— Нормальный, — развел руками Тинхарт. — То есть он заносчивый, высокомерный, противный и подлый тип, но мне удалось найти с ним общий язык. Мы пару раз охотились вместе. Ильтаэрноатиэль прекрасно владеет луком, не боится сверзиться с коня и во многом превосходит своего предшественника. Тот был гораздо неповоротливее. Разжирел, отрастил огромное пузо, обленился…

Альтвиг представил себе толстого эльфа и содрогнулся. Упаси Боги! После такого зрелища невозмутимо удалиться выйдет разве что ногами вперед.

— Господин Ивель! — к золотоволосому графу обратился юноша-знаменосец. — А в Морском Королевстве вы были?

— Был, как же не быть, — мечтательно улыбнулся Тинхарт. — Чудное место. Кстати говоря, именно оттуда к нам пришла песня про небесные корабли.

— А я знаю ее, — обрадовалась Витоль. И процитировала: — «Я стою на песке, под стальными ножами ливня, и смотрю, как за краем отчаявшейся земли, предоставив ветрам паруса и подняв знамена, исчезают мои небесные корабли»…

Она не стала петь — просто прочла, как стихи. Граф склонил голову в знак признательности, а затем произнес:

— Мне больше нравится другой фрагмент. Но в виду некоторых обстоятельств… кхм… я предлагаю воздержаться от дальнейшего обсуждения.

— Почему? — поразилась принцесса. Тинхарт бросил выразительный взгляд на Альтвига, и она, сообразив, протянула: — А-а-а… Извините, святой отец.

Инквизитор покачал головой — мол, ничего страшного, — но выражение лица у него было до того мрачным, что разговор скис. Золотоволосый граф, прихватив с собой знаменосца, отправился вперед — обозревать местность, — а Витоль от греха подальше свернула вправо.

Альтвиг не стал ее останавливать. Он ненавидел музыку едва ли не больше, чем деньги и устоявшуюся форму общества. Стоило прозвучать какой-либо песне, как в груди у парня поселялась тупая боль. Она вгрызалась в ключицы и билась под ребрами, а в ушах звенел, отдаваясь эхом, мягкий неторопливый мотив. Инквизитор никогда не слышал его в реальном мире, но порой находил во снах. И это было страшно.

Спустя примерно час из-за горизонта вынырнули сторожевые башни Вистага. Обрадованный Тинхарт лично перехватил знамя, а его свита заметно приободрилась.

Витоль с детской надеждой сощурилась, но не смогла разглядеть знаменитые Малахитовые Леса. Даже фигурки стражников на стенах, и те проявились далеко не сразу — вместе с огоньками факелов, голосами и пьяным смехом. Впрочем, последние улавливал лишь чуткий слух Альтвига, которого чужое разгильдяйство волновало мало.

По крайней мере, сейчас, потому что он жутко устал.

Инквизитор проснулся на рассвете. Долго лежал, разглядывая потолок, и мучительно не хотел вылезать из-под одеяла. За стенами ратуши ударил жуткий мороз, и лед затянул все, что не пылало внутренним пламенем. Из коридора до парня доносились шаги и голоса слуг. Из нарочито негромких слов он почерпнул важную информацию: обледенел даже памятник на центральной площади. Интересно, Тинхарт погонит отряд дальше в такую погоду?

Понежившись в постели еще немного, Альтвиг встал, торопливо оделся и пристегнул к воротнику крест. Наскоро помолился — на этот раз только Инэ-Дэре, — и вышел за дверь. В коридоре гулял сквозняк, вынудивший парня накинуть плащ и с пониманием покоситься на редких стражников, одетых в тяжелые кожухи. Ребята сохранили бесстрастный вид — все знают, что ссориться с инквизиторами себе дороже.

Просторный холл был наполнен светом, теплом и забит людьми. Бургомистр проводил суд. Один горожанин обвинил другого в ереси и пособничестве ведьмам. Обвиняющему было лет тридцать, обвиненному — двадцать от силы. Под внимательным взглядом Альтвига парень стушевался, попятился и сделал вид, что попал в ратушу случайно. Бургомистр, наоборот, обрадовался:

— Святой отец! Вы не поможете нам разобраться в деле?

— Без проблем. Отпустите этого господина — он невиновен, — равнодушно приказал инквизитор.

— Вы можете это доказать? — возмутился обвиняющий.

— Разумеется, могу. На нем нет ни единой метки. Колдовство, даже чужое, оставляет после себя следы. По-вашему, когда господин обвиняемый встречался с ведьмой?

— Не далее, как три дня назад, святой отец.

— Вот я и говорю — невиновен, — повторил Альтвиг. — Если бы женщина, принятая вами за еретичку, действительно была таковой, на ее сообщника распространилось бы пагубное влияние темной магии. Но я его не вижу. А вот вас, — парень с намеком покосился на бургомистра, — следует осудить за клевету и месть.

— Клевету?! — во весь голос заорал обвиняющий, отчаянно пытаясь выглядеть храбрым. — Да я просто пытаюсь помочь власти! Оградить людей от происков Дьявола!

— Замолчите, — отмахнулся инквизитор. В глубине его зрачков проявилось холодное голубое сияние. — Если вам трудно признаться в своих прегрешениях, я сделаю это за вас. В полдень три дня назад кот господина обвиняемого удушил пятерых ваших цыплят. Вы обозлились, а затем увидели, как к нему во двор заходит незнакомая женщина. Торговка. Она принесла молоко. Вы решили, что это отличный шанс отплатить за убийство птиц — о котором, кстати говоря, хозяин кота не знал, — и обратились к господину бургомистру. Продолжать?

Побледневший мужчина судорожно сжал кулаки. Оглянулся на стражу. Ее было немного — всего два человека у настежь распахнутых дверей.

— Не советую, — мягко предупредил Альтвиг. — За глупую месть вас осудят меньше, чем за побег и преднамеренную жестокость. Впрочем, я не могу оставить их без внимания. Господин бургомистр, будьте добры — повлияйте на осужденного. Можете использовать любые методы. Мне пора.

Он развернулся, собираясь посетить комнаты знати — и за спиной тут же прозвучал звонкий, звенящий, со всей силы нанесенный удар. Призрачная фигура мгновением раньше вызванного защитника дернулась, задрожала и рассыпалась серебристой пылью. Инквизитор обернулся, взмахнул рукой — пыль превратилась в копья, метнулась к обезумевшему осужденному и пронзила его насквозь. Мужчина всхлипнул. Сомкнул веки. Стиснул пальцы на гладкой поверхности ангельского волшебства.

— Нападать на служителей Богов неразумно, — укорил Альтвиг.

В холле сделалось тихо-тихо, как в первые мгновения после бури. Человек, посмевший напасть на невысокого парня с кошачьими ушами, медленно умирал, но никто не спешил прийти к нему на помощь. Прежний обвиняемый удивленно хлопал глазами, пока не закричала женщина, стоявшая ближе всех к выходу. Закричала — и помчалась прочь. Ее примеру последовали остальные люди, кроме стражи и бургомистра. Последний снял шапку, вытер вспотевшую голову и пробормотал:

— Вы служите Альвадору, святой отец?

— Верно.

— Ох… — вздохнул бургомистр. И тут же, спохватившись, поправился: — То есть спасибо. Без вас мы бы честного человека засудили.

— Пожалуйста, — пожал плечами Альтвиг. — Обращайтесь.

Мужчина кивнул, хотя в его взгляде отчетливо читалось: «нет, никогда». Инквизитор хмыкнул, насмешливо улыбнулся и спросил:

— Вы боитесь?

— Извините, святой отец.

Бургомистр встал и принялся собирать в стопку бумаги, разбросанные по столу. Альтвиг помрачнел. Несмотря на то, что он не ожидал другой реакции, настроение безвозвратно испортилось. Плюнув на Тинхарта и Витоль — если что, пусть уезжают сами, — парень пошел к дверям, выглянул за порог и осторожно спустился по обледеневшим ступенькам.

Каждый Бог, отмечая наиболее верных служителей, награждал их определенными способностями. Тот, кто поклонялся Аларне, мог видеть и использовать души умерших. Тот, кто поклонялся Листвит, обладал тягой к природе и призывал ее силы, чтобы защититься и защитить. Служители Инэ-Дэры могли избирательно прозревать во снах прошлое и будущее, погружать в сон или, напротив, пробуждать своих противников. А служители Альвадора учились находить правду, даже если ее скрывали очень старательно. Любую правду. Всегда. Повсюду.

Именно по этой причине у Альтвига не было друзей. Кому приятно общаться с человеком, видящим собеседников насквозь? Даже братья по вере, и те его сторонились. Лишь Арно и господин Еннете говорили с парнем без оглядки на ложь — хотя, наверное, это быстро прекратилось бы, перестань он мотаться по земле в поисках нечисти и скверны.