- Мой отец был ужасным человеком.

Я смотрела на него. Это заявление было не внезапным, не взятым будто бы из воздуха, и оно словно разрушало весь его мирок – а он всё так же отмерял кислоту, словно вообще ничего не случиилось.

- Что?!

- Мой отец. Он был просто ужасен. Никогда не заботился ни о ком, кроме себя самого, - его речь звучала абсолютно спокойно, но гнев плескался где-то в глубине души, прячась за слоями слов, словно он давно уже подавлял это чувство, а оно всё рвалось на свободу. – И он точно знал, кого хочет видеть вместо тебя – и наказывал, пока не изменишься. А я никогда не был тем, кого он хотел видеть на моём месте.

- Фицрой… - я понятия не имела, что должна ему сказать, ведь не знала его достаточно хорошо, чтобы не согласиться. – Даже если ты в этом уверен, это ещё не означает, что это правда…

- Конечно же, это правда, - он говорил это так спокойно и так равнодушно. – Он хотел, чтобы я был его настоящим сыном. Реальным наследником. Но я не мог им стать – и тогда он мечтал, чтобы меня и вовсе не существовало. Но и этого я сделать не мог. Определись он, чего желал больше, то совершил бы это, но он менял своё мнение по нескольку раз на день. И даже если б я делал то, что он хотел, я бы никогда не успевал за его мыслями –он ведь менял решение каждую секунду.

- Ты – настоящий сын.

Он рассмеялся.

- Я ведь уже говорил тебе, Фрея, что всегда должен был делать что-то, чтобы люди пытались меня принять. Я ведь угроза. А если б у моего отца был настоящий сын, я б стал угрозой и для него. А если б его не было, я был бы угрозой для всех остальных… Будь я слишком серьёзен, я бы превратился в сплошное разочарование. Легкомысленен – не доказал бы им, что имею честь быть его сыном. А ещё у меня никогда не могло быть своего мнения, если оно не соответствовало с его собственным, и я должен был отбрасывать его каждый раз, как он требует. Каждую секунду своей жизни я пытался соответствовать – а ведь даже не знаю, кто я. И в итоге, это всё так бессмысленно…

Я не знала, как ему помочь – хотела, но не могла.

- А твоя мать? – спросила я.

- Понятия не имею. Её словно и вовсе не было в моей жизни, и мой отец… Просто хотел её забыть.

- А что с нею случилось?

Он только быстро пожал плечами.

- Она ушла – это всё, что кто-либо мог мне сказать. Я, конечно, узнал о ней совсем немного, когда сам искал, но… - он вздохнул. – После всего этого я его любил. Всё ещё мечтал о его одобрении. А теперь он мёртв, как и все остальные, и теперь уже…

Он покачал головой.

- Он спрашивал меня раньше, хотел ли бы я когда-нибудь стать королём. А я не знаю, хотел ли на самом деле править. Но будь я королём, может быть, тогда он наконец-то одобрил бы меня? Да, да, я хотел. Иногда это было моей единственной целью. Но я не боролся за власть, у меня не получалось сражаться… Просто это значило что-то раньше… А теперь и этого не осталось.

- Мне так жаль… - этот импульс казался слишком сильным, чтобы я могла воспротивиться. Я протянула руку, касаясь его ладони. Он смотрел на мои пальцы – как и я, - и я чувствовала жар его тела.

А после Фицрой отступил, потянувшись за следующей кислотой, и моя рука безвольно упала.

- Ну, а что ж ты? Готова к завтрашнему дню?

Я закрыла глаза.

- Я к завтрашнему дню вообще никогда не буду готова, - мне тоже следовало быть честной, но казалось так сложно оставаться правдивой – учитывая то, насколько эгоистичным мне всё это казалось. – Я чувствую себя будто какой-то воровкой… Они будут смотреть меня и ненавидеть за то, что я тут, когда все те, о ком они заботились, давно уже отошли в мир иной.

- Нет, не будут, - покачал головой Фицрой. – Только не завтра. Завтра все их мысли будут сконцентрированы на них самих и их огромном горе, так что они не станут ненавидеть тебя за это.

- Но ведь я буду там! Прямо у них на глаза, королева, что занимает чужое место, когда не может… - я взглянула на него, чувствуя свой испуг. Я не сказала, конечно, что я не настоящая королева – не произнесла этого вслух. Но Фицрой лишь покачал головой.

- Если люди не будут тебя знать, они завтра тебя даже не заметят. Уж поверь. И если даже заметят – сил на ненависть у них не останется, а никто по-настоящему присматриваться не будет.

- Люди всегда присматриваются.

- Да, обычно они это делают – но сегодня совсем не тот день. И завтра тоже.

- Я всегда думала… - я запнулась, пытаясь собраться с мыслями. – Мне казалось, что тебе было бы всё это очень легко и просто. Мне всегда казалось, что ты…

- А мне казалось, что это должно быть легко для тебя. Никто на самом деле не думает о том, что происходит с человеком.

- Я думаю, - возразила я яростнее, чем хотела. – И мой отец… Люди, которые помнят мою мать, то, какой она была прекрасной. Я чувствовала их взгляды на себе всё это время, и мне не хотелось быть частью этого! Мне просто хотелось запереться здесь и остаться наедине с наукой…

- Но ты ведь заставила себя попробовать?

- Нет, это скорее мой отец заставил меня, - выдохнула наконец-то я. – На самом деле я хотела сбежать и учиться, стать учёным… Совершать далеко-далеко открытия. Но теперь всё это невозможно.

- Ты могла бы… - тихо промолвил он.

- Нет, не могла. Ведь теперь я должна быть королевой, и если я не удержу за собой трон…

- Ты могла бы! – настойчиво повторил он. – Если б ты убежала далеко-далеко, за моря, если бы сменила своё имя и никогда больше не упоминала о своей жизни – о прошлой жизни. Они сделали бы королевой Мадлен Вольф, и до той поры, пока бы ты не появилась вновь на арене, они бы просто позабыли о тебе…. Особенно те, что, вероятно, не могли не найти тебя. Ты просто могла бы уехать.

Эта возможность никогда не приходила мне в голову. Да, я действительно могла сбежать на материк, далеко-далеко отсюда. Исполнить все свои мечты в одночасье… Но одна мысль об этом была не такой прекрасной, как мне казалось. Я просто почувствовала новый прилив напряжения и тревоги, ощутив возможность совершить то, на что я прежде даже и не надеялась. Этот план – план Фреи недельной давности, а от неё теперь не осталось и следа, равно как и ото всех мечтаний. Я не могла уйти. Не могла просто взять и оставить тут всё на произвол судьбы.

- Я не уйду, - прошептала я.

В лаборатории вновь воцарилась тишина, а после он так тихо, что я почти не слышала, пробормотал:

- Хорошо…

Пятнадцать

Мы были у реки, когда взошло солнце.

Все дворяне расположились вдоль берегов, нарядились во что-то жёлтое – символ весны и солнца. В рассветных лучах особенно ярко сверкали драгоценные камни.

Остальные выстроились вниз по течению руки. Толпа всё увеличивалась и увеличивалась, и люди почти что стояли в воде. Многие сжимали в руках флаги и плакаты, помеченные звёздами короля Йоргена, вот только некоторые из них были сшиты из обрезков старой ткани. Вдоль берега блуждало несколько недобросовестных торговцев – они всё предлагали продать волос короля перед его последним шествием, - а какие-то глупцы подбрасывали в воздух счастливые монеты.

И мёртвые на воде в сотнях деревянных лодок. Одни – простые, другие – с резными фигурами на боках, именными гравировками и просто изображениями гербов. А у самых богатых лодки больше походили на странных лебедей с изогнутыми шеями, на хвосты русалок или какие-то крылья, а шелка, в которых они лежали, были достойны лучшего, чем могилы.

Король и королева оказались в одной лодке, на драгоценных камнях – драгоценностях, которые должны будут утонуть. Люди бросятся в реку, стоит только закончиться похоронам, ведь даже один камень может прокормить семью на много лет вперёд. Люди будут за них сражаться, будут тонуть в реке, лишь бы отыскать хоть один.

Пустая трата времени. Пустая трата денег. Пустая трата жизней.

Я взглянула на Фицроя. Мы стояли на деревянной платформе на краю берега, в нескольких дюймах от королевской лодки, от тела его отца, но он туда не смотрел – пристально глядел на деревья по ту сторону реки, сжимая челюсть.