Если ему не удастся раскрыть преступление, придется докладывать о своей несостоятельности министру юстиции Низам-паше. В первый четверг каждого месяца Камиль обязан стоять со сложенными на груди руками и опущенными глазами в продуваемом сквозняками приемном зале и ждать разрешения приступать к докладу. А Низам-паша, сидя со скрещенными ногами на высоком диване, слушает его в зловещей тишине, пронзая непроницаемым унылым взглядом. Когда Камиль заканчивает свою речь, Низам-паша свистом подзывает к себе помощника, после чего небрежным жестом руки отпускает Камиля, изображая на лице такую гримасу, будто съел какую-то гадость.
Только однажды министр разговаривал с Камилем напрямую. Во время первой аудиенции.
— Не надейся на плащ своих предков. Пред ликом падишаха ты абсолютно гол. Так не разочаровывай же его.
Низам-паша ходит с докладом непосредственно к самому султану, однако он лишь одна артерия среди многих других, через которые кровь в виде информации поступает в сердце империи. Тайная полиция — вот не знающие сна глаза султана. Они наблюдают и подозревают, оставаясь невидимыми ни для кого, кроме нескольких избранных лиц во дворце. Они шпионят за обычной полицией, за судьями, а также за всеми должностными лицами государства.
Камиль понимает, что, будучи пашой и сыном паши, он тем не менее вовсе не защищен от тайной полиции, которая казнит не только неугодных ей людей, но и всех членов их семей. Перед его глазами проходят образы несчастной, но не сломленной сестры Фариды и ее маленьких дочерей. Он видит молчаливого, ушедшего в себя отца, живущего лишь воспоминаниями об умершей жене. Камиль понимает, что идет по узкой и весьма опасной тропе. Занимаясь юридической и научной деятельностью, следует остерегаться необдуманных политических высказываний. Надо быть крайне осторожным в такое смутное время.
Султан становится все религиознее, потакая влиятельным шейхам и вождям исламских братств, однако ходят слухи, что даже в близком кругу падишаха есть сторонники парламентской формы правления и модернизации ислама в соответствии с научным прогрессом и духом времени. Эти люди успешно внедрили новую юридическую систему и отняли власть у прошедших религиозное обучение судей-кади, передав ее мировым судьям, таким молодым людям, как Камиль, получившим светское образование. Религии они предпочитают науку и логику. В новых судах мировые следят за ходом раскрытия дел и вступают в полемику с государственными чиновниками. Всевластным в прошлом кади теперь позволяют вести лишь мелкие дела по разводам и о правах наследования, хотя за ними все еще остаются места в Меджлис-И-Тахкихат, то есть в суде расследования, верховном законодательном органе стамбульской провинции. Неудивительно, размышляет Камиль, что такие люди, как Низам-паша, учившиеся в религиозных медресе и не говорящие на европейских языках, чувствуют угрозу, исходящую от новых образованных судей.
Камиль с симпатией смотрит на своего соседа по фаэтону. Мишель помог ему распутать много сложнейших дел. Настроение повышается при воспоминании о том, как они вместе часами слушали песни на древнем еврейском наречии и итальянские кантос в крошечных клубах, запрятанных в аллеях Галаты. Мишель был его гидом по колоритному, но изолированному миру иудейской общины. Евреи и христиане в Стамбуле — это купцы, банкиры, врачи и художники. Одним словом, бьющееся уже сто лет международное сердце империи. Хотя на самом деле евреи проникли сюда еще до создания Оттоманской империи. Султаны давали приют беженцам и милостиво заботились о них, ценя образованность и сообразительность. Евреям-сефардам, изгнанным в 1492 году из Испании королевой Изабеллой и королем Фердинандом, султан Баязед позволил селиться на территории империи, оказывая им свое покровительство. Однажды он сказал: «Как можно назвать мудрым и справедливым монарха, который обедняет свою страну и обогащает мою?»
Потомки евреев, живущих в Стамбуле, такие как Мишель, все еще говорят на ладино, языке беженцев.
Свободные дни Камиль и Мишель проводят в том самом кафе, где они случайно встретились вновь годы спустя после окончания школы, и обсуждают последние открытия в мире медицины, науки и техники. Эти сведения черпаются ими из книг, которыми торгуют во дворе за Большим базаром. Очень жаль, что молодой врач не разделяет интереса судьи к ботанике. Мишеля более занимают лечебные травы.
Спустя некоторое время Камиль откидывает голову на обитый кожей подголовник и позволяет себе предаться воспоминаниям. Он представляет себе Сибил, осматривающую драгоценности погибшей женщины. У нее полные руки, все в ямочках, как у ребенка. Камиль удивлен, с какой нежностью он думает о ней. И вдруг до него доходит, что перед ним руки его матери.
* * *
Под громкие крики чаек они едут по скрипучему молу к небольшой постройке. Босфор здесь принес на берег немало грубого темно-коричневого песка и камней. Морская баня построена на сваях над мелководьем вблизи длинной набережной. Белые стены поросли морским мхом. Дверь прикрыта, но не заперта. Внутри нет ничего ценного. Камиль открывает дверь и входит в комнату без окон. Ощущается несвежий запах давно не стираного белья и разбухшего дерева. У Босфора нет запаха. Он слишком быстр и рвет соленый ветер, как буря треплет корабельный флаг. Однако в темной комнате присутствует ощущение моря. Ее покачивает, словно каюту корабля.
Камиль останавливается на минуту и ждет, пока глаза привыкнут к темноте. Затем оглядывается по сторонам. Вход «слепой» и сделан так, чтобы никто с улицы не смог увидеть происходящее внутри помещения. Вот пустая полка для обуви. Он подходит к двери, скрытой в дальнем конце комнаты. Не слышит шагов, вошедшего вслед за ним Мишеля, но знает, что врач здесь. За дверью помост, окруженный водой. Волны с шумом бьются о сваи, на которых держится все строение.
Камиль неодобрительно щелкает языком.
— До середины лета постройка не продержится.
— Здание отремонтируют перед открытием. Иначе течение унесет дам из высшего общества в открытое море.
Во время банного сезона на помост кладут подушки, чтобы женщины могли отдыхать на них за чашкой чая. Здесь есть кабинки с дверьми, которые по желанию можно закрыть или распахнуть настежь. Хочешь — любуйся морем, есть желание — беседуй с подругами.
Они начинают методически исследовать каждую кабинку. Камиль движется по часовой стрелке, Мишель — в противоположном направлении.
— Я нашел матрас! — кричит Мишель.
Камиль подходит к нему.
Матрас дорогой. Он набит шерстью и упакован в хлопковый чехол, расшитый узорами. На высокой полке стоят два чайных стакана. Посуда дешевая и вычурная, украшена грубо намалеванными золотистыми цветами. Мишель достает свою кожаную сумку.
— Что там у тебя?
— Нам это может понадобиться. — Он берет извивающийся в его руках мешочек и извлекает из него черно-белого котенка. — Быстрая проверка. Я разведу остатки чая в стаканах, а затем капну жидкость в глаза котенку. Если зрачки расширятся, тогда мы имеем дело с дурманом.
Он водворяет котенка назад в мешочек и завязывает его.
Камиль удивлен изобретательности Мишеля и передает ему стаканы. Тот внимательно изучает их.
— Плохо, — разочарованно замечает врач, — нет никаких остатков.
Камиль смотрит за край помоста, туда, где катятся волны.
— Здесь неглубоко.
— Лучший способ избавиться от кого-то. Течение быстро унесет жертву в море.
Камиль ложится на живот и смотрит в щели между досками.
— Ты только взгляни.
Мишель становится на колени и тоже заглядывает под платформу. Внизу у основания хамам по всему периметру натянута рыболовная сеть.
— Полагаю, она здесь для того, чтобы ловить неугодных посетителей, пытающихся проникнуть в банный водоем, — с улыбкой замечает Мишель. — Ну, проверим наш улов.
Он раздевается до исподнего и опускается в прохладную воду. Холод ему, по-видимому, не страшен. Медленно и методично, без особых усилий рассекает воду мощными руками. Ныряет под настил и тянет сеть к центру, затем передает ее Камилю, сидящему на корточках. Медленно перебирая руками, как настоящий рыбак, тот рывками вытягивает сеть наверх. Мишель осторожно поддерживает ее снизу, чтобы не упустить добычу. Когда вся промокшая сеть оказывается на помосте, врач вылезает из воды и одевается. Вдвоем они развязывают сеть и проверяют «улов». Вскоре Камиль показывает на что-то белое среди скользкой коричневой морской травы, остатков разной одежды и другого мусора. Это заварочный чайник.