— Честно говоря, в какой-то момент я испугался, что он откажется принять деньги, — признался Марк, — но мы его убедили.

— Это точно, — согласился я. — В определённый момент шансы были пятьдесят на пятьдесят.

— Но упоминание об искусстве, — заметил юноша. — Сделало своё дело.

— Да, — улыбнулся я. — Это — его слабое место.

— И что теперь? — осведомился он.

— Я должен принять меры, чтобы сообщение было доставлено Аппанию, — ответил я. — Завтра утром.

— Ты понимаешь, что Ты должна сделать? — спросил я женщину.

— Да, Господин, — заверила меня Лавиния, стоявшая на коленях около меня.

Посмотрев вниз на неё, я отметил, что её заметно потряхивало. На этот раз она была одета в короткий плащ, удерживаемый ей у горла, под которым имелась только короткая свободная туника из реповой ткани без пояса, закрепленная только на левом плече. Плащ, удерживаемый так, скрывал её ошейник, на котором, при желании можно было прочитать: «ВЕРНИТЕ МЕНЯ ТЭРЛУ В ИНСУЛУ ТОРБОНА». Таким образом, сегодня она чётко идентифицировалась как моя рабыня. Туника была закреплена на её плече рабским узлом. Это было важно. Я хотел, чтобы она была в состоянии раздеться за мгновение.

— Вопрос времени в наших планах чрезвычайно важен, — напомнил я.

— Да, Господин, — прошептала она.

— Если Ты меня подведёшь, — предупредил я, — я скормлю тебя слинам.

Рабыня испуганно посмотрела на меня. Лицо её побледнело.

— Я это сделаю, — заверил её я.

— Я приложу все усилия, Господин, — прошептала она.

Я ещё раз удостоверился, что она, как мы уже не раз репетировали, могла мгновенно избавиться от плаща и туники.

Марк, сидевший в стороне, и до сего момента поглощённый правкой меча, поднял голову и сообщил:

— Пятый ан.

Я кивнул. Издалека, примерно с расстояния в пасанг, до нас донёсся звон сигнального рельса. Мы находились в комнате в районе Метеллан. Я закрыл ставни и заблокировал их изнутри так, чтобы никто снаружи не смог бы, сквозь щели наблюдать то, что произойдёт в этой комнате. В центре комнаты стояла большая круглая кровать, футов семь — восемь в диаметре. Мягкая, покрытая мехами кровать, словно приглашающая прилечь на неё. С одной её стороны, было предусмотрено рабское кольцо. Мы сервировали маленький столик, стоявший около кровати. Сейчас там красовался графин вина, стеклянные бокалы и небольшой набор вкусных конфет. Освещалась комната небольшой масляной лампой заполненной тарларионовым жиром. Аппаратуру, установленную в соседней комнате, я уже проверил. Активировалась она простым деревянным рычагом, а дальше всё сделали противовесы. Кроме того я принёс с собой кое-какие другие аксессуары, которые, как мне казалось, могут оказаться полезными.

— Ты сообщила рабу о том, — спросил я Лавинию, — что план поменялся, и теперь он должен быть здесь в половине шестого ана?

— Да, Господин, — кивнула она.

— Думает ли он, что это — новое время свидания?

— Да, Господин, — ответила женщина.

— Как по-твоему, ему хватило времени, чтобы передать эту информацию владельцу? — поинтересовался я.

— Я бы так не думала, Господин, — сказала она.

— Значит, он, скорее всего, должен решить, что его работа будет заключаться в том, чтобы удержать здесь свободную женщину, кем бы она ни оказалась, до прибытия Аппания и судей, — предположил я.

— Думаю да, Господин, — согласилась Лавиния.

— А прибыть они должны, насколько он это понимает, где-то ближе к половине седьмого?

— Да, Господин, — не стала спорить она.

— Хорошо, — кивнул я.

Изначальным временем свидания, переданным рабу, и которое он в свою очередь должен был передать бы своему владельцу, был седьмой ан. Соответственно его хозяин и, по-видимому, двое судей, действовавших в качестве официальных свидетелей, а также стражники, посвящённые в определенные вопросы, должны были бы прибыть несколько раньше, скорее всего, в районе половины седьмого, или, во всяком случае, с приличным запасом времени. Понятное дело, свободная женщина не могла бы появиться точно в семь. Я предполагал, что она может предпочесть немного опоздать, заставив своего предполагаемого любовника подождать и, возможно, помучиться неопределённостью и сомнениями относительно того, входит ли в её намерения появиться вообще. Конечно, в этом она совершенно отличается от своей порабощённой сестры. Рабыня должна быть готова служить своему господину немедленно, по свисту, жесту или щелчку пальцев.

— Однако, — продолжил я, — я послал самому Аппанию анонимное сообщение, на основе которого, я уверен, он будет действовать. Значит, он должен, если всё пойдёт согласно моим планам, не дожидаясь половины седьмого, как этого ожидает раб, помчаться сюда, и появиться сразу вскоре после того, как сюда войдёт сам раб, которого мы ожидаем с ена не ен.

— Думаю, — заметил Марк, — мы должны предусмотреть пути отхода.

— Верно, — согласился я.

Марк отложил свой оселок и протёр клинок краем туники.

— Думаешь, пригодится? — спросил я, кивнув на меч в его руке.

— Понятия не имею, — пожал он плечами и убрал оружие в ножны.

— Мило, вероятно, войдёт через главную дверь, не так ли? — поинтересовался я у Лавинии.

— Не знаю, — растерялась та.

— Он уже был здесь, когда Ты пришла? — уточнил я.

— Да, — улыбнулась рабыня. — Я заставила его ждать.

— Но сама-то Ты вошла через эту дверь? — спросил я.

— Да, — кивнула она. — Именно через эту дверь я попала в эту комнату. Аппаний, судьи и остальные, очевидно вошли через заднюю или боковую дверь.

— Есть такой вход, — усмехнулся я. — Он ведёт в переулок, немного дальше вниз по улице. Пройдя между зданиями можно оказаться на улице и вне подозрений.

— Я подозреваю, — сказала женщина, — что именно тем путём я покинула это помещение. Разумеется, как только мне на голову накинули капюшон, я была почти немедленно дезориентирована.

Я понимающе кивнул.

— Я понятия не имела, где я нахожусь, — добавила она, — пока с меня не сняли капюшон. Только тогда я поняла, что нахожусь в камере судьи, прикованная цепью за шею.

— Удачи, — бросил я Лавинии. — И помни о слине.

— Да, Господин! — вздрогнула рабыня.

Перед тем как вслед за Марком выйти через заднюю дверь я обернулся. Как изумительно выглядела рабыня в моём ошейнике на её горле! Через пару мгновений мы с Марком уже были на улице.

— Вот он! — шепнул Марк.

— Тот парень в надвинутом на лицо капюшоне? — уточнил я.

— Это — наш приятель, я уверен! — сказал мой друг.

— Во всяком случае, размер его, — кивнул я.

Позолоченные сандалии тоже позволяли предположить, что это был именно тот, кого мы ждали первым.

— Направляется к проходу между зданиями, — заметил Марк. — Похоже, собирается воспользоваться чёрным ходом.

— Полагаю, что Лавиния не будет слишком разочарована, — усмехнулся я.

— Почему она должна быть разочарована? — осведомился юноша.

— Не бери в голову, — отмахнулся я.

— Он должен подумать, что у него есть как минимум ан, чтобы побыть наедине с нею, — сказал Марк.

— Даже если он нисколько не заинтересуется ею, — пожал я плечами, — Лавиния знает, что делать.

— Почему он не должен заинтересоваться ею? — удивился Марк. — Она соблазнительная, фигуристая рабыня.

— Да так, просто предчувствие, — проворчал я.

— Похоже, Ты изучил дело в малейших деталях, — заметил он.

— В таких делах мелочей не бывает, — сказал я.

— Никогда не видел, чтобы женщина раздевалась так быстро, — признался мой друг.

— Просто, скорее всего, это придётся сделать между звуком шагов и распахивающейся от удара дверью, — пояснил я.

— Лично я предпочитаю, чтобы рабыни раздевалась передо мной изящно и чувственно, — сообщил он.

— В целом, я с тобой согласен, — усмехнулся я, — но только если есть время.

Конечно, это не может не вызывать восхищение, когда рабыня медленно раздеваясь перед своим господином, изящно и чувственно демонстрируя себя, заодно во всей красе показывает ему его собственность. Женщины великолепны в этом занятии. Кажется, в них живёт инстинкт, или природное чувство этого. И я думаю, что они совсем не так безразличны к тому эффекту, какой оказывает на владельцев их обнажение, как они зачастую хотят это показать. Можно не сомневаться, что они с удовольствием сознают, что этим вскрытием своей красоты и очарования, могут довести мужчину до потери контроля над собой от желания. Такие умения, как мне кажется, дают в руки рабыни великую власть. Впрочем, даже несмотря на эту власть, в конечном итоге, она остаётся собственностью своего господина. В рабских загонах, кстати, девушек обучают тому, как надо изящно раздеваться, а также и как одеваться. Рабыням не разрешается принижать свою красоту. Они должны выполнить возлагаемые на них ожидания. Если что-то может быть сказано в пользу быстрого раздевания в определенных контекстах, конечно, помимо её быстрого приведения в готовность, и таких планов как у меня, так это, например, когда рабовладелец с плетью в руке может приказать, чтобы рабыня, обычно новообращённая, разделась мгновенно, а затем снова оделась, потом снова, и так далее. Это может продолжаться пятнадцать, а то и двадцать раз подряд. Это полезно в обучении её тому, что она теперь рабыня. Кроме того, это, конечно, вырабатывает в ней привычку раздеваться перед своим хозяином. Бывает, что быстрым раздеванием пользуется сама невольница, желая удивить своего господина своей красотой, возможно перед тем, как попросить об использовании. Женщина может поймать особый момент для того, чтобы раздеться, возможно, когда мужчина просто отвернулся. А когда то поворачивается обратно, рабыня уже стоит перед ним нагая. Конечно, далее она встаёт перед ним на колени.