещи.

Тут он остановился и отодвинулся от уха Тиграна, смотря в глаза армянского наместника, но не сверля, а как бы спрашивая, понял ли он его. Тигран слегка кивнул, прикрывая глаза. Причиной остановки был Атиаг, принёсший письмо вавилонского предателя. Куруш не стал брать его из рук визиря, а лишь небрежно указал рукой, что данный свиток необходимо отдать Тиграну.

— Это письмо Кундук-Мардука, правителя Сипара. Изучи его. Люди, доставившие его мне, ждут в гостевой комнате. Сам определись, с каким ответом, они должны будут вернуться к своему хозяину. Действуй и продумай поход так, чтоб ни одна душа со стороны, не узнала о нём. Начнёшь вместе со мной. Как об этом узнаешь — сам решай.

С этими словами Куруш повернулся и направился к своему трону, показывая Тиграну, что аудиенция для него закончена. Тигран поклонился ему в спину и развернувшись, покинул зал, а после короткой беседы с посланниками Сипара, покинут и негостеприимные Экбатаны.

Когда зал покинули все ближние и приближённые Царя Царей и кроме сидящего на троне Куруша и елозившего на месте Тиграна Креза, никого не осталось, исключая личную и постоянную охрану Великого, бывший царь Лидии, а теперь первый советник, позволил себе вопрос:

— О, Великий! Зачем ты отдаёшь славу взятия Вавилона своему врагу?

— Тигран мне, пока не враг, — резко оборвал его Куруш, но тут же продолжил уже тихо и задумчиво, — это, во-первых, а во-вторых, это прекрасный способ выковырять его из своей горной крепости, которая по докладам моих людей, сделалась им, уже не приступной, даже для всей моей армии вместе взятой. По праву покорителя Вавилона, я назначу его правителем в покорённом им городе. Это будет по закону. Большую часть своей конной армии, он будет вынужден отправить домой, оставив при себе, лишь небольшую часть. А вот тогда посмотрим на его поведение.

— Твой разум велик, как и твои деяния, Повелитель, — задумчиво произнёс Крез, — ты оскорбил его местом, посадив на него меня и подтолкнул к бунту, но он ничего не сможет сделать, против собранной в единый кулак твоей армии, а если осмелится или посмеет ослушаться не трогать завоёванный город, ты будешь в праве объявить его предателем и покончить с ним, отдав на растерзание вавилонским жрецам и жителям города.

— Я об этом ещё не думал, — усмехнулся Царь Царей, — но идея твоя, мне нравится…

Первым испытание, проходил Кулик. Видно было, что волновался до трясучки в всех членах, поэтому, чтоб не выдавать нервозности, оба друга уселись прямо на землю, чуть в стороне от атаманского шатра, перед которым, как раз, готовили площадку. Кайсай всячески пытался успокаивать его, но всё тщетно. Наконец, плюнув на это бесполезное занятие, махнул на белобрысого рукой:

— А! Всё равно, как берсерком заделаешься, всё волнение, как рукой снимет, а вот мне, бедолаге, так сделать не получится.

— Кайсай, а ты не знаешь, как это будет происходить? — с трепетным волнением спросил Кулик, зачем-то, раскачиваясь взад и вперёд.

— Понятия не имею. Вон, видишь, поляну освобождают. Вот на ней и будешь плясать.

— Да, как же? Я ж, когда бешеный, ничего не соображаю. А вдруг на людей кинусь, порублю кого.

Кайсай задумчиво, как бы сам себе, тихо пробурчал:

— Или они тебя…

Они замолчали и стали смотреть на снующих, туда-сюда, воинов, готовивших место для показательных боёв. Те, освободив и утащив всё с поляны, стали таскать небольшие плотики, в рост человека по грудь, связанные из стволов осинок, в руку толщиной, и раскладывать их по кругу.

— А, понятно, — высказал свои догадки Кайсай, — тебя в центр загонят, вон, те щиты поднимут, и ты будешь там, как в клетке бесится.

— Да, это то понятно, — нервно махнул рукой Кулик, — непонятно, с кем биться придётся.