Арин повторил свой вопрос:

— Где она?

Скрепя сердце, принц ответил:

— Она ещё не уехала.

— Что? Куда?

— Спроси её. Она тебе расскажет... однако добавлю, что я был против. — Рошар кивнул в сторону своей палатки-шатра.

Но стоило Арину немедленно двинуться в ту сторону, как ему на плечо жестко опустилась рука принца.

— Арин, она придумала хороший план.

Арин сбросил его руку и пошёл дальше.

Он нашёл её сидящей на кушетке Рошара. Девушка зашнуровывала высокие валорианские сапоги. На ней также были штаны — штаны шпионки. Кестрел туго перетянула грудь. Её живот, плечи и руки были голыми. В мерцании света лампы девичья кожа отливала тёмным золотом.

Она слышала, как он вошёл, но головы не подняла, коса свисала вниз тяжелой плетью, перекинутой через одно плечо. Коса слегка качнулась, когда Кестрел дёрнула за шнурки, обвитые вокруг крючков сапог, и затянула их. Когда она потянулась за валорианской туникой и курткой, лежавшей на кушетке рядом, Арин заметил линии, рассекавшие плечо и огибавшие девичью шею. Кестрел замерла... неужели она услышала боль в биение его сердца? Или то, как он сглотнул, вспомнив, как впервые увидел эти шрамы, словно родившиеся в кошмарах, и в его воображении промелькнула вереница вариантов их появления.

Кестрел встала и повернулась к нему спиной. Как раз перед тем, как она натянула тунику через голову, он успел разглядеть весь лабиринт шрамов — белых, заживших. Она надела куртку землистого цвета. Вся одежда принадлежала шпионке и предназначалась для того, чтобы можно было слиться с лесом.

— Кестрел. — Его голос прозвучал хрипло.

Она повернулась к нему лицом и поведала свой план. Когда он начал спорить с ней (он даже не слышал сам себя, сердце бешено колотилось, кровь отлила от лица), она просто ответила:

— Доверься мне.

Он ей доверял, он так и хотел сказать, а потом понял, почему не произнёс этого вслух: он просто не мог и не хотел, раз это означало отпустить её вот так.

— Нет.

Теперь и она разозлилась.

— Нельзя же держать меня в клетке.

— Я не... — Но он совсем не это хотел сказать. Даже несмотря на неправильность происходящего, он не мог представить, как вот так запросто её отпускает. — Это слишком опасно.

Кестрел пожала плечами.

— Почему ты так отчаянно хочешь рискнуть своей жизнью? Тебя уже схватили однажды. Ты тоже совершаешь ошибки. Ты пытаешься доказать, кто ты есть?

— Нет.

— Пытаешься таким образом наказать меня?

— Нет.

— Я знаю, что заслужил, но...

— Дело не в тебе.

— Тебя схватят!

— Я так не думаю.

— Тебя убьют или и того хуже. Я не смогу...

— Нет, ещё как сможешь. Иначе нельзя.

— Почему?

— Потому что это я. — Её глаза заблестели от слёз. — Вот какой я всегда была.

Ему хотелось возразить ей, что она ошибалась. Он мог бы сказать ей, что она вспомнила неверное, и на этот раз лжецом стал бы он.

— Я хочу быть похожей на прежнюю себя, — сказала Кестрел.

Нет, не хочешь, убеждал он себя, ему претила сама мысль, что она думает о себе, как о двух людях. И совсем себе не нравилась. У него засосало под ложечкой.

— Неужели только я должна переживать? — спросила она. — Как я переживала, когда ты ушёл в море. Как я буду переживать завтра. И каждый день после. Ты можешь волноваться за меня, как я волнуюсь за тебя.

Он посмотрел на свои руки — они дрожали.

— Доверься мне, — повторила она.

Она чувствовала страдание в его страхе, отчаянную уверенность, что он вновь её потеряет. Он был почти в этом уверен. Арин доверился своему страху. Он управлял им, как и бог.

— Арин.

Он посмотрел ей в глаза. Они были одновременно знакомыми и незнакомыми... яркими, такими, как он их помнил, знакомые до мельчайших деталей, и в то же время с тайной, притаившейся в сознании, которую он вряд ли когда-нибудь разгадает. Арин увидел (и это познание взломало его раковину страха), что смерть не единственный способ потерять её. Он потеряет её, если сейчас не отпустит. Он ей не доверял. Он ей не доверился. И все же он понимал, что существуют некоторые вещи на уровне чувств и иные, которые можно почувствовать, если сделать правильный выбор, и выбор их не обесценивает.

— Так ты доверишься мне? — спросила она.

Он сделал выбор.

— Да.

Кестрел шагнула в его объятия. Арин нежно взялся за веревочку, вплетённую ей в волосы. Он тонул. Он уже был довольно глубоко. Он забыл, как дышать.

А потом его лёгкие раскрылись, и его разум прояснился и успокоился.

— Вернись ко мне, — пробормотал он.

— Обязательно.

Глава 25

Ехать было тяжело. Пришлось пригнуться к самому седлу, пустить лошадь галопом и скакать по главной дороге прямо от поместья Эрилит на юг. Перед мысленным взором стояла карта. Кестрел вновь, будто воочию, видела неровную пометку, обозначающую лес в двух лигах от лагеря генерала. Рошар принес ей карту вместе с жетоном шпионки.

И вот теперь: топот копыт. Вся шея лошади взмылена. Тусклый лунный свет. Почти не видны трещины и ямы в земле. Если лошадь, скачущая в таком темпе, споткнется, то раздробит себе кости. Сбросит всадника, и Кестрел сломает шею о булыжники на дороге.

Девушка ногами вцепилась в бока животного. У неё есть всего несколько часов до рассвета, и тогда уже ей ни за что не выдать себя за шпионку.

По обе стороны от дороги мелькали чёрные деревья. У Кестрел пересохло во рту. Губы от пота покрылись солью.

Она вспомнила, как рука Арина скользила вниз по её косе. Как он посмотрел на неё.

Деревья, которые, казалось, бесшумно рушились у неё за спиной, резко сменились травой, пока она мчалась вперед. Вот лошадь уже неслась вдоль луга. У девушки возникло такое ощущение, будто она едет по чёрному морю.

Пятно деревьев в отдалении. Запад.

Кестрел сошла с дороги. Темп замедлился. Девушка галопом промчалась по лугу в сторону западного леса. Потом она припустила лошадь прогулочным шагом, ощущая лодыжками, как вздымаются и опускаются лошадиные бока.

Ветви висели низко, приходилось нырять. Следить за коленями. Деревья росли близко друг к другу, ни одной хоженой дорожки. Зрение находилось в постоянном напряжении, чтобы отличить одну тень от другой. Кестрел выбрала путь через лес, пока имело смысл ехать верхом.

Стоило Кестрел спешиться и привязать лошадь (рядом не было слышно плеска воды и это было ужасно, ей совершенно не хотелось оставлять лошадь, вот так, со взмыленной шеей и пропотевшей шкурой), как она впервые ощутила это. Медленно подступал страх, тяжеловесный, как горе... заставивший её понять, что страх был тоже своего рода горем, потому что она не могла быть больше этого страха. Когда она стояла перед Арином, то верила, что может быть лучше, чем раньше, и настаивала, чтобы он ей доверился. Когда она, наконец, поняла, что он и правда ей доверяет, её конечности налились жаром, стали тяжёлыми.

Но вот чем это закончилось: она в одиночестве идет через лес и страшно боится.

Кестрел помедлила, запрокинула голову и посмотрела на остроконечные звезды.

«Увидишь, какие они храбрые», — всплыл в памяти шепот отца. Кестрел была очень юной, когда он сказал это. Но воспоминание до сих пор было таким чётким. А эти звезды — чем-то вроде солдат, которые встали и сражаются.

Порыв гнева.

Даже от звёзд.

«Не стой здесь, сказала она себе. Спеши».

Кестрел ступала между деревьями. Её дыхание царапало горло. Она перестала обращать внимание на чувства и сосредоточилась только на метке на карте, до которой нужно добраться, пока не рассвело.

Шёл час совы. Последний виток ночи, время для охоты перед началом нового дня.

Кестрел сбавила темп. Ноги подкашивались. Она отпила из фляги, ремень которой был перекинут через одно плечо и грудь. Прополоскала полость рта и сплюнула. Травмированное колено слегка пульсировало, но она осознала (что любопытно, как-то отстраненно) — тело её окрепло. Несколько дней верховой езды помогли стать ногам сильнее. Ей нравилось снова обрести возможность бегать.