Другой эпизод стоил Маркиной седых волос: «Звонит мне Жуков: «Галя, я выезжаю в Коминтерн». Телефон для связи не оставил. Минут через 40 — звонок по вертушке. Беру трубку. «Говорит Берия. Где Жуков?» Отвечаю, что уехал. «Немедленно разыскать, пусть позвонит в приемную Сталина!» Я всех подключила, позвонила и в Коминтерн, сообщила «наружке», чтоб срочно нашли. Тут опять звонит вертушка, на проводе Берия: «Нашли Жукова?» Говорю, что ищем. С сильным таким акцентом: «Так вот, дэвушка, если через пять минут он не позвонит Сталину, я тебя повэшу». И бросает трубку. Опять обзваниваю всех, ищу, меня пытаются успокоить. Жду, состояние словами трудно передать. Берия был очень суровый человек. Через некоторое время возвращается Жуков. Пришел, собрал документы, уехал. Возвращается, подходит ко мне и говорит: «Галя, Берия просил передать, что он тебя не повесит».

Активная работа Жукова по организации союзных воинских формирований была отмечена советскими и иностранными орденами. В 1943–1944 гг. он получил чехословацкий «Боевой крест» и югославскую «Партизанскую звезду» первой степени, а также два ордена Красного Знамени — за «охрану государственной безопасности» (в сентябре 1943 г.) и за выполнение «особых заданий» (в апреле 1944 г.). Жуков был удостоен ордена Красной Звезды, а также знака «Заслуженный работник НКВД» — за успешную «борьбу с контрреволюцией» (февраль 1942 г.).

Но осенью 1944 г. прекрасная карьера Жукова рухнула с треском. Он стал вторым по счёту комиссаром госбезопасности, устранённым благодаря интригам шефа военной контрразведки «Смерш» Виктора Абакумова (в 1943-м Абакумовым был арестован один из руководителей Секретно-политического управления НКГБ В. Н. Ильин[376]). Поводом к изгнанию Жукова из контрразведки послужил арест смершевцами нескольких чекистов-евреев, служивших под его началом. Начальнику отдела, пригревшему у себя опасных врагов народа, объявили, что он больше не достоин службы в органах государственной безопасности. И в сентябре 1944 г. Георгий Сергеевич прибыл в Новосибирск на совершенно ничтожную должность начальника Отдела спецпоселений областного УНКВД. Впрочем, вождь народов, как говорится в известном анекдоте, «мог и полоснуть»!..

Оказавшись в Новосибирской области, Георгий Сергеевич не пал духом и сразу начал разворачивать работу по улучшению «чекистского обслуживания» многочисленных ссыльных, томившихся по дальним сибирским деревням. Начальник местного УНКВД генерал-майор Ф. П. Петровский, надо полагать, не препятствовал инициативам подчинённого комиссара госбезопасности. Усердие Жукова не осталось незамеченным. В июле 1945 г. при переаттестации начальствующего состава Жуков получил соответствовавшее рангу комиссара ГБ 3-го ранга звание генерал-лейтенанта. Это был ободряющий знак с самого верха — вождь, утвердивший большой список генералов от карательного ведомства, опубликованный в прессе, давал понять, что опала будет временной. Но, как оказалось впоследствии, и очень продолжительной. Ситуация оказалась уникальной — генерал-лейтенант почти четыре года просидел в Сибири на майорской должности при официальном подтверждении его «лампасного» звания!

Жуков получил под своё начало Отдел спецпоселений (ОСП) сразу после приказа НКВД СССР от 16 августа 1944 г., который ввел в действие особую инструкцию по учёту спецпоселенцев. Необходимо было срочно установить количество спецпоселенцев, выявить трудоспособных и контролировать их трудоустройство. Учёт должен был способствовать также своевременному выявлению побегов. Все эти проблемы выглядели для чекистов очень актуально, ибо в период 1940–1944 гг. Сибирь вновь стала одним из центров ссылки, на этот раз национальной. Сюда привезли огромное число поляков и евреев с территорий бывшей Польши, а осенью 41-го — сотни тысяч немцев.

В 1944 г. в Сибири было открыто в дополнение к уже имевшимся (для бывших «кулаков») целых 175 спецкомендатур: по 50 — в Алтайском крае и Омской области, 45 — в Красноярском крае, 30 — в Новосибирской области. Одних только немцев в Сибири было расселено свыше 400 тысяч. Будучи двузвёздным генералом, Жуков курировал отделы спецпоселений в соседних регионах, регулярно выезжая в УМВД Красноярского и Алтайского краев, Томской, Омской и Тюменской областей[377]. Наверняка ему было известно, как происходило расселение и последующее обеспечение продуктами, например, калмыков, высланных на Алтай…

При приёме поездов со спецпереселенцами там сразу было обнаружено 270 мертвецов. С начала 1944 по сентябрь 1945 г. из 22.212 прибывших калмыков в алтайской земле успокоилось 3.039 человек, а родилось всего 116. Особенно высокой была смертность в первые месяцы: за первый квартал 1944 г. умерло 1.198, в течение второго — 612, в третьем — 241, в четвертом — 331 чел [378].

До 1944 г. ссыльных «националов» разрабатывал аппарат местного УНКГБ, который ориентировался на активное выявление «контрреволюционеров». Работал он весьма активно: только в Здвинском районе Новосибирской области за годы войны расстреляли 16 немцев, обвинённых в контрреволюционной деятельности — вредительстве в колхозах, пораженческой агитации и т. д. Затем за ссылку взялся аппарат ОСП. Отделу спецпоселений, получившему спецконтингент в мае 1944 г., пришлось начинать агентурно-оперативную работу почти с нуля.

Ссыльные, враждебные строю «в силу своего социального и политического прошлого», а также заподозренные в склонности к побегам, обеспечивались, с помощью аппаратов районных спецкомендатур, «систематическим осведомительным освещением». На таких лиц чекисты заводили дело-формуляр, что означало начало агентурной разработки. Исчезновение с места жительства человека, который находился в «разработке», давало повод к объявлению местного или всесоюзного розыска.

Для агентов и осведомителей предусматривалось либо денежное вознаграждение за труд, либо «лучшее устройство или перевод в порядке поощрения в лучшие климатические и хозяйственно-трудовые условия». Особо ценные агенты, вербовавшиеся, главным образом, из членов ВКП (б), представлялись к досрочному освобождению из высылки и могли сами выбирать место жительства в районах расселения спецпереселенцев.

Приняв от УНКГБ по Новосибирской области всего 197 осведомителей, оперативники ОСП под руководством Жукова начали бойко пополнять негласный аппарат. И если к 1 октября 1944 г. в ОСП числилось 415 осведомителей, четыре агента и не было ни одного резидента, то уже к 1 января 1945 г. у отдела спецпоселений имелось 8 резидентов, 6 опытных агентов-маршрутников, 23 агента и 1.412 осведомителей, в том числе от органов НКГБ было принято в виде «безвозмездной помощи» три резидента, 12 агентов и 416 осведомителей. К 1 января 1945 г. в Новосибирской области насчитывалось 69.502 ссыльных: немцев — 47.853 (агентура — 847 чел.), калмыков — 16.303 (519), «кулаков» — 3.114 (83), фольксдойчей — 603.

За последний квартал 1944 г. от агентуры было получено 3.480 донесений (что говорило о малой активности большинства осведомителей), в том числе 2.133 донесения, представлявших, как полагали чекисты, оперативный интерес. 937 донесений носили совершенно «заказной» характер и касались конкретных агентурных разработок. К январю 1945 г. на оперативном учёте в ОСП состояло 1.444 чел., в том числе 71 — по агентурным делам (они были обречены на арест), 132 — по делам-формулярам (так именовались чекистские досье) и 941 — по учётным делам.

Учётное дело означало первичный интерес органов к сомнительному человеку, а дело-формуляр показывало более интенсивную стадию накопления информации о нём, когда данного человека «обставляли агентурой» с целью основательной слежки. Агентурное дело велось на какую-либо «контрреволюционную группу» с целью скорой «оперативной ликвидации». Так, по агентурному делу «Сакья-Муни» проходила группа из 21 калмыка, обвинявшихся в активной антисоветской агитации, саботаже и забое скота; она планировалась именно к «быстрейшей ликвидации».