— Постой. Сарсин, кто это?

— Геранский конюх. Он заботится о лошадях на перевале возле валорийской дороги, которая ведёт на север, в тундру.

— Его сообщение имеет какое-нибудь отношение к военной операции валорианцев?

— Я спросила его об этом, но он сказал нет.

— У него есть информация о генерале, его войсках или императоре?

— Нет, но...

Арин отвернулся.

— Тогда позже.

Она набрала в грудь воздух, словно собираясь начать спор, но потом, видимо, передумала.

— Я отведу его в твои старые покои. Ему пришлось проделать долгий путь, чтобы увидеться с тобой.

— Ну что ж, — сказал Рошар бодро, скатывая карту, над которой они с Арином только что спорили. — Значит, все улажено. Как, говоришь, называется пляж? Лерален? Мы отправляемся туда завтра с рассветом.

* * *

Арин не мог уснуть. Он распахнул окна. Из темноты летнего леса донёсся клич охотившейся совы.

Разумеется, безопаснее было бы отправить большую часть восточных войск на пляж Лерален и никого не посылать охранять скалы. Пляж был идеальным местом для высадки валорианской армии.

Пляж и его окрестности были относительно плоской и довольно открытой местностью — то есть он прекрасно подходил для вторжения. Дакранцы, не знавшие землю, которую защищали, не будут ждать никаких валорианцев на высоте, и это усложнит отпор захватчикам... чего бы и хотел Траян. Рошар, скорее всего, прав.

Возможно.

У Арина все равно не было никакой власти, чтобы отменить приказ. У него в строю мало людей, способных драться. У него не было войск, чтобы командовать ими. Ему повезло, что восточная королева согласилась помочь.

Да, повезло.

Однако дурой королева не была. Должно быть, Хаш уже изложил ей своё возмущение поведением Арина, который проигнорировал его мнение по поводу ключевой битвы.

Арин был рад, что Рошар здесь, однако, было очевидно, что его прислали, чтобы поставить Арина на место.

Арин сжимал оконные створки в ладонях, положив лоб на запястье. Вокруг сгустилась ночь. Он не зажёг лампы. Арин задумался, могло ли быть так, что валорианцы тренировались мало спать по той причине, что он ощущал сейчас — будто и нет никакой разницы между ним и тьмой. Молодой человек слышал шелест деревьев. Он думал о высадке генерала на берег Герана. Мышцы на его руке затвердели. Он так и не смог заснуть. Арин смотрел на скалы. Мысленным взором они представали перед ним розовыми, белыми и сверкающими.

Кестрел не смогла бы устоять перед скалами.

Если бы она собралась вторгаться в его страну, то ей бы наверняка приглянулся пляж Лерален, но и горы бы не оставили её равнодушной. Их изящество и коварство манили сами по себе. В итоге... даже если на скалы поднимутся лишь небольшие силы противника и зайдут с юга, чтобы встретиться с валорианцами, уже высадившимися на пляже, то оборона Герана легко будет уничтожена. Валорианцы возьмут сельские районы и проложат себе дорогу к городу, чьи бухты сейчас был слишком хорошо укреплены, чтобы взять его с моря.

Если бы Кестрел была генералом, что бы она сделала.

Если бы Арин был Кестрел, как бы он поступил.

Арин обнаружил, что его ладонь сжалась в кулак.

Он вспомнил золотую оливковую линию на лбу Кестрел, ознаменовавшую собой то, что эта женщина помолвлена, и насколько эта полоска была ему ненавистна. Одним вечером во дворце, Арин медленно оттеснил Кестрел к замерзшим окнам закрытой балконной двери. Он чувствовал её тонкое тело. Он поцеловал метку. Позже Арин всё ещё чувствовал косметическое масло на своих губах. Оно было горьким. Но он вновь коснулся его языком.

Арину пришлось очень постараться, чтобы его мысли обрели ясность. Всё, во что он верил! Он думал о той ночи, когда чары разрушились. Арин приплыл с востока. Он рискнул всем, чтобы прокрасться во дворец. Молодой человек вновь увидел её: испуг на её лице, холодное раздражение, то, как она потирала руки о юбки синего шелкового платья с рукавами, плотно прилегающими к запястьям. Та глубокая синева струилась вокруг девушки, когда она сидела за фортепиано и пыталась игнорировать его, наигрывая забавную короткую мелодию. А когда он отказался уйти, она превратилась в саму жестокость.

Было не совсем правдой сказать, что Арин ничего не чувствовал, когда думал о Кестрел. Он чувствовал стыд. Молодой человек содрогнулся при мысли о своих оставшихся без ответов вопросах. Неужели он спрашивал об этом богов?

Что ты сделала во имя этого договора?

Он принёс моей стране свободу. И спас мне жизнь. Что ты сделала, чтобы заставить императора подписать его?

Неужели ты... ты... выходишь замуж за принца из-за меня? Это... было какой-то частью сделки с императором?

Он все еще слышал её бьющие наотмашь ответы.

Он поблагодарил бога случая, что тот вовремя остановил его от вопроса — не она ли была Молью Тенсена. Ещё одна фантазия, которой он себя тешил в навязчивом стремлении превратить её в человека, каким он страстно хотел её видеть. И это, несмотря на верность Тенсена ему, его честность. Тенсен практически рассказал ему, кто был тем анонимным шпионом: Риша, восточная принцесса, заложница императорского двора.

Арин выпрямился. У него заныли плечи. Он слишком долго простоял в одном положении. Арин присел на широкий подоконник, прислонившись спиной к раме. Он находился как бы снаружи и как бы внутри. И ему нравилось ощущать равновесие этого состояния. Это проясняло мысли.

Всё, что случилось между ним и Кестрел, ровным счетом ничего не значило. Он думал, что знает, как устроен её разум. Арин принял её слабость за хитрый ход. Он видел, насколько она была дочерью своего отца.

Арин задумался, сколько людей ему понадобится для того, чтобы справиться с Всадниками Валории, которые придут с западных скал.

Он также гадал, а не перемудрил ли. Может, он ввязывался в свою самую большую авантюру.

Пропела первая утренняя птица.

Геранская богиня игр когда-то была смертной. Арин знал эту притчу. Она проложила себе дорогу к бессмертию, а затем посеяла разудалый хаос. Боги этому не обрадовались. Они начали терять свои ценности: пара перчаток, которые позволяли владельцу касаться цветов и звуков, кольцо, которое содержало целый мир внутри себя, любимый кот бога ночи. Когда она выиграла солнце, у всех закончилось терпение. На борьбу с ней был отправлен бог войны. Но между богами всегда всё непросто, и в историях о богах войны и игр было много... в общем, они содержали определенные чувственные повороты и неожиданности, которые Арину, будучи ребёнком, не дозволялось слушать.

Арин закрыл окно. Он взял принадлежавший отцу меч, выкованный из закаленной стали. Почти десять лет после вторжения это красивое оружие висело на стене в этом доме, словно труп на всеобщем обозрении. Он приятно холодил руку, и на мгновение Арин почувствовал, будто сжимает не эфес, а руку своего отца. А потом иллюзия исчезла.

Он прошагал (быстро, потому что почти занимался рассвет) на свою конюшню. Оседлал Джавелина; когда-то конь принадлежал Кестрел, а теперь ему. Сильный, умный и быстрый зверь.

Арин выехал в серое утро. Он думал, что командующему любой армии лучше молиться двум богам: войны и игр. Никакого сражения не выиграть без хорошей азартной игры.

Когда земля неслась под копытами Джавелина, Арин мимолетно вспомнил о посланнике, который пришёл к нему.

Позже, решил он, и пришпорил животное.

Глава 4

Арин осторожно полз на животе, скользил по стелющейся траве. Ветер звенел в ушах. Грязь залепляла глаза, он смаргивал её слезами и полз к краю утеса. Арин слышал, как крошится почва под его весом. Видел, как она слетает вниз со скалы.

Пульс Арина неистово стучал. Он представил, как выступ скалы обваливается. Его падение будет быстрым.

Быстро, как он уже проделал несколько раз за сегодняшний день, Арин впился локтями в землю и поднялся достаточно высоко, чтобы выглянуть за край утёса. Море простиралось головокружительно далеко внизу. Оно пенилось у скал.