Тетя Хусну безмятежно продолжала трапезу во время нашего спора, как будто ничто не могло испортить ей удовольствие от поглощения тушеной баранины с абрикосами.

Появилась Виолетта с подносом в руках. Я видела, как она плюнула в суп.

Среди шума, царящего в кабинете Камиля, раздался звонкий мальчишеский голос:

— Я не имею права ничего рассказывать. Буду разговаривать только с беем.

Внезапно мальчик начинает кричать. Слышится шум потасовки.

В раздражении Камиль вызывает помощника и спрашивает, что происходит.

— Мальчишка утверждает, что у него есть сообщение для вас, и не хочет разглашать его секретарю.

— Хорошо, — говорит Камиль, — приведи его сюда.

Мальчику около восьми лет. Он гибкий и настороженный, как уличный кот. У него очень короткая стрижка. Штаны с аккуратными заплатами и яркая вязаная кофта. При виде судьи он падает на колени и простирается ниц на полу, тычась носом в голубые прихотливые узоры ковра. Камиль видит, что мальчугана трясет. Он подходит к нему и кладет руку на его согнутую спину.

— Встань, — говорит он ласково.

Мальчик осторожно поднимается с пола и стоит с опущенной головой. Однако взгляд бегает по комнате и ничего не упускает из виду.

— Как тебя зовут? — спрашивает Камиль, пытаясь успокоить мальчишку.

— Ави, бей.

— Ну, Ави, почему ты пришел ко мне?

Мальчик смотрит на Камиля. У него огромные карие глаза и правильные черты лица. Какой алчный взгляд, думает Камиль. Он завидует всепоглощающей свободе и страсти к жизни этого ребенка, который еще не научился отличать сырой продукт от приготовленного и смело поглощает все, что предлагает ему жизнь. Паша улыбается мальчугану.

— Меня послала Амалия Тейзе из Средней деревни. У нее важные новости для вас. — Камиль с удовлетворением замечает, что к мальчику вернулось самообладание.

— Что за новости?

Сомкнув руки у себя за спиной, Ави продолжает напевным голосом, будто декламирует стихотворение:

— Она просила передать вам, что несколько недель назад садовник из усадьбы в Шамейри нашел узел с одеждой у пруда в лесу. Вы должны знать тот дом. Садовник сжег одежду, однако одна служанка видела, как он делал это. У нее есть родственники в нашей деревне. Когда она пришла навестить их, то узнала, что тетю Амалию интересуют такие сведения, и все рассказала ей.

Мальчик замолкает, продолжая стоять столбом. Его глаза, однако, с любопытством рассматривают предметы на письменном столе: серебряную чернильницу, ручки и открытые книги.

— Действительно, очень важная информация, — говорит Камиль, запуская руку в карман за серебряным курушем. — Мы благодарим тебя.

— Не могу принять от вас деньги, — сопротивляется Ави. — Я исполнял свой долг.

Камиль берет ручку и протягивает ее мальчику:

— Прошу тебя принять подарок. Ты оказал нам большую услугу. Когда научишься писать, приходи ко мне.

Лицо мальчишки сияет, он торжественно принимает дар бея, наполняя сердце Камиля сладким волнением.

— Спасибо, Ави. Можешь идти. Поблагодари свою тетю.

Он поворачивается к мальчику спиной, так чтобы тот не видел плаксивого умиления на лице рационального администратора, представителя правительства могущественной державы.

— Мы заблудились, — ворчала я.

Виолетта вроде знала Большой базар, однако мы уже дважды проходили мимо мраморного фонтана на улице Шапок.

— Я знаю, куда иду, — повторяла она в пятый раз.

Я остановилась на узкой улочке и осмотрелась. Виолетта убедилась, что я не следую за ней, вернулась и стала терпеливо ждать, окидывая взглядом выставленные напоказ товары. Она убеждала тетю Хусну, что отлично ориентируется в лабиринте местных улочек, но та не верила ей. Компаньонка повсюду сопровождала меня. Мне же очень хотелось попасть на Большой базар. К нашему обоюдному удовольствию, тетя Хусну отказалась идти с нами приобретать вещи, необходимые для приданого. Я не испытывала никакого желания заниматься покупками, однако меня манил дух приключений. Блистательный базар очаровал меня сразу же, как только я прошла через его массивные ворота.

Нам нужно было найти заведение папиного друга, золотых дел мастера на улице Ювелиров, и выбрать браслеты. Сначала мы зря тратили время, заходя в каждую лавку. Нас просто ошеломило огромное количество различной обуви, рулоны материи, ковры, немыслимое изобилие банных принадлежностей. Как только лавочники заговаривали с нами, мы в смущении уходили прочь и тотчас заглядывали в другой магазинчик.

Наконец я сказала:

— Давай найдем золотых дел мастера. Иначе отец рассердится.

И вот тогда мы заблудились на улице Шапок.

— Смотри, — Виолетта махнула рукой, — на этой улице продается только одежда.

Она потащила меня к лавке, где продавались парчовые жилетки. Я купила одну для Виолетты, рулон материи для себя и велела доставить покупки в Нишанташ. Затем попросила хозяина показать дорогу к нашему ювелиру.

— Идите по этой улице, — объяснил он нам, показывая рукой в глубь базара, — пока не дойдете до ворот. Там будет вход в Бедестан. За воротами на другой стороне, — заверил он нас, — вы найдете улицу Ювелиров.

Виолетта уже тянула меня вперед.

Вскоре мы подошли к массивным железным воротам. Они вели в огромное помещение, находящееся прямо в центре базара. Я вытянула шею, вглядываясь в высокое сводчатое покрытие над рядами лавок. Прямо по периметру под покрытием простирался деревянный подиум. Виолетта толкнула меня локтем и указала на крошечную лавку, забитую до отказа древними серебряными украшениями и вазами. Стройная женщина в европейском платье склонилась над подносом с ожерельями. В соседнем магазине продавались золотые изделия, подобных которым я никогда не видела. Лавки, располагающиеся вдоль узких проходов под высоким куполом, походили на театральные декорации. Мы забыли о нашем ювелире.

— Что это за место? — спросила я пожилого лавочника-армянина, который ставил поднос с золотыми браслетами на прилавок.

— Самая старая часть базара, дорогая ханум, — с гордостью объяснил он. — Здесь хранятся самые ценные вещи. Ночью, когда ворота закрываются, его охраняет стража. — Он указал на высокий подиум: — Тут надежно, как в европейском банке.

В соседней лавке иностранка торговалась с владельцем, который вдруг перестал понимать английский. Оставив Виолетту платить за выбранный мною золотой браслет, я вошла в магазин, где продавались изделия из серебра.

— Могу ли я вам чем-то помочь? — спросила я англичанку.

Она с надеждой посмотрела на меня своими голубыми глазами. Казалось, она видит меня насквозь, будто я сделана из стекла. Мы обе улыбнулись и, ни слова не говоря, повернулись к лавочнику. Не имея большой практики разговорной речи, я тем не менее обладала хорошей выдержкой, и вскоре англичанка получила свое ожерелье за половину той цены, которую запрашивал продавец.

— Спасибо, — поблагодарила она, когда мы вышли на улицу. — Меня зовут Мэри Диксон.

Камиль находит Халила за чисткой инструментов в сарае в глубине сада. В мерцающем свете керосиновой лампы он осматривает непритязательное помещение с низким потолком. Халил сидит на скамье и смотрит на вошедшего. Из-под густых и жестких бровей почти не видно глаз. Прихожая заполнена аккуратно расставленной и разложенной садовой утварью.

На вопрос Камиля садовник отвечает:

— Да, бей, я нашел одежду. И сжег ее.

— Почему ты так поступил?

— Женская одежда, бей.

— А какая разница?

— Кто знает, что могло случиться с ней в лесу. Носить такую одежду уже нельзя. Поэтому-то я и сжег ее. — Поразмыслив немного, Халил добавляет: — А что? Кто-нибудь ее искал?

— Нет. Однако одежда может принадлежать убитой женщине.