Политический сыск требовал подготовленных кадров. Откликнувшись на усилия Ленина, Троцкого и Сталина по борьбе с высоколобыми противниками режима, которых в условиях окончания гражданской войны и введения нэпа расстреливать и сажать в прежних количествах не полагалось, ГПУ 2 ноября 1922 г. создало Особое бюро по делам административной высылки антисоветского элемента и интеллигенции. Алексеева, оставив в штатах Иностранного отдела ГПУ, по совместительству назначили в Бюро одним из трёх заместителей печально известного сыщика-провокатора Я. C. Агранова. Как раз тогда Агранов направил в Политбюро обширную записку об антисоветски настроенной интеллигенции. Власти прониклись и поручили ему очистить Россию от бродильного элемента, не согласного с большевиками. В помощники Якову Агранову нашли чекистов пообразованней. Так Николай Алексеев стал ближайшим коллегой одного из самых отвратительных деятелей красной охранки, помогая ему в «освещении антисоветского движения среди интеллигенции».

Разведчик Алексеев, человек, без всякого сомнения, умный и отважный, сразу вписался в аппарат политической полиции. Юридическое образование ничуть не мешало Алексееву (как, впрочем, и Ленину, Менжинскому, Вышинскому) уничтожать носителей идей правового государства. Можно согласиться с А. А. Папчинским и М. А. Тумшисом насчёт того, что участие в массовом изгнании лучших представителей русской интеллигенции стало, вероятно, решающим этапом в становлении Алексеева как видного деятеля тайной полиции. Будучи в своё время студентом, он не мог не знать таких видных учёных и публицистов, как экс-марксист Николай Бердяев или эсер Питирим Сорокин. Но сравнительно высокая грамотность Алексеева была использована в ГПУ именно для того, чтобы определить опасность того или иного исследователя или публициста. Деятельность Алексеева в пресловутом Особом бюро пока совершенно неизвестна; во всяком случае, прямого его участия в допросах высылаемых интеллектуалов в современных публикациях не отмечено[16]^.

«Очистку России» от «растлителей учащейся молодёжи», как выражался о своих оппонентах Ленин, провели очень быстро и «философский пароход» увёз в Германию многие десятки выдающихся россиян. Надобность в специальном органе отпала, и уже в феврале 1923 г. Бюро было влито в Секретный отдел ГПУ, а Агранов стал особоуполномоченным по важнейшим делам — на правах начальника отдела — Секретно-оперативного управления (СОУ) ГПУ, куда входили основные отделы лубянской конторы. Алексеев остался замом Агранова, а когда того сделали помощником начальника СОУ, Николай Николаевич сам стал особоуполномоченным. К сожалению, пока почти неизвестно, чем конкретно занимался Алексеев на этой важной должности. Ясно только, что это касалось важных следственных дел и имело отношение к политическому сыску[17].

Есть основания полагать, что в 1923 г. Алексеев имел отношение к делу знаменитого Николая Карловича фон Мекка (1863–1929) — строителя-железнодорожника, одного из основоположников отечественного автомобилизма и автоспорта, мецената, впоследствии — представителя в Госплане от Наркомата путей сообщения. Арестовывали Мекка несколько раз. На письме его жены Александры Мекк (племянницы П. И. Чайковского) Дзержинский в июле 1923 г. наложил следующую резолюцию: «Тов. Алексееву Жена Мекка заявляет, что она была секретарем своего мужа и знает все его дела. Полагаю, что ее следует допросить и только после этого решить вопрос о свидании. Ваше мнение? И в каком положении дело?»[18] Очень вероятно, что делом именитого арестанта занимался именно особоуполномоченный Н. Н. Алексеев. А резолюция Дзержинского очень характерна своей полицейской въедливостью и желанием ловчее надавить на узника. Отпущенный же через некоторое время фон Мекк в 1929 г. снова окажется на Лубянке и будет расстрелян.

А в 1924 г. Иностранный отдел ОГПУ вспомнил об Алексееве и вторично отправил его за кордон.

Н. Н. Алексеев — одна из крупных фигур в истории первых лет советской политической разведки. Выезжал он за рубеж только дважды, но обе командировки оказались очень важны и стали серьёзными ступеньками его последующей карьеры. Признание Советской России британцами открывало возможности легального шпионажа под крышей официальных советских дипломатических и торговых представительств. Летом 1924 г. в Лондоне была создана первая резидентура ИНО ОГПУ. В ней работало два человека: Алексеев (под фамилией Васильцев и кличкой «Оскар») и машинистка Л. Орлова. В Лондоне Алексеев вряд ли мог выдавать себя за представителя западной страны, мешала типичная славянская внешность: открытое лицо, серые глаза, русые волосы, пухлые губы. Тем не менее резидент во время своей годичной командировки успешно выполнял задания непосредственно Дзержинского и нашёл интересные агентурные источники.

Председатель ОГПУ интересовался работой резидента, о чём свидетельствует записка железного Феликса Менжинскому от 22 августа 1924 г., в которой тот сообщал своему заместителю о выступлении на Политбюро полпреда в Великобритании Х. Г. Раковского. Тот «получил в Лондоне сведения, что у нас в Ленинграде, Москве, Ростове готовится восстание. Эти сведения должен иметь и Алексеев. Прислал ли что-либо об этом нам?»[19] Воспринимаемые всерьёз сведения о восстаниях в 1924 г., да ещё и в основных центрах страны, наглядно свидетельствовали о паранойе, царившей среди большевистской верхушки. Что касается Раковского, то этот бывший глава совнаркома Украины не мог не знать Алексеева.

Основные подробности работы резидентуры в Великобритании пока не рассекречены. Известно, что она имела в своём распоряжении агента «Германа» (он же В-1) — корреспондента «Дейли геральд», хорошо известного в левых кругах и британской компартии, работавшего «на материальной основе» и завербованного ещё в 1922 г. Бриллиантом в короне советской заграничной агентуры он не был, поставляя сведения не столько об Англии, сколько о колониях. Но «Герман» также помогал в наружном наблюдении за белоэмигрантами и считался ценным источником. Другой агент состоял в британской компартии и имел своих людей в Скотланд-Ярде, которые помогали подчищать полицейские архивы, устраняя компромат на коммунистов туманного Альбиона.

В 1924 г. по своей инициативе к лондонскому временному поверенному в делах обратился П. П. Дьяконов — видный эмигрант, бывший военный атташе России в Лондоне. Он хотел получить советское гражданство и работу в качестве военного специалиста. Но советские товарищи убедили экс-генерала конспиративно трудиться в окружении великого князя Кирилла Владимировича, провозгласившего себя российским императором и популярного в эмигрантских кругах. С Дьяконовым работало много резидентов, поскольку его служба на «органы» продолжалась в течение целых 17 лет. Платили важным агентам в середине 20-х годов сравнительно сносно — от 25 до 60 фунтов ежемесячно. Информация лондонской резидентуры шла Чичерину, Рыкову и Сталину, а также в Разведупр и Коминтерн[20].

Когда в конце 2002 г. МИ-5 рассекретила более трёхсот своих старых досье, мир с удивлением узнал, что на советскую разведку, по мнению англичан, работала Клэр Шеридан — писательница, скульптор, политическая журналистка, путешественница и кузина Уинстона Черчилля. Об этой женщине, через необъятную постель которой прошло немало великих мира сего — от Троцкого до Чаплина — в последние годы появились любопытные публикации. Оказывается, ещё в 1911 г. молодая Клэр познакомилась с латышским боевиком Яковом Петерсом, который был ловко оправдан адвокатами после громкого процесса по делу грабежей и убийств, совершённых в Лондоне латышами-политэмигрантами. В 1918 г. Я. Х. Петерс стал одним из создателей ВЧК, а потом работал полпредом «органов» в Туркестане и начальником Восточного отдела ОГПУ.