— Я убью тебя, придурок яйценосный! — завизжала Золотце.

— Не ори, — тут же осадила её Матерь, поднимаясь с земли, — Калли, хватит мохнатку свою проветривать, давай, помогай.

Кайсай стоял, согнувшись и почему-то дышал так, как будто не прискакал сюда из стойбища, а бегом прибежал, притом со скоростью, не хуже Васа. Подбежали девы и подхватив его под руки, потащили обратно к камню. Слева опять запричитала стервочкой Золотце:

— Вот, теперь будешь знать, что терпят женщины, рожая от вас мужланов.

— Дура, — огрызнулся Кайсай, — тебе бы яйца, да, меж камней зажать, вот тогда бы, только и знала, что рожать, лишь бы больше этого не испытывать.

Вторая дева, державшая его под правую руку, захихикала. Кайсай повернулся к ней и мило улыбнувшись спросил:

— Тебя Калли зовут, я правильно расслышал.

— Правильно, — ответила та, по-детски тонким голоском.

— Ах, ты, — зашипела слева Золотце, больно дёргая Кайсая за распущенные волосы.

Рыжий тяжело вздохнул, попросил предков принять его душу и резанул руку в третий раз, между первыми двумя порезами.

— Присягаю Отцу Неба, в походах не татить, — проговорил он скороговоркой, намереваясь, так же скороговоркой проговорить и следующую присягу, но не тут-то было.

Ибо к нему подкрался полный пиздец, с волосатыми ногами. От его объятия у Кайсая, чуть глаза на лоб не вылезли. Всё тело скрючило так, что он забыл, как дышать и нет, дураку, произнести эту присягу с полными лёгкими, хотя, наверное, если бы в них был воздух, то его бы всё равно выбило бы одним ударом.

Наверное, все, какие только были мышцы, скрутила судорога, да, ещё какая и самое неприятное — язык не ворочался и все попытки произнести следующую магическую фразу, оканчивались неудачей. Воздух в лёгких заканчивался. Уже круги поплыли перед глазами. Бердник, собрался из последних сил и заставив себя, как можно медленнее и внятней издавать звуки, проговорил:

— Пьэсэхэу Мээьи Сэо эмъэ э охоэх э аи.

Слава тебе яйца. Мать Сыра Земля, приняла присягу с последней попытки. От блаженства улетучившейся напасти, он расслабился и обмяк на девичьих руках. Всё. Силы покинули его. Девы, поднырнули ему подмышки и молодой бердник повис на их плечах. Голова безжизненно упала на грудь, сил держать её на весу, не было. Все, до одной мышцы, расслабились и на отрез отказывались слушаться.

Только мозг, лихорадочно метался в попытках найти, хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации, а для паники, были все основания. Он, неожиданно для себя осознал, что не только не дышит, но и сердце не бьётся. Тело его умерло! Золотце ещё, дура, орала в ухо, обзывая «прорубным говном», но она, даже не представляла себе, что именно таким, он себя и ощущал, на самом деле. Воля, собранная в кулак, выдавила из лёгких последний воздух, в виде жалкого шёпота:

— Присягаю Святой Воде, в походах не татить.

Резкое возвращение к действительности, стоило обоим державшим его девам, удара лбами друг о друга и это, они ещё удачно отделались. Чуть бы по-другому стояли, он бы им, вообще шеи свернул.

— Я ныне сдохну, — констатировал Кайсай скрючившись и тяжело дыша, обливаясь потом.

— Да, уж быстрей бы, — тут же съязвила Золотце сидя на земле и потирая лоб.

С другой стороны, на земле, сидела голая Калли и тихо плакала, как ребёнок, закрыв лицо руками. Кайсай оглянулся на Райс. Она стояла за его спиной, с лицом полной идиотки. Матерь, чему-то так ликовала, что казалось её лицо, сейчас лопнет от счастья, навалившегося нежданно-негаданно.

— Матерь, — обратился измученный бердник к ней, — может дальше не будем, а?

— Ты, что? — тут же возмутилась царица, буквально, искрясь от восторга, — я такого сильного ответа камня, в жизни не видела! Ты у нас, ещё глядишь, «меченным» сделаешься. Ну ка, давай последнюю присягу, — и она быстро ринулась на Кайсая, с силой разворачивая к камню, а за одно, прикрикнув на дев, — а ну, соскочили, ишь сопли распустили. Матёрые, они называются.

Этот окрик возымел действие. Обе тут же вскочили на ноги и злобно зыркнули на Кайсая, самым естественным образом, во всём обвинив мужлана.

— Давай мальчик, — подбодрила Райс, — дальше, должно быть легче.

Рыжий понимая, что уже не отвертится, хотя это, он знал с самого начала, резанул ладонь, где и так живого места не было, сверху-вниз и пуская кровь шипеть и прыгать, внутренне сжавшись в комок, ожидая чего угодно, проговорил:

— Присягаю, хранить секреты орды, вечно.

Он резко набрал полную грудь воздуха, памятуя о предыдущих реакциях камня и чуть не подавился, потому что, обратно выдохнуть, он его уже, не смог. По башке, как будто чем-то тяжёлым и звонким огрели. Головная боль резанула так, что аж в глазах темно стало, а выдохнуть он не смог потому, что язык резко свился во круг своей оси, сжался и закупорил горло.

Слева заговорил голос Золотца:

— Я, Матёрая Золотые Груди, подтверждаю присягу.

Чуть погодя справа раздался голос Калли:

— Я, Матёрая Калли, подтверждаю присягу.

Боль, вместо того, чтоб к ней привыкнуть, резала всё сильнее и сильнее и Кайсай, уже был на грани потери сознания, когда услышал голос царицы:

— Я, Матерь Райс, подтверждаю присягу.

И с её словами, он всё же потерял сознание, повалился на землю, как скошенный. Хорошо не повалился на раскалённый камень, а столбом рухнул назад, но чуть подвернувшаяся, порезанная нога, крутанула тело, и оно упало на бок, а не на раненную спину. Хотя, всё равно, головой приложился о землю, знатно…

Пришёл он в себя от холодной струи воды в лицо. Она показалась ему блаженством свыше.

— Ещё, — попросил он, валяясь на спине и раскинув в стороны руки.

— Вставай, братец, хватит, а то простынешь.

Голос Золотца был для него, как сладостный голос жизни, при воскрешении из мёртвых. Он приоткрыл глаза. Она стояла прямо над ним и ехидно улыбалась.

— Ты кто? — придурковато поинтересовался он, задирая рукой подол её накидки и заглядывая под него.

— Скотина ты, мужланная, — зло выругалась она, отдёргивая накидку и уходя от него, — надо ж угораздила братца, урода на всю голову, получить.

— Сестрёнка, подожди, — продолжал юродничать рыжий, но при этом сел, потряс головой и огляделся.

Золотце, с ковшом в руках, направлялась на своё место. Матерь, что-то колдовала с лицом Калли. Похоже, у той бровь была рассечена. Левая ладонь, зажатая в кулак, тукала пульсом. Вся рука по локоть, была в крови. В правой ножа не было. Оглядел парез на ноге. Он уже не кровоточил. Кряхтя, как старый дед, поднялся на ноги. Голова закружилась, но тут же постепенно успокоилась. Золотце, уже устраивалась на своём лежаке, когда он спросил:

— А мне можно накидку? — показывая рукой на то, что в отличии от них, он ещё голый.

— Бери любую, — ответила равнодушным тоном Золотце, указывая на пустые места.

Кайсай, действительно, нашёл на пустом месте, рядом с Золотцем, сложенную тряпку и стал пытаться одной рукой в неё закутаться.

— Да, не кутайся ты, — послышался голос Райс, подходящей со спины, — а то накидку измажешь. Крови в тебе, как с хорошего поросёнка. Дай сюда.

Она отобрала у него тонкую тряпицу, схватила изрезанную руку и начала над ней колдовать. Глаза её мгновенно стали масляно-чёрными и кровь, сочившаяся из ран, разом загустела, перестав течь, вскипела и стала матово-чёрной. По всей руке разлился холод, будто она отнималась и усыхала.

Затем, глаза царицы, столь же резко, стали небесно-голубыми, засветились странным колдовским светом, и она, несколько раз провела по ранам указательным пальцем, как бы стряхивая засохшую и превратившуюся в пыль кровь, и та, действительно, слетала облачками чёрной пыли с ладони, оставляя под собой, только белые рубцы молодой кожи. Тоже самое, проделала с порезом на ноге.

Наконец, процедуры первой помощи пострадавшим были завершены. Пострадавшими оказались все. Во-первых, ладони порезаны были у всех четверых и Райс, по очереди, лечила каждую. Когда они умудрились порезать себе ладони, Кайсай естественно не понял.