Не боялся он закона «не блядить». Хоть язык и был у него без костей подвешен и отточен, на девках заречного поселения, за что с благодарностью, тут же вспомнил деда, но и придержать он его всегда мог с лёгкостью и вообще, шутки шутками, а когда начинались разговоры серьёзные, язык у него сам отнимался, и он становился тугодумом.
А вот последний закон, «не еть», он побаивался. Особенно испугался, как раз, за гостив у Апити. Когда ничего не мог сделать с этим треклятым органом-губителем, как не старался. И теперь, он с удивлением осознал, что судьба, не просто так провела его через эту «меченную» еги-бабу, а подарила ему, какую-то колдовскую защиту от соблазна.
Он был уверен, что даже, если сознательно его решат провоцировать на нарушение этого закона, как делала это сейчас боевая дева, пусть даже, просто, из баловства, а не со злым умыслом, то он, сможет противостоять, стоит ему, лишь вспомнить о лесной ведьме. Рыжий даже улыбнулся сам себе, по-доброму вспоминая эту голую развратницу, живущую с лешим и про себя, пожелал им счастья и благоденствия.
И эта золотоволосая «меченная», тоже возникла на его пути не просто так. Она, какой-то знак судьбы, и он голову готов был дать не отсечение, что с этой красавицей, их в будущем, что-то будет связывать и очень крепко.
Дева, заметив, что рыжий пристально и вполне со знанием дела рассматривает её колдовские узоры, надменно улыбнулась и столь же высокомерно спросила:
— Что пялишься? Невидаль узрел?
— Почему ж? — запросто ответил воин, — я с этой красотой прекрасно знаком. Только что, от такой «меченной» ведьмы с лечения иду.
— Что за ведьма? — тут же встрепенулась дева, в раз, посерьёзнев, — где ты здесь «меченную» видел?
Кайсай, не чувствуя никакого подвоха, даже несколько удивился.
— В лесу. Она в еги-бабах там сидит. Меня подранили слегка, она подлечила.
И с этими словами он обернулся, показывая ей спину, убирая при этом косу на грудь.
Тонкий пальчик скользнул по шраму и Кайсая, как «нервной плетью» протянули вдоль хребта. Он выгнулся весь, от мурашек, что пробежали табуном, при её прикосновении.
— Только плетью не надо, — простонал он вдруг жалобно, отстраняясь от её рук.
Красавица резко убрала от него руки, но в её взгляде засверкали молнии.
— Как её зовут? — прошипела она сквозь стиснутые зубы.
Этот вопрос, очень не понравился Кайсаю, вернее, та интонация, с которой он был задан, он вдруг почуял явную угрозу своей спасительнице и машинально соврал:
— Не знаю, — и тут же сообразив, добавил, — разве у еги-баб бывают клички? Еги-баба, она и есть еги-баба.
Золотые Груди сделала глубокий вдох, как бы успокаиваясь, после чего, примирительно проговорила:
— Ладно. Проехали.
Только сейчас, рыжий, неожиданно понял, что опять сболтнул, что-то лишнее, и чтобы, как можно скорей уйти от этой сколькой темы, принялся собирать вещи, готовясь к переправе.
Какое-то время, Золотые Груди, ещё постояла возле него, видимо, соображая, продолжить пытать его или не стоит, и решив, что не стоит, отвернулась и быстрым шагом двинулась к своему коню.
Как потом рассказал Кулик, он это испытание, тоже прошёл с честью, но в отличии от Кайсая, исключительно со страха. Он так испугался за свой позор, что предмет позора, панически зашевелился, но не вылезая наружу, а прячась внутрь тела…
Форсировав реку, они так и поехали впятером до самого Дикого Поля. Отряд поляниц, под управлением Золотых Грудей, которую, как выяснил Кайсай у сопровождения, в сёстрах звали по-простому, Золотце, возвращался из некого колдовского Терема, о котором, золотоволосые, хоть и были по дороге говорливы, но замолкали всякий раз, как только о нём заходил разговор.
Совместное путешествие оказалось весёлым, интересным и местами забавным. К общему удовлетворению, все признали, что благодаря хорошей компании, и дорога показалась короче, и время летело незаметней. Все, кроме Золотца, которая ехала впереди, не обращая никакого внимания на спутников и совсем не участвуя во всеобщем веселье.
В самом конце их перехода, после очередной стоянки, толи, само собой получилось, толи, сознательно со стороны золотой стервы, но обычный строй нарушился. Гроза Чёрного Неба со Звездой Летней Ночи, как звали, дев её сопровождения, взяли в оборот Кулика, и весело хохотали впереди, а Кайсай с Золотцем, чуть задержавшись, оказались вместе.
— К вечеру доберёмся, — внезапно начала она разговор, сухо, без эмоционально и командно-высокомерно.
— Уже? — наигранно удивился Кайсай, не зная, что сказать, так как неожиданно почувствовал себя, очень неловко, оставшись наедине с этой обворожительной, надменной сучкой.
— Признайся, Кайсай, когда нас повстречали здорово струхнули? — вдруг, просто и весело, почти, как обычная девка, спросила она, при этом вполне по-человечески, мило улыбаясь.
— Не то слово, — льстиво улыбнулся в ответ воин, явно не ожидая такого поворота в их взаимоотношениях, — ты, что думаешь, я просто так стирать штаны кинулся?
— Да, ладно, тебе, — по-девичьи застенчиво рассмеялась Золотце, — извини, по привычке получилось.
— Да, ладно, тебе, не извиняйся. Нормально всё было.
Кайсай, сначала не мог себе объяснить такую резкую перемену в этой высокопоставленной стерве, но предположил, что ей, просто, надоело ехать молча и что есть силы надувать себя от важности. Она прекрасно слышала все их разговоры и ей до чесотки хотелось принять в них участие, но грёбанное положение, не давало ей морального права, так опуститься.
И тут, она похоже, просто, не выдержала. Ей захотелось общения, хотя, подумал молодой воин, кто эту «меченную» «яйцерезку» знает, что у неё на уме. Но по виду, в ней боролись, именно эти две крайности: предписываемая недоступность в общении и желание общаться.
— Мы страшные, лишь когда закуманены, в поход идём, — призналась она, неожиданно для Кайсая, смущаясь, что выдавал вспыхнувший румянец на щеках, — вот там, лучше не подходи и вас это тоже касается. Это я так, на будущее.
С этими словами, она кивком головы указала на едущих впереди Кулика с поляницами, как бы давая понять, что подобные панибратские отношения, что превалируют сейчас, в будущем будут невозможны.
— Будем иметь ввиду, — ответил Кайсай, любуясь её точёным профилем.
Она небрежно махнула впереди едущей и оглянувшейся деве, мол, давай вперёд, не оборачивайся. Та, молниеносно выполнила команду и даже прибавила ходу.
— А теперь мы такие же обычные, как и вы, и законы блюсти, в общем-то, не обязаны — она тут же уставилась ему в глаза, своими зелёными болотами, затягивающими, как трясина и улыбнувшись, добавила, — а ты, ничего мальчик, мне понравился.
В её глазах блеснули искры, не то стыда за признание, не то эйфории, от собственной смелости. Она заманчиво, мило улыбнулась и рванула вперёд, оставив молодого бердника в полном недоумении.
Кайсай встал, как в копаный и ничего не мог поделать, ни со своим сердцем, выскакивающим из груди, ни со своими мыслями, устроившими кучу малу, ни со своим телом, забившимся крупным ознобом.
Воин не понимал, что с ним происходит. Почему эта дева, так на него действует? Колдовство? Наваждение? Приворот? Он опомнился, когда понял, что уже потерял из виду своих спутников и пришпорив Васу, рванул, благо он был свободен от заводного коня, которого за уздцы вёл Кулик.
Догнав «меченную» красавицу, которая продолжала несколько отставать от основной группы и ища повод для дальнейшего разговора, сказал первое, что пришло в голову:
— Лук у тебя хороший, сразу видно мастера.
— Восемнадцать кусков разного дерева, — не без бахвальства поддержала разговор Матёрая, — таких больше нигде не делают.
— Ого, — восхитился рыжий и бросив взгляд на деву, вновь спросил первое что бросилось в глаза:
— А откуда у вас такой золотой цвет волос, вы что их действительно золотом натираете?
Дева откровенно расхохоталась, притом так заливисто и обворожительно прекрасно, что Кайсай, в очередной раз весь затрясся и чуть не застонал от нахлынувшей истомы и желания немедленно завалить её тут же и сжать в объятиях.
