— Но ведь тогда они станут ещё внимательнее, — заметил мой друг.
— К нему — да, но не к Домашнему Камню, — улыбнулся я.
— Ты сказал «по крайней мере, две причины», — напомнил мне Марк. — Это предполагает, что может быть, по крайней мере, ещё одна.
— Возможно, — уклончиво ответил я.
— И что это за причина? — не очень-то дружелюбно спросил он.
— Он наслаждался выступлением, — сказал я.
— Его следует посадить на кол! — безапелляционно заявил юноша.
— Господин, — стоном напомнила о своих потребностях Феба.
— Я должен был проткнуть его! — воскликнул Марк.
— Господин! — заскулила его рабыня.
Вслед за Фебой принялась скулить и новая рабыня, пытаясь этими беспомощными, жалобными, просящими звуками призвать моё внимание к ней самой и к охватившим её потребностям.
— Вот поэтому я и считаю, что для всех будет лучше, если Ты не будешь присутствовать, когда Бутс попытается забрать Домашний Камень, — объяснил ему я.
— Похоже, Ты снова пришёл в своё обычное рационалистическое настроение, — с отвращением проворчал мой друг.
— Рано или поздно это случается со всеми, — пожал я плечами. — Кроме того, насколько я понимаю, Ты сам, как предполагается, необыкновенно рационален.
— Я подумаю об этом, — пообещал он.
— Просто помни, что в данный момент важнее всего не твои понятия о чести и чувство собственного достоинства, которые кажутся мне несколько гипертрофированными, а спасение Домашнего Камня, — предложил ему я.
— Это — больше подходит твоей каиссе, — проворчал Марк.
— Господин, — снова взмолилась Феба.
Юноша раздражённо посмотрел вниз на неё.
— Рабыня умоляет господина, — простонала девушка, — о том, чтобы он согласился войти в неё.
— Ай! — вскрикнула она, поскольку Марк схватил её и яростно прижал к себе, и рассмеялась: — Это я посажена на кол! Это я проткнута!
— В том смысле, каком это подобает рабыням! — усмехнулся мой друг.
— Да, Господин! — признала Феба, и закрыла глаза.
Не прошло и нескольких инов, как она уже задыхалась и вскрикивала.
— О, да, снизойдите до использования меня, недостойной рабыни, — страстно шептала Феба, — как чехол для вашего копья, как ваши ножны.
— А разве это ещё не сделано? — осведомился её господин.
— Да, Господин! — выдохнула она.
— И тем способом, что подходит для рабыни? — уточнил он.
— Да, Господин! — довольно промурлыкала Феба.
Марк резко опустил голову вниз, и впился поцелуем в её шею. Девушка запрокинула голову, закрыла глаза и простонала:
— Я приняла своего господина!
— Я бы тоже с удовольствием приняла своего господина, — с надеждой и нетерпением прошептала новая рабыня.
— Я напишу письмо для тебя, — пробормотал Марк, не отрываясь от шеи Фебы, так что мне пришлось догадываться о смысле его слов.
— В дальнейшем мне ещё не раз потребуется твоя помощь, — предупредил я его.
— Можешь на меня рассчитывать, — пообещал он.
— Тем более что я не думаю, что это хоть в какой-то мере может помешать в нашем деле с Домашнем Камнем, — заверил его я.
— Да, — бормотал Марк. — Да! Да!
Я взглянул на стоявшую на четвереньках новую рабыню. Женщина тоже повернула ко мне свою голову и, посмотрела на меня сквозь слёзы, тихонько заскулила. Схватил рабыню поперёк тела, я перевернул её и бросил перед собой, спиной на одеяло, расстеленное на полу. Цепь негромко лязгнула по доскам. Легонько пощекотав её живот, я с удовольствием отметил, как устремилось её тело на навстречу моей руке. Она жалобно и умоляюще посмотрела на меня и захныкала. Я аккуратно положил ладонь на её грудь, и женщина выгнулась дугой и застонала. У неё были прекрасные груди, и их состояние, как и состояние всего её тела, кричало о её готовности и потребности. Слезы мольбы хлынули из глаз рабыни.
Я нежно провёл рукой по её талии, и женщина дёрнулась, словно её опалило огнём. Даже цепь загремела по полу.
— Горячая рабыня, — с улыбкой прокомментировал я.
— Да, Господин, — признала она.
Я снова прикоснулся к ней, на этот раз смелее.
— О-оу! — испустила она счастливый стон.
— А ещё Ты обильно потекла, — сообщил я ей.
— Спасибо, Господин.
Я смотрел вниз и любовался раскинувшейся передо мной женщиной. Как поразительны, как удивительны и замечательны рабыни! И как кардинально изменилась жизнь этой женщины! Какой драматически крутой поворот совершила её жизнь, когда она из свободной женщины превратилась в рабыню! Насколько отличалась теперь от свободной женщины, эта рабыня, горячая, переполненная потребностями, красивая, принадлежавшая мужчинам, послушная и умоляющая. А ведь она совсем недолго пробыла в неволе.
Я любовался ей.
— Ты — рабыня? — спросил я.
— Да, — всхлипнула она. — Покорите меня.
Меня уже не нужно было долго упрашивать. Я обхватил её тело руками и прижал к себе.
— Теперь я тоже на колу, — радостно прошептала женщина. — Теперь я тоже пронзена. Я тоже приняла своего господина. Я тоже стала чехлом для его копья, и ножнами для его меча!
— Но, кажется, такое обращения является подобающим для рабыни, — заметил я.
— Да, Господин, — восторженно пошептала она.
— Ты можешь двигаться, как тебе нравится, — разрешил я.
— Да, Господин! — обрадовано воскликнула рабыня.
— Замри! — тут же приказал я ей.
— Господин? — удивлённо спросила она.
— Замри, — повторил я, — ненадолго.
— Да, Господин, — разочарованно простонала женщина.
— Ты хорошо извиваешься, — похвалил её я.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила рабыня.
— А ещё мне кажется, что Ты уже находишься на краю, — улыбнулся я.
— Я была там даже до того, как Вы опрокинули меня на спину, — призналась она.
— Всего лишь из-за таких мелочей как стояние в указанной позе и проверка браслета на лодыжке и ошейника, да ещё нескольких лёгких прикосновений время от времени? — уточнил я.
— Дело даже не столько в этом! — поспешила заверить меня она. — Дело в моём состоянии в целом!
— Интересно, — выжидающе посмотрел на неё я.
— Я стала горячей, покорной, сексуальной и послушной! — воскликнула женщина.
— Я вижу это, — кивнул я.
— Я — рабыня и полна потребностей, — добавила она.
— И это от меня не укрылось, — усмехнулся я.
— И это Вы сделали это со мной! — заявила рабыня.
— Я? — разыграв удивление, перепросил я.
— Вы, и другие тоже, — сказала она. — Мужчины, рабовладельцы.
— Всё это изначально жило внутри тебя, — заверил её я. — Это родилось вместе с тобой. И я уверен, что Ты сама ощущала это в себе, или, по крайней мере, намеки на это, даже в бытность свою свободной женщиной.
— Значит, я всегда была рабыней, — заключила женщина.
— Да, — согласился я. — Просто тогда Ты ждала своего господина, или даже нескольких.
Моя рабыня на некоторое время затихла.
— К тому же, — задумчиво проговорил я, — даже притом, что всё это находилось в тебе, внутри тебя самой для этого не было предусмотрено своего спускового механизма. Это — очень древня вещь, корни которой уходят, как минимум, к временам пещер и каменных ножей.
— Господин? — не поняла меня женщина.
— Неважно, — отмахнулся я.
— Как господин пожелает, — озадаченно сказала она.
Как далеко мы ушли от пещер и каменных ножей, подумалось мне, и всё же, одновременно с этим, в некотором смысле, как недалеко! Разве не просматривается в стальном клинке, пусть и намного более остром и опасном, его далёкий каменный предок? Разве не напоминают просторные коридоры и комнаты дворца тусклые переходы и тупики карстовой пещеры? А кто это семенит, босоногая и изящная, по мраморным плиткам дворца? Может это, подруга охотника, одетая в шкуры, послушная и готовая в любой момент с любовью прижиматься к ногам своего владельца? Нет, это — соблазнительная, надушенная, наряженная в шёлк, рабыня в стальном ошейнике, принадлежащая по закону, торопится по приказу своего господина.