— А его глаза действительно отражают цвет глаз собеседника?

— Ага, — подтвердил седой. — Но это не так ужасно, как многие себе воображают. Я полагаю, бояться взгляда Его Величества стоит только тем, кто ни разу не вел бесед со своим отражением в зеркале.

Альтвиг, который как раз не вел, погрустнел.

Навстречу путникам попалось еще несколько человек. Об их приближении парней оповещал душераздирающий лязг. Храмовник недоумевал, зачем демонам понадобился такой город, и обрадовался, оказавшись на границе третьего яруса.

— Что дальше? — осторожно уточнил он.

— Особняк госпожи Петеарт, — с отвращением сказал Шейн. — Внутрь мы заходить не будем, но сад пересечь придется.

Он провел Альтвига через очередной портал. Того света, что худо-бедно заливал Вирэль, на четвертом ярусе не было. Наоборот — здесь царила темнота, тишина и спокойствие, нарушаемое тихим шелестом белых цветов. Последние в изобилии покрывали раскидистые деревья. Ничего подобного парень раньше не видел — лепестки напоминали звезды, а в зеленой листве угадывались смутные очертания круглых плодов.

— Госпожа Петеарт была родной теткой господина Вильяра Вэйда, — сообщил повелитель. — А господин Вильяр Вэйд был тем, кто убил Еву.

Храмовник промолчал. О Еве и вечном пламени, принесенном в Нижние Земли, ему было хорошо известно. Пойманные инквизицией маги — особенно демонологи, — любили эту историю и не брезговали ее повторять. Якобы не шэльрэ вовсе, а Боги — те Боги, что стали символом добра и правды — принесли в обитаемые миры зло. Принесли, прогнав с первого сотворенного клочка живой земли тех, кого после нарекли демонами и стали бояться, словно бешеных псов.

Особняк госпожи Петеарт на фоне апельсиновых деревьев не выделялся. Так, размытое пятно. Смотреть на него почему-то было противно, и Альтвиг уставился себе под ноги, прикидывая, сколько времени прошло с момента выхода из Алаторы. А еще — чем сейчас заняты Илаурэн и Братство Отверженных? Из слов господина Виктора выходило, что восстание против инквизиции вот-вот начнется, а отцов Риге и Ольто уже успели убить. Следовательно, силы сопротивления поведет за собой Еннете — человек из мрачного прошлого. Тот, кого больше беспокоит власть, чем все остальное. Он и раньше приносил людей в жертву своей цели, но теперь… страшно представить.

Если не вспоминать о демонице, убитой черт знает когда и брошенной в собственном доме гнить, сад Альтвигу понравился. Таинственный, покрытый белыми звездами цветов, он обладал приятно-тревожной аурой и будоражил магический дар. В какой-то момент парню даже показалось, что, стоя в корнях апельсина, он сумеет стереть в порошок не то что серафимов, но и самого Сатану.

Шейн переступил через низенькую ограду и напомнил:

— Держись.

Храмовник взялся за его рукав, и потоки чернил скрыли обитель Петеарт. Что любопытно, Шэтуаль в саду так и не показался. Зато, едва открылся портал, возник перед путниками — с яблоком в тонких пальцах, россыпью красных капель на ухе и хмурой миной.

— …Фе-е-е, — простонал Альтвиг и зажал пальцами нос. — Что это за место?

Он стоял в самом начале просторного коридора. Над проходом, зияя трещинами и дырами, зловеще нависал потолок. Вероятно, когда-то он был белым, но время и обстоятельства превратили поверхность в жуткую, ржавую и влажную дрянь, готовую вот-вот свалиться.

Но храмовника впечатлила не она, а ошметки плоти и серая, скрипящая под подошвами пыль.

— Это свалка, — пояснил Шэтуаль. — Точнее, свалка прямо над нами. Кришт — заброшенный ярус, сюда приносят подохших низших. Они потихонечку гниют, разлагаются и выпадают через вон те отверстия.

Он немного постоял, улыбаясь и покачиваясь — так, словно запах был заклинателем, а Шэтуаль — сущностью из Безмирья. Потом сомкнул веки и произнес:

— Я люблю сюда приходить.

Однако, поразмыслив, инкуб засунул руку в разлом пространства — выглядело так, будто она исчезла по локоть, — и вытащил деревянный зонт с грязно-голубой тканью, натянутой между креплениями. Подобные штуки ценили гномы Бертасля и жители Морского Королевства. В общую моду они еще не вошли, а вот в обиходе устроились прочно и надолго — зонты научились украшать или покрывать разнообразными вышивками и рисунками.

Шэтуаль, насвистывая, пошел вперед. Шейн тоже, и Альтвиг, мысленно проклиная все на свете, двинулся за ними.

С того момента, как он пересек порог, успело пройти не больше минуты, но на плечо парню уже шлепнулся розоватый сгусток. Он напоминал кровь и сильно пожеванное мясо, а потому был брезгливо стряхнут. Храмовник ускорил шаг, мечтая покинуть Кришт как можно быстрее. Справа прозвучал глухой, омерзительно влажный удар, — это рухнула чья-то рука с обглоданным запястьем.

— Фе-е-е, — повторил Альтвиг. И с надеждой осведомился: — До выхода далеко?

— Не очень, — отозвался Шейн. — Но провоняться успеем.

— Провоняться? — возмущенно уточнил Шэтуаль. — Еще скажите, что вы знаете место, где пахнет лучше!

— Пахнет? — поразился храмовник. — Лучше? Да меня сейчас стошнит!

— Не обращай внимания, — посоветовал повелитель. — У господина Шэтуаля к мертвечине мощный, но нездоровый интерес. Чего-то иного трудно ожидать от прародителя некромантов и творца нежити. Выражаясь короче, мозги у него повернуты.

— В каком смысле?

— …повернуты куда-то не туда, — добавил седой. — Давай поговорим, когда выйдем?

Противоположные врата Кришта показались Альтвигу благословением Богов. Судорожно хватая ртом воздух, он вывалился за них и отбежал подальше. За ним последовал Шейн, а вот инкуб не торопился — его фигура осталась далеко позади, размытая и чуть заметно мерцающая во тьме.

— Черт с ним, — отмахнулся медиум. — Пускай наслаждается. — И криво усмехнулся: — Вот увидишь, после этой свалки следующий ярус будет чем-то вроде сладкого утешения.

Храмовник мрачно подумал, что в Аду людям утешения не найти. Все вокруг снова утонуло за потоками густых чернил, зыбких и холодных, как снег. Но стоило ногам обрести под собой твердую землю, и портал исчез.

Его место заняла серебряная трава. Высокая, почти до колена, она плотно прилегала к голенищам сапог и смахивала на ртуть. С этой жидкой вещицой Альтвиг познакомился в Бертасле, и она вызвала у него неприязнь — мало ли, что может произойти, а последствия в любом случае будут крайне неприятны.

Но он быстро забыл о своем первом впечатлении, потому что посмотрел на небо. Оно было темным, красновато-черным, и заполнялось тысячами и тысячами золотых, железных, медных и даже деревянных часовых механизмов. Стрелки ритмично двигались, щелкали и отсчитывали минуты. Храмовник завороженно застыл, задрав голову и опустив руки. Разнообразные круги отражались в его синих глазах, брали в кольцо зрачки. Шейн едва заметно улыбнулся и попросил:

— Только не считай.

— Что не считать? — рассеянно пробормотал Альтвиг.

— Время, — пояснил повелитель. — Оказываясь тут, на пустоши, нельзя обращать внимание на время. Эти часы показывают, сколько тебе осталось жить.

— Учитывая, что их тут тысяч пять, если не все десять, отсчитывать будет довольно проблематично, — рассмеялся храмовник. — Вон те, например, стоят в полудне. А там — полночь… а вон там, повыше — три часа дня, правильно?

— Нет, — возразил седой. — Давай быстрее.

Он с места сорвался в бег, и Альтвиг волей-неволей последовал за ним. С одной стороны, было бы любопытно здесь задержаться, а с другой — где-то в Нельноте прозябает Рикартиат. И вполне вероятно, что он уже…

Очередной портал привел путников на постамент. Вместо статуи на нем возвышались белокаменные ворота, закрытые тяжелыми железными створками. На многие мили, а может быть — на крохотные расстояния от них раскинулся мрак. У храмовника возникло впечатление, будто он стоит на острове посреди моря, и в любую секунду оттуда могут выскочить смертоносные зубастые твари. Сомкнут на тебе челюсти и перекусят пополам, с влажным хрустом и булькающим хрипом.