Она замолчала, грустно смотря на воина, которого нещадно дёргали за волосы, стараясь их расчесать. Кайсай хотел кивнуть головой, в знак согласия, это было бы более подходящим жестом в сложившейся ситуации, но процедура, которую над ним совершал Шахран, не позволила этого сделать, поэтому, ему пришлось отвечать голосом:

— Хорошо, Матерь, — проговорил он тихо, — если встретится такая, то я передам ваши слова.

— Ну, вот и ладушки, как любит поговаривать наш Агар, — довольно закончив с этой темой, она принялась устраиваться по удобней на лежанке, замолчав и с интересом следя, за преображением её гостя.

Шахран работал не спеша. Он больше не дёргал за волосы, а лёгкими, приятными прикосновениями мыл и одновременно расчёсывал, поддавшиеся, наконец, патлы рыжих волос. Некоторое время спустя, он закончил и отстал от Кайсая. Правда, то что он закончил, рыжий понял лишь по фразе царицы:

— Спасибо, Шахран. Ты свободен.

Тот, что-то ещё по шуршал за спиной воина и зашаркал ногами по песку, удаляясь. Только теперь Кайсай смог оглянуться и с удивлением обнаружил, что в бане никого нет! Все пологи пусты! Воин повертел головой во все стороны и понял, что во всём шатре осталась лишь царица, Золотце и смуглая незнакомка, то есть только те, кто был перед ним. Кайсай вопросительно посмотрел на Матерь. Та, продолжала следить за уходящим Шахраном и только, когда евнух скрылся, обратилась к Кайсаю:

— Ну, а теперь поговорим о тебе, — тон её стал серьёзный и деловой, — Кайсай, мальчик мой, тебя не удивило то, что, выиграв поединок и пройдя испытание, атаман даже не заикнулся о твоей присяге себе любимому?

— Нет, — так же серьёзно ответил воин и перефразируя объяснения Олкабы, монотонно проговорил, как заученное, — я, прекрасно понимаю, для того чтобы попасть в личное расположение верховного атамана, требуется не только воинское мастерство, но и проверка приближённого, как человека.

— А причём тут приближение, — удивилась Райс, — я говорю об обычной воинской присяге, подведение воина под законы. Ты ведь, до сих пор, вольный. Приближённые, это приближённые, а воинская орда, это воинская орда. Приближёнными становятся со временем, лишь те, кого приближают, а воином орды, становится любой, доказавший свою пригодность для этого и скрепив своей кровью, принятие на себя законов.

Кайсай, даже как-то растерялся, не находя, что сказать.

— И что бы это значило? — неуверенно спросил он, уставившись на царицу.

— Только то, что он тебя в свою орду не возьмёт, — она сделала паузу, внимательно следя за его реакцией.

Видимо, реакция панической растерянности, что расползлась на лице молодого бердника, ей понравилась и она пренебрежительно улыбнулась.

— Я тебя, у него отобрала, — не без гордости и бахвальства заявила Райс, встряхнув роскошной шевелюрой и откидываясь на подушки, — нет, даже не так. Я вырвала тебя у него зубами.

— Что за бред? — замотал головой непонимающий Кайсай, — вы что решили из меня второго Шахрана сделать?

Райс улыбнулась, незнакомка слева улыбнулась, а Золотце, залилась звонким, заразительным смехом, упав лицом в мех, задрав стопы ног и брыкаясь.

— Я, поражаюсь, — усмехаясь, проговорила царица, — нет, я предполагала, конечно, что ты много не знаешь, а ты, вообще, ничего не знаешь, похоже. Кайсай, тебя чему там это старый пьяница учил?

— Убивать, — резко и грозно рыкнул молодой бердник, ибо ему было не до смеха, с Шахрановой перспективой.

Это произвело впечатление. Смеяться и улыбаться, все, как одна, прекратили.

— Кайсай, — примирительно и успокаивающе проговорила Райс, — я такая же верховная правительница, как и Агар.

— Выше, — тут же поправила её Золотце, как бы констатируя факт.

Матерь взглянула на неё и через короткую паузу, подтвердила:

— Даже выше, по власти. Поэтому, у меня, тоже есть личные «особые» орды и не только эта, — она указала пальцем одной руки на Золотце, — и эта, — тут она указала пальцем другой руки на незнакомку, — но и бердники свои, тоже есть и не только они. Притом, если у Агара бердники с берсеркерами элита его воинства, то мои, элита над его элитой.

Кайсай задумался, понимая, что такие предложения, просто так, не делаются, но всё же, у него было слишком мало информации о Райс и её воинстве, а то, что была, была исключительно негативной.

Продолжая анализировать, бердник, каким-то внутренним чутьём, вдруг понял, что попал он крепко и уже не сможет отказаться, ему этого, просто, не дадут сделать. Его не выпустят из этого леса живым.

Но какая же Райс самоуверенная? Неужели она не понимает, что здесь и сейчас, при наличии угрозы его жизни, он их переломает, как соломенных кукол, и сделает всё, от него зависящее, чтобы выкарабкаться отсюда живым. И никакое колдовство им не поможет, они, просто, не успеют им воспользоваться, но тут же вспомнив «нервную плеть» и моментальную судорогу, которую ему уже продемонстрировала Золотце и вспомнив о возможностях самой «меченной» царицы, сразу сник, спрятав свою самоуверенность подальше.

Бердник посмотрел на Матерь и увидел, что она обеспокоена, будто и в правду читает его мысли. Рыжий решил проверить свои предположения:

— Я так понимаю, что отказаться уже не могу? — проговорил он медленно.

— Можешь, — ответила Райс, но уже настороженно, взволновано и скрыть это, у неё, не слишком хорошо получалось, — только позволь узнать, почему?

— Я слишком мало о вас знаю, а внутреннее чутьё подсказывает, что меня засовывают в какую-то жопу.

— Согласна, — так же хмуро и жёстко ответила царица, — но палка о двух концах, Кайсай. Прежде чем дать тебе о нас что-то узнать, я должна быть уверена в том, что это останется между нами и никуда на сторону не уйдёт.

— Согласен, — в той же манере подтвердил бердник, — но, как вы это сделаете, отрежете мне язык?

— Нет, — усмехнулась она, — язык — это оружие. Именно твой, хорошо подвешенный язык и заинтересовал меня, в первую очередь.

— Опять не понял, — замотав головой, как упрямый бычок, насупился рыжий — царица, я буду с тобой откровенен. Дед всегда меня учил бояться непонятного. То, что непонятно — опасно.

— Так вот в чём дело, — вдруг радостно воскликнула Райс, хлопнув ладонью о полог, — а я и забыла совсем, чей ты ученик. А ведь и вправду, ну, копия Дед, — продолжала она, уже чему-то откровенно веселясь и обращаясь к Золотцу, продолжила, — тому, бывало, пока не разжуёшь до состояния жидкой каши, всё бычится, да, артачится. Ну, копия Дед, смотри-ка, а, — закончила она в приподнятом настроении, указывая своим девам на Кайсая рукой.

— А в чём он не прав? — обиделся было молодой воин, — дед говорил, что соблюдение, именно, этого правила, позволило ему прожить столько лет и вылезать из любого дерьма чистеньким.

— Ну, допустим, не всегда чистеньким и не всегда вылезать, но не буду спорить, в чём-то он был прав. Хорошо. Давай договоримся так. Я подумаю, что и как тебе о нас рассказать, чтоб и ты, от нас не шарахался и секреты наши в целости остались, пока, ты, не примешь решение, а ты, взвесив всё, подумаешь над моим предложением, — но тут она замялась и взглянув на молодого бердника, умоляющим взглядом, закончила, — только обещай, что подумаешь. Кайсай, ты мне очень нужен, притом лично мне, для одного, очень опасного и очень, для меня, важного поручения.

— Вот, — вдруг ожил рыжий, становясь прежним балагуром, — это уже интересней, а то ишь, в сестрёнки они решили меня определить.

Райс с незнакомкой опять улыбнулись, а Золотце, неожиданно резко сев, подхватила его зубоскальство «ответкой»:

— Кайсай, ты сначала, вот это заимей, — и она, выпятив грудь вперёд, потрясла руками оба шара своих увесистых молочных желез, — а потом ко мне в сестрёнки набивайся.

— А на кой ты мне сестрёнкой-то нужна, — наигранно «отбрил» её рыжий, — вот, в качестве бабы на лежак, я ещё подумаю, — и он демонстративно почесал затылок, как бы раздумывая.

— Матерь! — взвизгнула молодая Матёрая, — давай, я его, лучше, сразу убью, чтоб не мучится.