— Это правда, — сказала она. — Ты никогда не веришь, когда я это говорю.

Фитиль лампы вспыхнул искрами. Значит, скоро лампа погаснет.

— Я люблю твои глаза, — сказала она. — Я полюбила их сразу же, как увидела.

— Они такие же, как у любого другого.

— Нет. — Она провела пальцем по его изрезанному шрамом лицу. — Это. — Он поёжился. — Я люблю это. — Она прикусила его подбородок. — И это. — Она продолжила водить пальцем по его лицу.

— Серьёзно?

— Да.

— И это тоже. — Прозвучало, почти как утверждение.

— И это тоже.

Она чувствовала, как в нём нарастает смех и что-то ещё, нечто тихое, но куда более насыщенное.

— Твой рот, — сказала она, — неплох.

— Неплох?

— Вполне сносен.

Он выгнул дугой одну бровь.

— Сейчас я тебе покажу.

Они перестали разговаривать.

Глава 35

Стоило Рошару утром увидеть их лица, как он закатил глаза.

— Хочу обратно свой шатер, — сказал он.

Кестрел рассмеялась.

* * *

Она загружала седельную сумку на Джавелина, слушая, как армия разбивает лагерь: клацанье и бренчание, кто-то мочится на дерево, звон конской упряжи, стук подошвы ботинок по решётке для приготовления еды на огне, чтобы сбить сажу. Джавелин мотал хвостом. Арин неподалеку осматривал копыта своей лошади. Кестрел хватило одного взгляда на животное, чтобы понять, что это кобыла. Прошлый его конь остался на пляже. Хозяин этой кобылы тоже, скорее всего, был мёртв.

Арин отрегулировал подпругу. Осмотрев всю лошадь, он спросил:

— Как думаешь, почему на нас ещё не напали?

Кестрел медленно застегнула седельную сумку.

Он сказал:

— Я не об этом хотел спросить.

У него был невыспавшийся вид, рот слегка опух, но очень загорелая кожа, как будто блестела. Кестрел подумала, что, должно быть, она выглядит примерно так же: словно желание сточило все острые углы, девушка сияла как камень, отполированный речной водой, блестящий, благодаря своей гладкости.

— Как бы мне хотелось... — И тут он спохватился, и от того, как он оглядел оживленный лагерь, она решила, что Арин хотел сказать: как бы ему хотелось, чтобы не было войны, чтобы они смогли потеряться друг в друге, не потеряв при этом ничего.

Но это было не совсем правдой для него и для неё, и ей так же, как и ему, хотелось победить в войне.

— На нас не напали, потому что плацдарм укреплений моего отца остался на берегу. Подкрепляет свои войска довольствием. Им нужно восстановить силы. Им эта победа дорого далась. И ему не нужно ликвидировать нас прямо сейчас, только после того, как его армия станет сильнее. Но скоро он выступит. Займёт территорию вдоль дороги, отрежет все отходы в город.

— А ещё? — Арин посмотрел на неё.

— А ещё, — ответила Кестрел неохотно, — он считает, что покорит город малой кровью.

— Мы сами себя загоняем в ловушку.

— Да, но...

Он подождал.

— Это даст нам время, — продолжила говорить девушка. — Если мы на самом деле отступим, а не сделаем вид, что отступаем, а его разведчики доложат об этом, тогда мы сумеем найти способ контратаковать, застав его врасплох. Иногда лучше действовать, а не имитировать действие... особенно, когда нет намерения действовать так, как ожидает враг.

— Что ты задумала?

Она погладила Джавелина по носу.

— Я пока толком не знаю.

— Чёрный порох — это самая большая проблема. Если у валорианцев его не слишком много, то у нас есть шанс выстоять против них.

— Ну вот.

— Что ну вот?

— Я могу его уничтожить.

Арин потёр затылок и сморщил лоб, пока слушал её объяснение, что конкретно она хотела сказать.

Ему это не понравилось.

— Ты же знаешь, я всё равно пойду.

Он оставил свою лошадь и похлопал ладони друг о друга, чтобы стряхнуть пыль от лошадиных копыт. Когда Арин подошёл ближе, у Кестрел возникло такое чувство, будто она вышла на мороз и оказалась рядом с костром. Арин коснулся кинжала на её бедре и пробежал большим пальцем по символу на его эфесе: круг в круге.

— Бог души, — сказала Кестрел. — Это его символ.

— Её, — мягко поправил Арин.

Кестрел не была уверена наверняка, как долго она знает значение этого символа. Может быть, уже в течение длительного времени. Или, может, она только вчера вечером поняла, что это. Это было такого рода знание, которое однажды войдя в тебя, создает впечатление, будто жило там вечно.

В выражении его лица читались нежность, восхищение и озадаченность.

— Ты чувствуешь, что изменилась? Я чувствую, что изменился.

— Да, — прошептала она.

Он улыбнулся.

— Это странно.

Так оно и было.

— Мы могли бы добраться до пляжа Лерален к наступлению ночи, — сказала она, — если поднажмём. Поскачешь со мной?

— Ах, Кестрел, есть вопросы, которые тебе даже не нужно задавать.

* * *

Солнце уже зашло, когда они добрались до спутанных ветром кустарников, огородивших пляж. Дальше виднелись костры неприятельского лагеря; иссиня-чёрный воздух пах дымом и смолью.

Кестрел почистила свои валорианские доспехи, стянула ремнем традиционный на вид (для её народа) кинжал, который она прихватила из армейской телеги с вооружением, и молча протянула Арину другой, что он выковал для неё.

— Мне не нравится моя роль в данной миссии, — сказал он. — Она заключается в том, чтобы просто смотреть на тебя, пока ты ходишь по лезвию бритвы.

— Ты забыл.

— Ах, ты об этом. Да это ж ерунда была.

— Ты мог пострадать.

Он моргнул.

— Нет.

— Тебе никогда не страшно за себя?

— Не в общепринятом смысле этого слова.

— Тогда как?

Он уставился на свои руки.

— Порой... я думаю о том, каким я был. Когда был ребёнком. И я разговариваю с ним.

Она медленно проговорила:

— Как разговариваешь со своим богом?

— Это другое. Или может быть, я думаю о нём, как мой бог думает обо мне. Будучи ребёнком, я дал обещания. И я боюсь, что не смогу их сдержать.

— Что ты обещал?

— Отомстить.

— И ты это сделаешь.

Арин кивнул, но это было скорее обыкновенное знание, нежели фактическая уверенность.

Кестрел посмотрела на него сквозь задымленный вечер, в котором еще было достаточно света, чтобы увидеть выражение его лица, и довольно сумрака, чтобы укрыть его тело в тени. Скоро ночь по-настоящему вступит в свои права. Волны облизывали берег и убегали обратно.

— Прежде чем спуститься в лагерь, нужно дождаться восхода луны, — сказала она.

— И чем займемся, пока ждём? — спросил он.

Она поднесла его пальцы к своим губам, чтобы он мог почувствовать её улыбку.

Его пальцы провели по длине девичьей косы и поиграли с кожаным шнурком, вплетенным в волосы. Он развязал узелок. Звук расплетавшихся волос был едва слышен, как дыхание. Он распустил волосы и притянул Кестрел к себе.

* * *

Когда луна поднялась высоко в небо, Кестрел с Арином собрали все, что было нужно, и направились к пляжу, стараясь держаться поближе к лохматым кустам, сливающимся с темнотой. Они подождали, присев на корточки у границы лагеря, откуда могли видеть повозки с припасами, холстины которых покрывали купола крыш, похожие в лунном свете на грибы.

Наконец, часовой, делая обход вверенной ему территории, подошёл к их укрытию. Арин молниеносно подлетел к нему, зажал ладонью рот и стащил вниз на песок.

— Ни звука, — прошипел Арин часовому, тыча кончиком кинжала тому за ухо. Арин повернул мужчину лицом к луне. Глаза широко распахнуты. Кожа натянутая и бледная. —  Говори, в какой повозке держат чёрный порох.

Часовой покачал головой.

— Помнишь, — прошептал Арин, — как наказывали сбежавших рабов? Нет? Давай-ка, я тебе напомню. — Он провел кончиком кинжала по уху и кончику носа мужчины, едва касаясь острием его кожи. — Которая повозка?

Валорианец вновь покачал головой, но на этот раз его взгляд метнулся к одной из больших повозок.

Арин взглянул на Кестрел.

«Этого достаточно?» — спросили его глаза. Она ответила губами, что достаточно, но...