- Значит, они не родственники? – уточнила юная принцесса, переводя взгляд с молодых на старые лица, воистину весьма схожие между собой.

- Нет, – подтвердила Элия. – И все глупости, которые они собирались наделать, совершенно ни к чему.

- Мама, я думала, ты ненавидишь арона Ашлафа, – растерянно пробормотала девушка, избегая смотреть родительнице в глаза.

- О, настолько ненавидит, что хранит его подарок – сломанный гребень, а он так злится на твою мать, что не снимает с шеи задрипанного шарфа – ее дара, – с усмешкой поддакнула богиня.

- Откуда нам с аро Палестой знать, что все сказанное вами правда? – хрипло переспросил Ашлаф, аро промолчала. Краска, залившая ее лицо, ясно говорила о причинах избранной тактики – женщина отчаянно стеснялась раскрытого на глазах у детей секрета, похороненного под спудом лет.

- Вы осмеливаетесь задавать такие нелепые вопросы в моем храме? – величественно поинтересовалась Элия, снимая часть блоков со своей силы.

Серебристо-голубая аура окружила принцессу, серые глаза засияли звездами, ощущение могущества патокой разлилось в воздухе, неся аромат роз альтависте (пусть этого сорта не росло в храме) и персика, пригибая смертных к земле волной энергии, заставляя сильнее биться сердца, будя самые заветные воспоминания о любви. Эта сила и аромат освежали их, унося прочь горе, боль разочарований и горечь разлуки.

Все четверо опустились на колени, чертя знак розы у сердца и шепча горячую молитву:

- Светлейшая и великая Элия, для любви открываем души свои, на помощь твою уповая…

Руки арона Ашлафа с гребнем и аро Палесты нашли друг друга и переплелись пальцами. Соединились ладони их детей.

- Вот и все, с мелочами они разберутся и без нашей помощи, – заключила Элия, накрывая себя и кузину заклятьем невидимости. Для молящихся две прекрасные богини исчезли с площадки-розария, но молитвы это не прервало.

- Хорошо, что все разъяснилось, они ведь на самом деле все друг друга любят, а считали что нет выхода… – умиротворенно вздохнула Бэль, обожающая романтические истории со счастливым концом.

- Люди, да и боги часто ошибаются, считая, что угодили в безвыходную ситуацию. Хуже всего, если они начинают искать выход в смерти, тем самым выбирая единственный путь, отрезающий возможность исправить ошибку, – задумчиво согласилась Элия, направляясь к босому мраморному убожеству в смирительной рубашке, красующемуся на постаменте. Просто-таки символическому памятнику безумной в самом прямом смысле этого слова любви.

- Но ведь иногда бывает, что… – задумчиво и чуть неуверенно, оттого, что не знала, насколько применим к реальности ее книжный опыт, протянула юная принцесса, вспоминая те сказочные истории, которые заканчивались типично по геройски, то есть высокопарно-трагически.

- Бывает. Такова жизнь, родная. Только, прежде чем делать столь окончательный выбор, нужно быть абсолютно уверенной в том, что иного выхода действительно нет, а нет не потому, что ты его не видишь, – строго ответила старшая богиня, простирая руки к статуе и возлагая ладони на холодный мрамор. – Только тогда, когда ты четко осознаешь, что твой выбор не бегство от проблемы, а ее единственное, пусть и страшное решение, которое будет спасением не только и не столько для тебя, сколько для других.

- Это как принцесса Кира умерла, выпив яду, чтобы ее родичи и жених не отдали ключи от мира темному врагу? – серьезно перепроверила правильность своих выводов Бэль.

- Да, она совершенно точно знала, что бежать не сможет, таково заклятье пленения, и враг не собирается оставлять в живых ни ее, ни сдавшихся родных, – согласилась Элия, знавшая эту древнюю легенду, на которой воспитывалось не одно поколение романтичных отважных девушек. – Своей смертью она освободила родичей для борьбы, подарила свободу своему миру, а не сбежала трусливо от ужасов и мучений тюрьмы.

Ответив сестре, богиня на минуту примолкла, а потом хлопнула статую по боку, чем привела в действие наложенное заклятье, подпитываемое сейчас силой искренней молитвы четырех верующих. Мрамор дрогнул, смялся, как мокрая глина, контуры и формы потекли, изменяясь. Нелепое творение безымянного и теперь уж наверняка проклятого разгневанной Элией скульптора приобрело новые очертания. Вместо кликуши в хламиде на постаменте отныне красовалась дивная женщина, лицом и фигурой весьма походящая на Богиню Любви, а рядом с ней, доверчиво положив руку на предплечье, стояла хрупкая прелестная девушка. Ее личико-сердечко лучилось лукавством и одновременно сочувствием, она словно просила о чем-то свою старшую спутницу. Или просила о ком-то? Заступница Мирабэль, Богиня Милосердия, чья сила пролилась в святилище сестры, смягчая ее раздражение и досаду, встала бок о бок со старшей кузиной. На постаменте появилась и надпись, выполненная на местном языке. Теперь любой грамотный прихожанин мог понять, кто запечатлен в мраморе, а уж почему… Об этом ему с охотой готовы будут поведать те, кто стал сегодня очевидцем рождения легенды. А если бы любопытный прихожанин оказался достаточно внимателен, то смог бы рассмотреть жалкую мужскую фигурку в смирительной рубашке, скорчившуюся у пяты богини, – маленькую месть Элии неумелому скульптору-творюге.

Богиня Любви взяла пораженную сестренку под руку и перенеслась домой, в коридоры Лоулендского замка, к дверям в покои кузины.

- Эли, зачем ты статую так поменяла, рядом с собой меня сделала? Это шутка? – озадаченно спросила Бэль.

- Шутка? Нет, разумеется, – принахмурив брови, с притворной суровостью констатировала Элия, а потом тепло улыбнулась, положила руки на плечи сестренки и серьезно сказала: – Милая, твое вмешательство, слова и пролившаяся с ними сила Милосердия, изменили ситуацию. Цепочка вероятных событий стала другой.

- Но я всего лишь… – начала возражать эльфийка. Старшая же сестра накрыла пальчиком ее губы и закончила:

- Не спорь с Богиней Логики, твоя сила повлияла на мое решение и на настроение этих четверых, давая им возможность быстрее примириться друг с другом в сердцах своих. Быть может, именно для того, чтобы так случилось, я почувствовала зов людей и желание взять тебя с собой. Да, ты действуешь инстинктивно, не отдавая отчета в направлении, концентрации и интенсивности силы, не задумываясь о самом факте ее применения. Поэтому и не смогла проследить причинно-следственной связи. Однако, связь эта слишком явна, чтобы я пренебрегла знаком божественного вмешательства. Отныне, тот храм, где мы были, не Храм Любви, а Храм Любви и Милосердия. Ясно? – пальчик-замок соскользнул с ротика Бэль, давая ей возможность ответить.

- Я поняла, о чем ты говорила, Эли. Ты меня никогда не обманывала, значит все так и есть. Знаешь, мне стыдно, что я не смогла ничего почувствовать, – вздохнула юная Богиня Исцеления и Милосердия с искренним стыдом и досадой. Глаза смотрели на золотистый мрамор пола с прихотливыми прожилками, а видели не привычную красоту камня, а аллегорию запутанных путей обретения могущества истинной сути.

- Ты только овладеваешь своей силой. Тут стыдиться нечего. Я смогла в полной мере использовать свою лишь спустя годы после ее проявления, а контролировать и того позже, – мягко заметила Богиня Любви. – Божественные силы в нашей семье весьма нетипичны и действовать по чьим-то лекалам, осваивая тонкости управления ими, невозможно. Что, я полагаю, и к лучшему. Следуя непроторенными путями, больше шансов найти ту единственную, собственную дорогу.

- А если я ошибусь? – почти испугалась Мирабэль, не столько и не только возможности такового исхода, сколько того, что из-за ее ошибки кому-то может быть плохо.

- Значит, это будет только твоя и ничья больше ошибка, которую ты исправишь и извлечешь урок. Нельзя научиться, не пробуя и не ошибаясь, нет во Вселенной того, кто все и всегда делает верно. А существуй все-таки подобный уникум на самом деле, то, наверное, ему было бы демонски скучно жить, ибо все стало бы до тошноты предсказуемо, – рассудила Богиня Логики. – А пока тебе достаточно лишь научиться чувствовать свою новую силу, как часть себя самой и узнать о ней все, что сможешь узнать.