И. В. Юдалевич выжил и рассказал о жестоком следствии: ночных допросах, выстойках, карцере с голодным пайком. Он писал, что «отказывался стоять, не выносил ругани, грубости, оскорблений, застращивания, а на попытку ударить меня лез в драку… изматерил нач. отдела, запустил в следователя чернильницу». Но в итоге был сломлен и подписал признание в антисоветской агитации. Не выдержали натиска бригады С. П. Попова и остальные арестованные. Всего Кузьмин, Слепков и их подельники назвали десятерых членов крайплана в качестве сообщников, но этот материал следователи не смогли развернуть в дело и отправили в архив, ограничившись осуждением трёх членов группы на три года лагерей каждого.

Алексеев, чувствовавший настроение верхов, зажимал инициативу своих чекистов, которые пытались всучить Москве липу о подготовке «бухаринцами» и «рютинцами» террора против верхов. В 1937-м С. П. Попов и прочие оперативники СПО УНКВД по Запсибкраю обрушились на Алексеева с Жабревым за то, что те не оценили добытые материалы и вычеркнули формулировку о «террористическом центре правых» из обвинительного заключения. А Ягода в апреле 1937 г. был вынужден подписать признание в том, что он укрывал от разоблачения правых террористов: «так было с бухаринской «школкой», ликвидация которой началась в Новосибирске и дело о которой мы забрали в Москву лишь для того, чтобы здесь его свернуть»[62].

В марте 1933 г. в советской печати было опубликовано сообщение об аресте английских инженеров крупнейшей фирмы «Метро-Виккерс» по обвинению во вредительстве и диверсиях — дескать, коварные иностранцы подкупали советских специалистов, чтобы те совершали диверсионные и вредительские акты на электростанциях. Как только в апреле 1933-го начался судебный процесс, лейбористское правительство Макдональда ввело эмбарго на 80 % советского экспорта в Великобританию и запретило Совфрахту фрахтовать суда под английским флагом.

Советский суд вынужден был оправдать англичан («свои» же получили по «червонцу»), осудив на три года только управляющего московской конторой «Метро-Виккерс» Лесли Чарльза Торнтона, которого ОГПУ считало резидентом «Интеллидженс Сервис». Вскоре Торнтона (он «признался» после 21-часового непрерывного допроса) пришлось амнистировать, после чего эмбарго было тут же снято. Само собой, что никто в мире в этот процесс не поверил, но дело было сделано: совдеповская репутация очередной раз изгажена, собственные же граждане получили новую острастку.

Дело «Метро-Виккерс», несколько лет назад прекращённое за отсутствием состава преступления — одно из главных, проведённых в рамках реализации многолетней гепеушной агентурной разработки «Блок»[63], которая ориентировалась на вскрытие шпионажа и вредительства среди иностранных специалистов. Была она чистой фальсификацией и принесла крупные международные скандалы, но сыграла свою роль в укреплении убеждённости Сталина, которая в нём и без того была сильной, что все иностранцы — шпионы.

В рамках агразработки «Блок» западносибирские чекисты провернули заметное дело в Кузбассе. Операция по «подставе» заграничным специалистам нужного человека была осуществлена ещё при Заковском — в 1931 г. с англичанами, монтировавшим импортное оборудование на площадке «Кузнецкстроя», начал специфическую работу заключённый инженер Ч., выходец из княжеского рода. В 1932–1933 гг. этот спецагент из «шарашки» выявил и «шпионскую», и «вредительскую» деятельность английских специалистов, что позволило чекистам в начале 1933-го «разоблачить» и арестовать 16 англичан и их агентов, включая Фёдорова-Шинкевича, якобы завербованного британской разведкой ещё в период его пребывания в эмиграции, а затем заброшенного в СССР.

Ещё один серьёзный удар по специалистам Кузбасса был нанесён в 1934 г. Обрадованный Ягода тут же сообщил в ЦК об очередном крупном успехе своих контрразведчиков. На стол Сталину легло донесение о том, что на Сталинском (Новокузнецком) металлургическом комбинате арестована группа инженеров, шпионивших в этот раз на Японию. Дескать, ещё в начале 1933 г. ОГПУ получило некие агентурные данные о том, что ряд молодых инженеров комбината ведёт шпионскую работу. Следствие обвинило их в создании подпольной «Российской партии национального возрождения». По версии ОГПУ, инженеры Н. В. Латкин, Г. С. Савельев, Л. Н. Дампель и Д. И. Саров (специалист-доменщик с мировым именем, имевший несчастье в 20-х годах работать в Японии) ожидали японской интервенции и планировали после начала войны диверсии, а также убийства руководящих работников.

Получив в августе 1934 г. чекистское спецсообщение, Сталин написал Кагановичу: «Всех уличённых в шпионстве в пользу Японии надо расстреливать. И. Сталин». Несколько дней спустя Политбюро постановило поручить А. Я. Вышинскому, В. В. Ульриху и ягодинскому заместителю Г. Е. Прокофьеву направить в Новосибирск выездную сессию Военной коллегии Верховного суда, которой поручалось «всех уличённых в шпионстве в пользу Японии расстрелять». Вскоре Вышинский доложил, что выездная сессия 15 сентября приговорила Сарова, Латкина и Давыдова к расстрелу, Дампеля и Излера — к 10 годам заключения, Регуша — к двум годам; один из подсудимых — Черепанов — был оправдан[64].

На местах фабриковали и другие шпионское группы. В январе 1934 г. оперативники отделения ДТО ОГПУ ст. Барнаул арестовали старшего диспетчера А. Ф. Куплайса, якобы вместе с Королем и Подобедовым создавшего по заданию японской разведки шпионско-диверсионную группу. По этому делу были проведены массовые аресты, в т. ч. привлекли и бывшую машинистку ОДТО ОГПУ ст. Барнаул Е. В. Николаеву-Матвееву. Король признался в том, что от Куплайса получил взрывчатку, которую затем передал Подобедову. По каким-то причинам дело развернуть не удалось; Короля завербовали в осведомители и отпустили, но тот, к конфузу чекистов, две недели спустя отправил им письмо с отказом от показаний, и скрылся из Барнаула. В марте 1934 г. большая группа работников ст. Барнаул была осуждена тройкой на сроки от 5 до 10 лет.

Естественно, новосибирские чекисты старательно «пасли» германское консульство, а с приходом Гитлера к власти стали проявлять активность в попытках связать работников консульства и его обслуживающий персонал с политическими делами. В марте 1933 г. советские граждане, работавшие в консульстве в качестве обслуживающего персонала, были допрошены в ОГПУ, где от них угрозами добивались дачи компрометирующих показаний о Г. Гросскопфе и других сотрудниках консульства. Чекисты потребовали сохранить факт вызова в ОГПУ в секрете, но, судя по тому, что консул отправил сообщение об этом своему начальству, требование «органов» хранить тайну было выполнено не всеми допрошенными.

В апреле 1933 г. консул Г. Гросскопф сообщал в своё посольство об усилиях чекистов увязать консульство с делом «белогвардейского заговора»: якобы истопник Фёдоров (агент Р. П. Степанов) был близок к В. Г. Болдыреву и служил звеном, через которое экс-генерал снабжал немцев шпионской информацией. В это же время на крыше консульства была проведена установка некоей линии связи, вёдшей прямо к зданию полпредства ОГПУ и в которой Гросскопф подозревал часть подслушивающей аппаратуры. Консул потребовал от властей убрать эту проводку и отремонтировать поврежденную крышу.

Год спустя контрразведчики стали работать агрессивней. В апреле 1934 г. посетители начали жаловаться Гросскопфу на то, что некие лица в гражданском фотографируют их при выходе из консульства. Затем «топтуны» выясняли адрес посетителя, после чего последний оказывался вызванным в ОГПУ. На допросе посетителям в качестве доказательства того, что они были в консульстве, предъявлялась фотография. Гросскопф проинформировал об этом посольство и дополнительно пояснил, что положение здания консульства облегчает ведение наблюдения: оно было зажато между жилыми домами, в которых обитали партийно-советские функционеры, а также сотрудники «органов». Пятиэтажное здание ОГПУ находилось на параллельной улице; с трех его верхних этажей можно было с расстояния примерно 100 метров вести качественное наблюдение за входом в консульство, который весной и летом с немецкой тщательностью освещался весь вечер[65].