…Дальнейшее Альтвиг помнил смутно. Инквизитор вел его по узкому переулку, где было много железных ящиков и тяжелых досок. Они оказались в огромном зале, и Улум рисовал на полу углем. Парень удивился, поняв, что это — руны перехода. Получается, прибрежец освоил эльфийское волшебство? Удивительно, поскольку пять лет назад он едва мог связать потоки.

— Иди сюда, ты, — велел инквизитор, хватая Альтвига за обожженный локоть. — Становись. Не двигайся.

Зал исчез, и вместо него возникли низкие стены, решетка и камин. Перед последним на столике валялись щипцы, ножи и тонкие лезвия — вроде тех, что так любят нароверты.

— Не бойся, — усмехнулся Улум, заметив напряжение врага. — Сегодня мы не станем тебя пытать. И вообще не станем, если ты будешь мил. Пошли.

Он толкнул решетку, и та приоткрылась, выпуская путников в коридор. Там, прислонившись к камню у факела, стоял отец Еннете.

— Добрый вечер, — поздоровался он. — С твоей стороны, Альтвиг, было очень любезно заглянуть. Улум, я хочу поговорить с ним наедине.

— Но господин… — начал было прибрежец.

— Наедине, — повторил отец Еннете.

На инквизитора стало жалко смотреть. Все еще бледный, покрытый ссадинами и синяками, он коротко извинился и ушел наверх. Глава инквизиции оглянулся:

— Этот мальчик всегда был вздорным. Его легко разозлить. Да и ты, похоже, сопротивлялся. — Мужчина говорил любезно, почти с радушием. — Значит, мы правы, и ты действительно перешел за грань. Расскажи мне, малыш, почему ты так поступил?

— Отец Еннете, — тупо произнес Альтвиг. И, мгновенно разозлившись, заорал: — Вы меня обманули! Я вам верил, а вы меня обманули! Вы убили ландарского короля! Вы зовете колдовство ересью, хотя на деле оно — одна из частиц мира! Мир построен на колдовстве! Люди с темным даром нужны Создателю! А вы…

Отец Еннете склонил голову, словно интересуясь, что именно сделано не так. Парень задохнулся от возмущения — и стыда.

— Я ответил на ваш вопрос, — хрипло прорычал он. — Теперь вы ответьте на мой.

— Ты ничего не спрашивал, малыш, — улыбнулся отец Еннете. — Ты только обвинял, и это было обидно. Неужели я потратил столько лет на твое обучение, чтобы теперь…

— Вы, — сердито перебил его Альтвиг, — потратили столько лет на создание слуги. В надежде, что мозги у него не заработают.

— Как грубо, — расстроился глава инквизиции. — Я рассчитывал, что ты будешь посговорчивее. Ты ведь всегда уступал своему страху, прятался за других и искал утешения там, где найти можно только ложь.

— И вы меня ей кормили, — не остался в долгу парень. От ярости его трясло. Хотелось вцепиться в глотку наглеца зубами, разорвать ее и от всей души поплясать на трупе. Однако, учитывая обгоревшие руки, Альтвиг ограничился повтором уже произносимых недавно слов: — Я ненавижу вас! Всех вас! Алетариэль прав — когда вы сдохнете, дышать станет легче!

— Малыш, — неожиданно нежно попросил отец Еннете. — Пожалуйста, выслушай меня. Да, я не открывал тебе всей правды. Я боялся, что ты — с твоим-то ужасным прошлым, — испугаешься и не выдержишь. А мне было важно, чтобы ты выдержал. Ты прав, мы убили ландарского короля. Но он представлял угрозу. И ее представляют многие. Вспомни ребят, которых ты сжег в Тальтаре. Вспомни, ведь они были живым подтверждением того, что темный дар — это зло бесконечное, и исходит оно не от Богов.

Альтвиг плюнул ему под ноги.

— Я их сжег, потому что верил всяким ублюдкам. Но теперь я в курсе, что такое дар, и в курсе, что если он кому-то и грозит — то лишь своему носителю. Хватит меня обманывать. Вашего бреда я нахлебался по уши.

Отец Еннете проигнорировал. Он уставился на уголок конверта:

— Что это?

— Посылка для белобрежного короля, — соврал парень. — Не получив ее, он насторожится.

— Перестань, малыш, — улыбнулся мужчина. — У тебя никогда не получалось врать убедительно.

Он вытащил конверт из сумки, взвесил в руках и разорвал.

— Конечно, ведь я не вы, — с вызовом сказал Альтвиг.

Обидная фраза не подействовала. Отец Еннете с интересом изучил книгу в непривычно ярком и гладком переплете.

— «Одиночество на земле», — вслух прочел он. Полистал страницы, нахмурился и шепнул: — Что за бред? «Я смотрю на чужую тень, я протягиваю ладони. Дождь красивее, чем метель, даже если рожден из крови. Уничтожь меня. Я люблю, но любовь не объединяет»… неужели тебе нравится… гм… подобное?

— Это посылка для белобрежного короля, — обреченно повторил Альтвиг. — И она вас не касается.

Инквизитор вздохнул.

— Мы не можем отпустить тебя, малыш. Ты столько всего натворил… пойми, прими и не сердись, пожалуйста. Вот, можешь ознакомиться с содержимым.

Парень выхватил книгу — и в тот же момент оказался за решеткой. Отец Еннете осенил его крестным знамением, пообещал приносить еду и ушел. Его шаги расходились эхом, пока он поднимался по лестнице. Затем хлопнула тяжелая дверь, и Альтвиг остался наедине с собой.

Он был слишком зол, чтобы читать, и тем не менее посмотрел на книгу. И правда, «Одиночество на земле». Зачем Алетариэль отдал ему эту вещь? Ведь она явно не имеет отношения ни к самому Альтвигу, ни к Рикартиату.

Однако, полистав страницы, парень убедился, что был не прав. Стихи полностью занимали начало, а после них описывался поросший розами курган. И человек с кошачьими ушами. Один. Рикартиат.

Парень сам не заметил, как проглотил половину повествования. Речь шла о менестреле, о Райстли, о первых попытках наладить связь с магами. О тяжелом ранении под Эверной, когда на компанию колдунов вышла инквизиция. О ночи в застенках, о постоянном страхе, что Альтвиг не вернется. И о песнях, отобразивших всю суть пережитого Мретью. Песнях не то чтобы прекрасных, но близких, понятных… читаемых. Пожалуй, некоторую их часть парень не отказался бы услышать в авторском исполнении.

Подумав об этом, он загрустил и поддался панике. Услышать песни, ха! Без дара, с обожженными руками, под охраной Улума и вообще неизвестно где. Вряд ли Илаурэн позволит менестрелю искать неудавшегося инквизитора. Для нее Альтвиг — никто, человек из прошлого Рикартиата. И ради него она не захочет рисковать жизнью члена своей семьи.

Пытаясь отвлечься, парень снова уставился на книгу. Рассказ о Мрети закончился, и взяла начало история второго «скитальца». Почему духов Безмирья окрестили скитальцами, он не уловил. Да и сейчас у Альтвига возникли вопросы куда серьезнее: кто, Боги его низвергни, следил за ним от кургана до цитадели Шатлена? На ней «Одиночество на земле» обрывалось, хотя в нем было еще много пустых страниц — и еще больше вырванных. Значит, его писали от руки? Но кому это пришло в голову? Тратить время на биографии обычных людей, да еще и такие полные…

Пленник уставился в пустоту, размышляя. Ни Улум, ни отец Еннете не стали отбирать у него сумку. Ладони потихоньку регенерировали, и он, повернув застежку, нашарил в боковом кармане письмо Виктора.

«Господин Амоильрэ — песнопевец; такой же, как Рикартиат. Будучи захвачен идеей четырех песен, он написал сюжет о скитальцах — существах, бывших духами Безмирья и ставших людьми».

Два кусочка — книга и сюжет — сошлись идеально. Альтвиг задумался. Неужели рассказ Виктора — это не глупая шутка, а искреннее предупреждение? Выглядит оно, конечно, бредово, но в свете последних событий…

Парень поднялся и обошел свое узилище. Никакого намека на скрытые механизмы. Камни пола, потолка и стен прочно прилегают друг к другу, и нет ни крюков, ни выемок, ни ниток. Жаль. Обычно в подземельях, используемых инквизицией, обязательно есть что-нибудь про запас. Мало ли — еретик пробудит дар и атакует, или произойдет катаклизм, или, в конце концов, дверь заклинит… Однако отец Еннете, похоже, учел, что собирается держать взаперти бывшего инквизитора — и тот наверняка знает о подобных тонкостях.

Альтвиг пнул решетку ногой. Особого результата это не дало, разве что сверху посыпалась рыжая от ржавчины пыль.