Волосы их, сверкающие золотом, были распущены и из-за этого, они изменились до неузнаваемости, превратившись из дев, в нечто нереалистичное, сказочное. Кайсай не узнавал ни одной, хотя он уже видел с десяток приближённых, и они, наверняка были среди этих совратительниц. К тому же, сюда только что прибыла, та самая Ветерок, которая встречала его у входа, но он и её не находил среди гор, обнажённых тел.

Только когда Райс, подвела его к своей лежанке, Кайсай, всё же узнал одну из них — Золотце. Он сразу обратил внимание на её персону, потому что, эта дева, единственная, кто на него не смотрела, не улыбалась и не елозила на своей шкуре. Она, просто, лежала на животе и уперев руками голову, тупо смотрела вперёд. Сначала, он загорелся желанием поздороваться, но видя, что та, всячески старается показать всем своим видом, что не только не знает его, но и не видит в упор, решил воздержаться, переключив всё внимание на царицу.

Прямо перед её лежаком, на земле, валялся огромный мешок, на который Райс, жестом предложила ему сесть. Он сел. Мешок оказался очень мягким, почти пушистым. Кайсай с изумлением помял его руками, но так и не смог определить, чем он набит.

Царица разлеглась на своей шкуре, на которую были набросаны похожие подушки, как та на которой он сидел, только размером поменьше и приняла положение в полуобороте, сдвинув колено вперёд и прикрыв своё царское бесстыдство. Распущенные волосы забросила за спину и мило улыбаясь, стала внимательно рассматривать, сидевшего напротив неё, молодого мужчину.

Справа от царицы, не меняя позы, возлегала Золотце, выпятив вверх аппетитную попку, слева черноволосая дева, для Кайсая была незнакома, но тоже хороша, до безобразия хороша. Её точёное и хрупкое тело, в отличии от всех остальных, было исписано удивительными нежно розовыми узорами, такими, какими была расписана попа Золотца и самой царицы, только у этой, розовым было расписано, абсолютно, всё тело, до самого лица. Внимательно рассматривая чернявую в целом, а не только розовую роспись, молодец поймал себя на мысли, что эта дева нездешняя, притом, похоже, вообще, не степных народов.

Черты лица, выдавали в ней далёкую чужестранку. Огромные чёрные глазища, на кругленьком личике. Чёрные ресницы, как опахала машущие при каждом подёргивании глаз. Такие же чёрные брови на весь лоб. Нос шире чем у местных и длиннее. Пухлые губы, на, в общем-то, худом лице. Скулы не выпирают, как у Золотца или Райс. Талия тонкая, как ствол осины, а два увесистых шара упругих грудей, с нереально чёрными сосками и ореолами вокруг них, вообще делали её не настоящей.

Но главное — цвет её кожи. Она у неё, не была белая, как у Золотца и не была смуглая, как у тех двух ускоглазых красавиц, что встретили его на краю леса. Цвет её кожи, был, какой-то, средний между ними. Именно из-за этой особенности, её розовые завитушки, обладали повышенной контрастностью и сразу бросались в глаза.

— Что, молодец, нравлюсь? — буквально пропела завораживающим голосом эта дева, видя, как его взгляд, слишком долго и подробно её разглядывает, и с обворожительной улыбкой, чуть ли не простонала, — хочешь меня?

Кайсай встрепенулся, тут же отмечая про себя, что в этом «гадюшнике» не только за языком следить надо, но и за глазами, руками и вообще, за всем вместе взятом. Он тут же собрался с мыслями и мило улыбнувшись, ответил:

— Не хочу. Во-первых, я сыт, а во-вторых, красавица, в отличии от тебя, я не ем человечину, даже такую привлекательную с виду.

Окружение брызнуло сдержанным смешком, что говорило об их общем настрое позубоскалить с этим наглым, но милым рыжиком.

— Кайсай, мальчик мой, — не удержалась всё же, язва Золотце, как не старалась, и подражая интонацией своей царице, тут же влезла в разговор, — с чего ты взял, убогий, что ты здесь придёшься по вкусу? Мы таких вонючек, как ты, не едим.

— Золотце, девочка моя, — тут же передразнил её рыжий, не давая зрителям отреагировать на её зубоскальство, — да, коли ты ручками своими белыми, меня везде отмоешь, да, отскоблишь, я и вонять перестану, а ежели, ты ещё, меня и оближешь с ног до головы своим язычком длинненьким, глядишь и убогость поправится.

— Фу! — раздалось со смехом из-за спины.

Кайсай оглянулся и увидел, что уже все с дальних лежанок, подтянулись к нему за спину и создали большую зрительскую аудиторию, продолжая извиваться уже стоя.

— Ого, сколько желающих на моё дохлое туловище набежало, — продолжил ёрничать рыжий, — Золотце, ты какую часть меня есть будешь?

— Язык, — почти прошипела дева.

— Ну, вот, а я для тебя, свою ляжку, по мясистей, завещать хотел.

— Кстати, — как бы опомнилась царица, переходя из лежачего положения в сидячее и два раза хлопнув в ладоши, смотря куда-то за спину Кайсая, — Шахран, займись-ка нашем гостем, приведи его волосы в порядок, а то я, уже без слёз, на это, смотреть не могу.

Сзади к Кайсаю кто-то подошёл. Рыжий оглянулся и в вызванном Шахране, признал своего провожатого. Тот, поставил на землю за его спиной широкую кадку с водой и заискивающе проговорил:

— Сиди спокойно, повелитель, я помою тебе голову.

— Валяй, — разрешил Кайсай, уже вошедший в раж и раз его, называют повелитель, значит он повелителем и будет.

Шахран начал аккуратно расплетать его косу.

— Кайсай, — взяла инициативу Райс в свои руки, прерывая на корню зубоскальство подчинённых, которых прямо распирало накинуться на молодого и наглого, и тем самым переводя разговор в серьёзное русло, — так ты не утолишь моего любопытства по поводу Апити?

Кайсай аж вздрогнул, услышав это имя. Он точно помнил, что не называл его. «Ещё одна ведьма», — подумал Кайсай, но этот его не произвольный испуг, выдал его с потрохами и Райс, даже заметно заволновалась, но только на миг.

Рыжий молчал, смотря в землю и ругаясь про себя, всеми ругательствами, которые он знал, но раз, дал себе слово лучше сдохнуть, чем жить с позором, решил, как и раньше, молчать. Райс, видя, что отвечать он ей не будет, наигранно разочарованно проговорила:

— Жаль, — и сделав небольшую паузу, язвительно, еле слышно сказала, — мне помнится, что ты обещал выполнить одну мою просьбу.

«Вот, сука», — выругался про себя Кайсай и встрепенувшись злобно зыркнул на коварную повелительницу.

— Ой, — тут же наиграно отмахнулась от его взгляда Райс, — да, не смотри ты на меня зверем. Я хотела попросить тебя о другом, — как будто читая его мысли, начала она грустным и даже, каким-то, виноватым тоном, как бы оправдываясь, — понимаешь мальчик, мы с Апити, когда-то были лучшими подругами.

Она остановилась и грозно глянула на зрительниц, стоящих за спиной Кайсая, давая кивком головы, им знак. Воин услышал лёгкий шорох шагов и понял, что представление закончилось и зрители покидают зрелище. Тем временем, Шахран расплёл косу и принялся, аккуратно, мыть и при этом старался расчесать рыжий, вредный волос, в жизни не знавший гребня.

Кайсай не мог посмотреть, что у него происходит за спиной, так как евнух, держал его за волосы так, что повернуть голову, даже чуть-чуть, было невозможно. Молодого бердника напрягла подобная скованность и он уже лихорадочно принялся перебирать все возможные варианты противодействия, но Райс, дождавшись исполнения своего повеления, продолжила:

— Она была моей единственной лучшей подругой, до тех пор, пока я не увела у неё из-под носа, моего будущего мужа, — она несколько ударов сердца молчала, после чего зловеще, как показалось Кайсаю, закончила, — и убила его.

Царица вновь остановилась, внимательно посмотрев на Кайсая.

— Когда я увидела на твоей спине её руку, вдруг, нахлынуло… Мне до сих пор, нестерпимо стыдно, за свой поступок и очень сожалею, что так получилось. Я, просто, хочу попросить у неё прощение. Знаешь, с годами на многое начинаешь смотреть по-другому. Поэтому, я, прошу тебя, молодой бердник Кайсай, если встретишь её, а я, почему-то, уверена, что ты её ещё встретишь, попроси за меня прощение, пожалуйста.