Когда островок вновь освещается светом ламп, они видят Сибил, лежащую вниз лицом на помосте в мокрых шароварах и сорочке и по-прежнему сжимающую в руке весло. Как только помост поднимается на уровень плиточного пола, Берни бросается к девушке и переворачивает ее на спину. Ее глаза открыты.

— Ну, кузен, — задыхаясь, говорит она и улыбается, — не вздумай рассказать Мейтлин об этом происшествии.

Камиль смотрит в сторону до тех пор, пока Берни не накидывает на Сибил плащ. Тогда он обнимает ее за плечи.

— Сибил-ханум. — Вот и все, что он может сказать. Его взгляд задерживается на ее полной шее, разделенной пополам двумя складками, как запястье ребенка. Он не смотрит ей в глаза.

Сибил все еще улыбается, но у нее начинается сильный озноб. Укутывая в плащ, Камиль на мгновение заключает Сибил в объятия, а затем передает Берни. Ему известно, что англичане считают двоюродных братьев и сестер близкими родственниками и в отличие от османцев не поощряют браки между ними. Тем не менее он испытывает чувство утраты, когда Берни усаживает девушку в фаэтон и обнимает ее.

Камиль садится на облучок и берет в руки поводья. Он ревнует. И чувствует, что предает отца, позволяя в момент большого горя вселяться в душу таким тривиальным чувствам.

На дороге им попадается навстречу глава Средней деревни, его сыновья и отряд вооруженных жандармов, продвигающихся к вилле Асмы-султан. Камиль останавливается и дает им указания найти Сами, оставленного охранять тайное помещение. А потом вновь погоняет лошадей.

— Со мной там находился Ариф-ага, евнух Асмы-султан, — объясняет Сибил, стуча зубами. — Тот самый, который сообщил полиции о поездках Ханны.

Камиль и Берни обмениваются взглядами.

— Возможно, он и являлся осведомителем.

— Бывший начальник полиции намекнул на то, что Ариф-ага брал взятки. Я счел тогда, что он имеет в виду муниципальную полицию. Мне и в голову не пришло, что он продавал информацию агентам султана. Евнух, знающий слишком много и к тому же чрезмерно болтливый.

— Другими словами — крыса.

Камиль недоуменно смотрит на него, и Берни объясняет:

— Шекспир, «Ромео и Джульетта».

— Дурак он, вот и все, — говорит Сибил.

— Почему он напал на тебя? — спрашивает Берни, растирая ее спину.

Она пожимает плечами:

— Как-то непонятно. В конце концов, мы ведь оказались вместе в затруднительных обстоятельствах. Я обещала защитить его от Асмы-султан, если он спасет мне жизнь. В таком случае он стал бы героем. И именно в тот момент евнух набросился на меня. Бедняга, — шепчет она. — Ему вырезали язык. Он скорее всего страшно напуган.

Глаза Сибил следят за сверкающими полосами воды, то возникающими, то пропадающими внизу под лесистыми холмами, через которые лежит их путь.

Спустя некоторое время она продолжает:

— Асма-султан перед тем, как исчезнуть, что-то крикнула ему. Его судьба, мол, связана с ней, и ему известно, что надо делать. Возможно, она приказывала ему напасть на меня.

— Не исключено. — Берни растирает руки Сибил, согревая их. — Ты видела китайские украшения?

— Да, они принадлежали матери Асмы-султан. Я хотела рассказать тебе о них.

Камиль удивленно спрашивает:

— Вы знали об этом?

— Я недавно услышала о коллекции в доме Лейлы. И собиралась рассказать вам сегодня вечером за ужином. Вчера вы слишком волновались за меня и ничего не хотели слушать. — Она счастливо улыбается.

— Как видите, у меня имелись веские основания для беспокойства.

Однако лицо Камиля также цветет улыбкой. Берни с приятным удивлением смотрит на них.

— Нам не хватало сведений о китайской коллекции, — говорит он.

— И что теперь стало ясно?

— Асма-султан заказала кулон. Она и была нашим человеком во дворце.

— Вашим человеком? — Сибил сбита с толку.

— Длинная история, кузина. Расскажу после того, как мы согреемся и уютно устроимся у камина.

Камиль поворачивается к Берни:

— Интересно, вовлечена ли в интриги ее дочь?

— Существует заговор? — взволнованно спрашивает Сибил. — В самом деле? — Она радостно хлопает в ладоши: — Что будет, когда Мейтлин все узнает!

— Сибил-ханум, — с показной серьезностью говорит Берни, — позвольте напомнить вам, что вы чуть не погибли.

— Разве не чудеса?

Все разражаются смехом. Камиль отворачивается, чтобы скрыть слезы радости и горя, застилающие глаза.

— Перихан и ее мать очень близки, — объясняет Сибил. — Не представляю, как одна из них совершает что-то, о чем не знает другая. — Она задумывается на минуту. — Асма-султан сказала нечто странное сегодня. Мы говорили о том, что Перихан и Лейла — подруги, и вдруг жена визиря заявила, что ее дочь следит за Лейлой.

— Они наблюдают за ней, — вслух размышляет Камиль. — Пытаются обвинить Зухру в исчезновении Сибил-ханум. — Он вдруг с ужасом понимает, что чуть не произнес «в смерти». — Но почему?

— Лейла доносит на них тайной полиции? — предполагает Берни.

— Тогда она очень опасна для Асмы-султан.

Некоторое время они едут в полной тишине. Берни обнимает Сибил. Луна освещает темный отрезок дороги, идущей через лес. Свет дрожит на крупах лошадей. Камиль, словно ребенок, подсчитывает свои достижения. Главное — Сибил в безопасности. Он позволяет себе взглянуть на нее через плечо. Ее волосы свободно падают на плечи. Девушка смотрит на него, он быстро отворачивается, однако она успевает заметить улыбку. Хамза, предатель, несущий ответственность за совращение, а возможно, и смерть молодых женщин, казнен. Если же агенты тайной полиции убили Ханну и Мэри, то они, равно как и Асма-султан, недосягаемы для него. Пусть их судит Аллах.

Но отец, чьи мечты он украл…

Возможно, правы те, кто утверждает, что лишь Аллах совершенен, а все людские начинания, в сущности, ущербны. В рациональной и упорядоченной Вселенной Аллах вносит хаос в жизнь каждого человека, дабы напомнить о его несовершенстве перед Богом.

Вскоре экипаж выезжает на холм, с которого открывается вид на виноградники и сверкающие воды пролива. Верхняя часть дороги окутана кустами малины. Светлячки порхают среди виноградников. Вдалеке ночные рыбаки плывут в лодке по серебристым водам.

Река Сена замерзла. Я не вижу ее из своего окна, однако недавно проходила мимо. Снег напоминает мне о Стамбуле. Высокие кипарисы отбрасывают длинные тени, блестящие сосульки свисают с карнизов. Жерданлук, драгоценности нашего дома в Шамейри. Тают белые льдинки, похожие на обыкновенное морское стекло. Я не ожидала, что Хамза погибнет. По крайней мере он не должен был так умереть. Правильно говорят философы: слово ранит сильнее меча. А я бездумно бросалась словами и ранила ими Хамзу. Откуда я знала, что мои слова соединят его с Ханной в пруду? Никогда не поверю в то, что он читал мне сказки днем, а вечером пошел и убил ее. Теперь, впрочем, все это не имеет никакого значения. Я убила его. А Мэри дала мне жизнь. Мэри. Моя подруга, моя любовь, золотовласая королева дельфинов. Благодаря ей я попала в новый мир.

Мщение. Вот еще одно слово. Возможно, вы скажете, что я слишком много сорила словами и теперь должна замолчать. Вы думаете, что моим словам нельзя верить. Но послушайте, разве я не доставляла вам удовольствия красивыми фразами, страстным шепотом и — давайте начистоту — своей честностью? Я не убийца.

«А как насчет Виолетты?» — спросите вы. Пруд в лесу за Шамейри очень чистый. Виолетта изучила его как свои пять пальцев. Однако я знала, что утонуть можно даже в луже, особенно если потеря на чувствительность и парализованы конечности в результате употребления особого вида чая. Я подала ей тот же отвар, какой она приготовила Мэри. Когда Виолетта поскользнулась на камне в пруду, я держала ее голову и гладила черные волосы, струящиеся в воде. В последний миг я взяла ее руку и повернула служанку лицом к небу. Я спасла ее, так что грустить будет она, а не я. Пусть помнит. Умирать легко, ужасно легко.