— Да.
— Она геранка.
— Да.
— Мёртвая геранка.
Арин покачал головой.
— Её сослали в трудовой лагерь в тундре.
— Это равносильно смерти, — заметил Рошар.
— Это трудовой лагерь. Нельзя заставить трудиться мёртвое тело. Прошёл всего месяц. Она может быть ещё жива.
Взгляд Рошара метнулся к Арину.
— Нет, о нет. Даже не думай о том, о чем, я думаю, ты думаешь.
— Я мог бы возглавить небольшой отряд на север...
— Остановись немедленно.
— Она может обладать ценной информацией.
— Оно того не стоит.
— Она не заслуживает подобной участи.
— Она знала, во что ввязывалась. Все наши шпионы осознают риск. — Чуть ласковее Рошар добавил: — Невозможно спасти всех.
Арин медленно выдохнул. Он прижал ладони к глазам. Руки у него были холодными. Руки Кестрел всегда сначала холодны, когда к ним прикасаешься. Ему нравилось чувствовать, как они медленно согревались...
Арин одёрнул себя. Он с подозрением относился к работе своего разума, когда тот без причины то и дело возвращался к Кестрел, но его мысли не единожды возвращались к ней и работному дому, словно он был ловчей птичкой, а она наматывающейся блесной.
— Я не стану тебе говорить, что делать, — сказал Рошар. — С нас этого довольно. Я только спрошу тебя — тебя, я признаю это, поцелованного богом одарённого тактика, — неужели ты считаешь себя достаточно умным, чтобы отправить солдат на север, подальше от войны, развернувшейся здесь, чтобы попытаться спасти женщину из тюрьмы, когда ты даже не знаешь, сколько жизней это будет тебе стоить, и кого именно ты ищешь. Ну, Арин? Ты настолько умен?
— Нет.
— Но ты все равно сделаешь по-своему?
— Нет, — нехотя ответил Арин. — Я ничего не буду делать. — И он действительно так думал.
Глава 5
Руки Арина дёргались поверх подушки. В ногах запуталась простыня.
Он открыл глаза. В окне висела большая и жёлтая луна. Арин задумался, интересно, а какой луна будет, если посмотреть на нее из верхней точки сада, и он неожиданно оказался в саду — одновременно в обеих частях сада, несмотря на то, что его восточная и западная части были разделены запертой дверью. Босыми ногами идя по гладким камням, Арин находился где-то между сном и явью. А потом он перестал это осознавать и полностью погрузился в сон, не понимая, кто он и что.
По другую сторону стены сада Арин услышал чьи-то шаги. Но он стоял на обеих сторонах: и в том, и другом саду — в своем саду и саду Кестрел. Он был один. Стоял неподвижно. Эти шаги принадлежали не ему.
И вновь он услышал шуршание гравия. Но никого не увидел.
Ночное небо развернулось. Кто-то словно отстриг опутывающие его нити. Оно опустилось на Арина лоскутами шелка. Синий цвет застелил ему глаза, заполонил рот. Грудная клетка молодого человека расширилась в попытках глотнуть воздуха. Арин тонул. Он пытался пить ткань. Он жадно глотал её, даже несмотря на то, что легкие сжались.
* * *
Он в испуге проснулся. Простыни были влажными, дыхание прерывистым.
Сон стал ещё страшнее. Арин видел только синий шелк. Перед глазами, ощущал его во рту.
Он резко сел. Его кровать купалась в лунном свете.
Разум Арина трепетал от воспоминания, когда он в последний раз видел Кестрел. Как разлилось её синее платье по скамейке для фортепиано.
Он заставил себя вновь лечь спать.
Утром он смутно осознал, что ему приснился кошмар. Арин нахмурился — а правильно ли называть кошмаром то, что ему приснилось. Он попытался вспомнить сон. Но в памяти всплывали лишь какие-то фрагменты: ощущение того, что он тонет, и его желание утонуть. А ещё было что-то синее.
И тут он вспомнил достаточно для того, чтобы пожелать забыть. Он отделил сон от сознания. И как это бывает с хрупкими мыслями, нити паутины рассыпались. Они превратились в ничто... или почти в ничто. Они стали чувствами, которые он больше не мог объяснить, подобно воде из водоема, которую он зачерпывал ртом. Больше не осталось какого-то неясного ощущения, мысли или воспоминания — только неявная обеспокоенность.
* * *
Он пришёл в покои Сарсин позавтракать. Комната была очень девичьей, оформлена так же, как и зашторенная и запертая на замок комната сестры Арина.
Сарсин опустила чашку на блюдце.
— Что случилось?
— Ничего. — Он бы заставил себя заговорить, но не знал, что сказать и, в общем-то, на самом деле не хотел что-либо говорить.
— У тебя мешки под глазами. Бог сна тебя не жалует.
Арин пожал плечами. Он очистил летний фрукт перочинным ножом, который так и мелькал в его руке. Фиолетовая мякоть фрукта помялась и начала капать. Плод источал неявный сладковатый аромат. Очень знакомый. Духи. На коже, у основания её шеи.
Арин бросил фрукт обратно в тарелку. Аппетит совершенно пропал.
Сарсин забрала плод и съела его, а потом слизнула сок с большого пальца.
— Разве ты не рад, что некоторые из нас чувствуют себя достаточно хорошо, чтобы насладиться урожаем фруктов?
Он сосредоточился на словах сестры.
— Да, но...
— Но этого недостаточно, чтобы воевать.
— Я не хочу, чтобы ты воевала.
— И я, в общем, тоже не хочу. — Она отпила свой чай.
— Не хочешь возглавить один проект?
Она приподняла чёрные брови.
Арин вытащил сложенные страницы из внутреннего кармана своей легкой куртки. В них детально описывалось, как он создал миниатюрную пушку: процесс изготовления формы для ствола и ядра, все размеры, способ подгонки ствола в кожаное ложе.
Сарсин внимательно проглядела листки.
— Сколько ты хочешь?
— Сколько ты в состоянии изготовить.
Он умолк. Сарсин его не торопила. Арин съел немного хлеба, а потом будто бы спохватился, уставившись на кольцо Тенсена у себя на мизинце. Почему его куратор шпионов солгал?
Тенсен обещал Моли анонимность. Это было предельно четко обозначено с самого начала. А потом Тенсен, похоже, отступился от этого обещания... или он просто сдался под давлением своего же обещания верности Арину. Тенсен назначил Ришу своим самым находчивым шпионом.
Почему геранка так настаивала на своей анонимности?
Вероятно, это была прислуга из императорского дворца. Боявшаяся, что её раскроют. Император был очень мстительным.
Арин коснулся шрама. Его пальцы стали липкими.
А может, шпионкой была Далия? Но геранская портниха, заштопавшая лицо Арину, сообщала ему информацию напрямую. Зачем ей нужно было становиться анонимным шпионом Тенсена?
Словно угадав его ход мыслей, Сарсин спросила:
— Что сказать посланнику?
— Я поговорил с ним. Передай ему, что он может вернуться домой.
— Арин, границы закрыты. Он прошёл через горы из Валории. Его нельзя отправить обратно, у него нет дома.
Арин поморщился.
— Я об этом не подумал.
— Такое случается с тобой, если сердце встает на пути.
Он вновь почувствовал все то же назойливое беспокойство. Арин попытался вспомнить сон, который приказал себе забыть. Юноша встал, желая покинуть кузину, которая знала его слишком хорошо... хотя именно поэтому он и пришел к ней.
— Тогда посланник может остаться в моих прежних комнатах.
Сарсин сказала:
— Я дам ему знать, если он ещё не уехал.
* * *
Рошар находился во дворе кухни со своим тигром, который только что убил курицу. Каменные плиты были усеяны окровавленными перьями. У тигра, несмотря на то, что он всё ещё котёнок, лапы были большие. Он лежал на дворе, тяжело дыша на солнце, сложив лапы поверх своего трофея. Его морда порозовела и стала влажной.
Принц перевел взгляд на Арина.
— Это была несушка? — спросил Арин.
— У меня есть для тебя новости, и они не о курице.
— О валорианских заключенных?
Рошар сидел на краю колодца. Выражение его лица было сложно прочесть.
У Арина упало сердце.
— Что за новости?
— Ты хочешь сначала услышать плохие вести или те, которые, лично я не уверен, ты сочтешь добрыми или плохими?