А немного погодя, должно быть, стало известно и о его «привете» господину Гуверу. Новое расследование для незадачливого резидента завершилось трагически: он попал под пулю. 3 августа 1945 г. Миронова расстреляли за измену, хотя месяцем ранее в СССР была объявлена грандиозная амнистия в честь победы над Германией. Тело капитана госбезопасности было погребено на тайном кладбище НКВД в подмосковной Коммунарке. Между прочим, есть вполне логичное предположение, отчего видный чекист повредился в уме: работа по уничтожению военнопленных поляков не могла пройти бесследно. Известно, что профессиональные палачи ленинско-сталинской эпохи часто заканчивали безумием.

Изменническое письмо, впрочем, катастрофических последствий для нашей разведсети не имело, хотя карьеру генерала Зарубина поломало. Война была в разгаре, и к шкодням красного союзника американцы относились с известной небрежностью. Недаром Миронов в своём послании Гуверу сделал упор на передачу добытых в США шпионских сведений не на Лубянку, а японцам и немцам. Ведущие сотрудники советской резидентуры С. Семёнов, Л. Квасников, Э. Хейфец благополучно завершили свою заокеанскую командировку.

А потом была холодная война и яростная схватка спецслужб обеих сверхдержав. К советским перебежчикам американцы стали относиться внимательнее. И знаменитая измена два года спустя шифровальщика посольства в Канаде Игоря Гузенко имела для НКГБ куда более неприятные последствия, приведя к потере ряда ценнейших агентов в области атомного шпионажа.

Яков Григорьевич Горский — один из многих резидентов тридцатых годов, превращённых в лагерную пыль и пока не удостоившихся жизнеописания. А жизнь этого разведчика оказалась богатой на весьма противоречивые события.

Он родился в Одессе в 1898 г., происходил из семьи токаря и с двенадцати лет начал работать мальчиком-рассыльным в магазине. С 1912 г. он рабочий на одесских заводах Вальтуха и Кудермана, а в революционном 17-м вступил в Красную Гвардию. С 1918 г. служил в Перекопской дивизии, в следующем году стал командиром роты, а затем эскадрона. В 1920-м Горский вступил в члены компартии и был переведён в военную контрразведку, став уполномоченным особого отдела дивизии, а затем помощником начальника и начальником военного отдела Одесской губернской ЧК. С 1922 г. Горского перевели в Харьковскую губчека, но вскоре он оказался в милиции, где подвизался в качестве начальника угрозыска в Полтаве и Киеве, уполномоченным по борьбе с бандитизмом и управляющим таможней.

В конце 1923 г. Горского вернули в распоряжение госбезопасности и ненадолго послали работать в органы ОГПУ на транспорте. Он побывал начальником Киевского окружного транспортного отдела ГПУ, помощником начальника отделения и инспектором Дорожно-транспортного отдела ОГПУ. Уже в сентябре 1924 г. его назначают старшим уполномоченным Информационного отдела ГПУ Украины, но менее чем через год убирают из этого отдела, формировавшего своими сводками представление руководства о положении в стране, и снова переводят на транспорт: Горский работает начальником отделения Дорожно-транспортного отдела ОГПУ в Таганроге и Краснодаре, а с августа 1930 г. переводится на станцию Минеральные Воды.

В 1932 г. Горский перебирается в Москву на спокойную должность помощника начальника Отдела кадров полпредства ОГПУ по Московской области, но не задерживается там. Чекиста переводят в распоряжение Иностранного отдела ОГПУ и отправляют за границу. География его поездок широка — от Вены до Монголии. По возвращении начальство полагает, что несмотря на начальное образование, Горский вполне достоин стать начальником Курсов особого назначения, где проходят подготовку десятки будущих разведчиков. Это 38-й год, когда преподаватели и студенты то и дело исчезают без следа. Горский возвращён в аппарат и в звании капитана госбезопасности работает замначальника отделения Иностранного отдела НКВД СССР.

Его арестовали 16 октября 1938 года по показаниям крупного чекиста Б. Д. Бермана, схваченного незадолго перед тем. Из Бермана выбили сведения о том, что Яков Горский — участник антисоветской заговорщицкой организации в НКВД, завербованный бывшим начальником Иностранного отдела А. А. Слуцким. Позднее Берман отказался от своих показаний, но у следователей, допрашивавших Горского, оказалось достаточно компрометирующего материала на бывшего разведчика.

Горский обвинялся в том, что, работая по линии НКВД в Монголии, установил близкие отношения с торгпредом А. И. Биркенгофом (расстрелянном в 1936 г.), покупал у него опиум и спекулировал им. Ещё Горский якобы менял доллары на черной бирже и представил фиктивные документы на израсходование «денег специального назначения». (Горский, кстати, не был единственным разведчиком, которому предъявлялись подобные претензии. Так, в следственном деле Берии упоминались причины тайной ликвидации полпреда в Китае и одновременно резидента ИНО НКВД И. Т. Луганца-Орельского, убитого 8 июля 1939 г. в Грузии по приказу Сталина. Полпред-разведчик якобы контролировал оборот наркотиков, и его, отозвав в СССР, устранили негласно для того чтобы не спугнуть сообщников [401]. Возможно, торговля опиумом была формой финансирования чекистских резидентур.)

Также Горский, находясь в 1936 г. по линии НКВД в Вене, «рассказывал знакомым о мероприятиях НКВД в отношении троцкистов». Стукачи из советских учреждений за границей отправили куда надо и более пикантные подробности заграничной жизни советского резидента. Согласно их наблюдениям, в австрийской столице Горский установил интимную связь с дочерью бывшего камер-юнкера царского двора Лихачевой, помог ей оформить документы на выезд в СССР и «устроиться на секретную работу», где несчастную вскоре арестовали и осудили как шпионку.

Горский вёл себя твёрдо и вину не признавал, из-за чего разведчика не стали проводить через Военную коллегию Верховного суда, «разобравшуюся» со множеством его коллег, а осудили с помощью безотказного Особого совещания при НКВД СССР: 26 июля 1939 г. за участие в антисоветской организации он получил довольно скромные по тем временам 8 лет лагерей. Пять лет заключения превратили Горского в скелет, едва держащийся на ногах. Но стройки социализма требовали трудоспособную рабочую силу, в связи с чем Горский в 1943-м был досрочно освобожден как тяжелобольной: его просто «актировали» как неспособного к труду инвалида, обречённого на скорую смерть. Но Горский выжил и выздоровел.

С 1945 по 1951 годы он работал в г. Люблино на заводе им. Кагановича заместителем начальника отдела снабжения. Когда его решили завербовать в осведомительную сеть, бывший чекист с большим стажем не стал сопротивляться и в течение нескольких лет работал негласным сотрудником органов госбезопасности Московской железной дороги. По своей ли инициативе или же под давлением куратора из МГБ, но Горский стал провокатором. В официальном документе об этом сказано так: «Выполняя задания МГБ, он дезинформировал органы государственной безопасности, сообщая заведомо ложные сведения на лиц, которые якобы высказывали антисоветские взгляды. В результате донесений Горского гр-н Доннер был арестован, а затем освобожден».

Не так часто бывало, чтобы органы госбезопасности пресекали провокационную деятельность своих агентов. По личным ли счётам Горский оклеветал невинного, осталось неизвестным, но с рук это ему не сошло. Впрочем, наказание оказалось не из жестоких. За сообщение ложных сведений провокатор был арестован 19 декабря 1951 г. управлением охраны МГБ на Московско-Курской железной дороге. 3 марта 1952 г. Военный трибунал войск МГБ Московской области зачёл срок предварительного заключения и осудил Горского на три года лагерей условно.

В 1954 г. он, будучи пенсионером и инвалидом второй группы, жил в Москве, не работал и пытался восстановиться в КПСС. В апреле 1954 г. Комитет партконтроля при ЦК КПСС рассмотрел дело Якова Горского (который не отрицал, что за провокаторство сидел обоснованно) и, как осуждённому за ложный донос, отказал в восстановлении в партии[402].