— Нет, рыжий, — весело ответила она, сверкнув искрой, своего мимолётного, на него взгляда, — красим мы их.

— Как это?

— Травка тут в степи одна секретная растёт. Вот, её собираем, отвар готовим и красим.

И с этими словами, она, порывшись в перекидной суме, достала небольшой кожаный мешочек. Развязала, понюхала содержимое, зачем-то и протянула его Кайсаю. Тот, осторожно взял мешочек, тоже понюхал, ощущая пряный аромат травы, хмыкнул и протянул обратно.

— А можно ещё спросить? — осторожно поинтересовался рыжий.

— Спрашивай.

— А это правда, что обладательница чёрного рисунка, жизнь отобрать может, запросто так?

Весёлость с лица Золотца, как ветром сдуло.

— Это тебе тоже еги-баба рассказала?

— Нет, — не стал врать воин, — это мне мой учитель рассказывал, а у еги-бабы, он не чёрный, а серый и она такого не может.

— А ты храбрый заяц, — неожиданно жёстко проговорила дева, уставившись в упор на собеседника, — не трясись. Я тоже не могу, а вот Матерь наша, может, но у неё чернота блестит, как масло, а моя матовая, я могу только так.

И не успел Кайсай возразить, мол, не надо, верю, его скрутила судорога, да так резко, что зубы щёлкнули друг о дружку со страшным звоном, отдаваясь гулом во всей голове, а он сам, как только оцепенение спало, чуть с коня не сверзься, чудом удержавшись за стремена.

Золотые Груди хохотала без удержи. Ей стало весело.

— А розовый узор на попе, тоже рассмотрел?

— Не надо, — завопил во весь голос Кайсай и кинулся, от заливающейся смехом девы, прочь…

Перебравшись по броду через очередную реку, на коем, зачем-то, стояла застава с охранением, которая при виде дев, тут же расступилась, как можно дальше от проезжающих, что позволило вслед за девами, проскочить и двум молодцам, без какого-либо допроса, путники наконец вступили на легендарное Дикое Поле. Отъехав от реки, примерно на вылет стрелы, Золотые Груди остановилась, и все путешественники собрались в кучу.

— Всё, — вновь изображая из себя спесивую стерву, подытожила золотоволосая командирша, — мы на месте. Вам туда, — и она указала рукой по дороге, — а нам домой.

— Жаль, — протянул Кайсай, дурачась, — я б в вашей компании, всю жизнь бы ездил.

— Соскучитесь, приходите, — тут же язвительно парировала Золотце, топя своими зелёными глазищами, пожирающего её взгляд, Кайсая, — будем рады вас сварить и съесть.

Девы звонко засмеялись, довольные шуткой своей старшей, молодцы кисло скривились, изображая улыбки. Затем Золотце, молча подкатила к Кайсаю и сделала то, от чего в ступор впали, все без исключения. Похоже, даже те охранники, что стояли на переправе и издали наблюдавшие за странной компанией. Она, вдруг, ухватилась за его шею и впилась поцелуем в губы. Затем отстранилась, оправила задравшуюся бронь и вальяжно проговорила:

— Я привыкла последнее слово, всегда оставлять за собой.

И тут же пронзительно взвизгнув «Я-ху-ю», стрелой, стелящейся к траве, полетела вдоль реки. Её замешкавшееся, на мгновение, сопровождение, взвизгнули тоже самое и понеслись следом. Кайсай и Кулик остались стоять каменными статуями.

— Она меня отравила, — еле слышно произнёс рыжий воин, еле шевеля губами.

— Как отравила? — взвизгнул перепуганный Кулик, ничего не соображая и кинувшийся к Кайсаю на помощь.

— Полностью. Жизнь отравила, голову отравила, сердце, — продолжил еле живой Кайсай и повернувшись к своему попутчику, вопросил, — как ты думаешь, что это было?

— Ну, я, прям и не знаю, — стушевался Кулик, — может влюбилась?

— Я тебя умоляю, Кулик, — вальяжно перебил его рыжий, — эта, может влюбиться только в саму себя и ни в кого больше.

— А что же тогда? — удивился белобрысый.

— Да, хрен её знает? — подытожил разговор Кайсай, — она то, вряд ли, а вот я, похоже, пропал. И ведь, как точно бьёт, дрянь…

Ещё провожая гостей из Терема и напряжённо раздумывая над всем сказанным, пересказанным в Святой роще и за трапезным столом, к Царице степей, воспользовавшись, что та, осталась стоять в воротах одна, в задумчивости, бесшумно подошла Калли и заговорщицки, смотря в ту же даль, что и Райс, проговорила:

— От отца прибыл вестник, Матерь. Он ждёт тебя в рубежном тереме.

Райс, сначала вопросительно взглянула на приёмную дочь, как будто её слова, оторвали от собственных мыслей, и она не уловила суть сказанного, затем, оглянулась и посмотрела на уходящих в Терем «меченных» и встретилась взглядом с Золотцем, стоявшей у крыльца и нахмурив брови, злобно глядела на них с Калли. Царица знала прекрасно, что между Золотцем и Калли, с самого начала, как в их семье появилась чернявая «сестрёнка», её родная дочь, буквально, окрысилась на неё.

Нет, Золотце не чинила против, вновь появившейся «сестры», злые козни и не старалась извести её, но и подругами они не стали, хотя Райс, очень на это надеялась. Калли, в отличии от Золотца, очень старалась, по крайней мере, на её глазах, всячески расположить к себе наречённую сестру, но та, даже при ней, всякий раз, всем видом показывала, своё непринятие новой родственницы, хотя и не проявляя явную агрессию, а скорее, демонстративно игнорируя её.

Все попытки Райс убедить Золотце в необходимости мирного существования с приёмной сестрой и подружиться с Калли, дочь отвечала всегда одно и тоже, мол, воевать она с ней не собирается, но и дружить, извини, не заставишь.

Райс прекрасно знала, что единственным негативным раздражителем для Золотца, была ревность и именно, вот в такие моменты, как сейчас. Молодую золотоволосую воительницу всегда бесило, когда она уединялась с Калли один на один и о чём-то секретничали.

Рой разнообразных мыслей пролетел у неё в голове, начиная с того, что сказала Калли, о тайном посланнике, успев осудить её за то, как она это сделала, до понимания, что надо будет опять поговорить с Золотцем, в качестве воспитательной беседы и даже подумала, а не следует ли боевую Матёрую, как свою ближницу, посвятить во все эти тайны царского двора?

Но, тут же осеклась, ибо она уже об этом думала и пришла к выводу, что лучше будет, если последняя, всё же, останется, пока, в неведении. И это не был связано с недоверием к собственной дочери, а каким-то изначальным порывом, Райс решила оградить Золотце от всего того, что было связано с отцом Калли. Почему? Она не знала. Просто, чувствовала, что так надо.

В результате этой короткой сцены, Золотце, психанув, не стала дожидаться весь кортеж и забрав своих подручных, скоропалительно покинула Терем, ускакав в своё стойбище, а все остальные, во главе с царицей и её приёмной дочерью, неспешно двинулись на встречу с гостем.

Рубежный терем, которым заправляли теперь два брата Велимир и Премысл, с детства выросшие при этом доме и схоронив отца, не стали делить наследство, а взялись за дело совместно, лишь разделив обязанности, кто, за что, отвечает.

Оба оженились, оба детьми обросли, и тем не менее, продолжали жить, как одна семья, занимая приличное пространство в казённом тереме, но несмотря на это, весь большой отряд царицы, разместили, срочно освободив несколько светёлок, что занимали их дети. Притом, сделали это так шустро, что никто, ничего не заметил.

Райс объявила всем, что изволит здесь заночевать, а не просто, отдохнуть и перекусить, тем самым давая команду на обустройство всех остальных сопровождающих.

Дело было к ночи, когда все гурьбой, пройдя баню и общий стол, расползлись на ночлег по своим лежакам. В светёлку к царице постучалась Калли и просунув в дверь свою чернявую головку и получив одобрительный кивок хозяйки, впустила в спальню к Матери клана, мужчину, чужестранной наружности, одетого, как богатый купец.

— Будь здрава, Великая Тахм-Райс, — начал он с сильным акцентом, что сразу, выдавало его слабое знание местного языка.

— Говори по-урартски, — тут же прервала его Калли, на его родном языке, проходя мимо и пристраиваясь на лежак Матери, на котором восседала последняя в полном золотом облачении.