— Теперь Ты снова можешь двигаться, — разрешил я.
— О да, Господин! — с благодарностью выдохнула рабыня.
Однако вскоре я приказал ей остановиться ещё раз, что она сделала крайне неохотно.
— Могу поспорить, — усмехнулся я, — что Ты не училась двигаться и стонать подобным образом, будучи свободной женщиной.
— Нет, Господин, — подтвердила моя рабыня.
— Говори, — потребовал я.
— Я возбуждена, и ничего не могу поделать с собой, — призналась она. — Это целиком и полностью рефлекторные ненамеренные движения.
— Понимаю, — кивнул я.
— Я прошу прощения у своего господина, — всхлипнула женщина. — Но эти эмоции и ощущения просто невероятны! Из-за них мои движения становятся такими, что я не могу даже помыслить о том, чтобы контролировать их. Это совсем не похоже на то, что это я двигаюсь сама, скорее это похоже на то, что нечто двигает меня. Мне кажется, что чьи-то руки, дёргают меня из стороны в сторону, вперёд и назад. Словно внутри меня живёт кто-то дикий и беспомощный. Словно моё тело безмолвно кричит и двигается так, как ему самому того хочется! Иногда это почти похоже на то, что меня бьют или пинают!
— Это просто рабские рефлексы, — пожал я плечами. — Я же, не делаю ничего особенного.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила рабыня.
— Ты когда-нибудь видела рабский танец? — поинтересовался я.
— Нет, Господин, — ответила она. — Но я слышала об этом.
— Тогда Ты понятия не имеешь, — сказал я, — о его невероятной чувственности и красоте, и о том, как проявляется в нём женщина, какой возбуждающей и желанной она становится, и как мужчины, от одного её вида кричат от потребностей!
— Я только слышала об этом, — вздохнула женщина.
— Признаться, я несколько удивлён, что за всё время своего нахождения в доме Аппания, весьма богатого мужчины, Ты ни разу не видела таких танцовщиц, — заметил я. — Уж он-то мог бы себе позволить заказать их, или даже иметь своих собственных.
— Думаю, Вы правы, Господин, — согласилась она.
— Что, их не было даже на банкетах? — полюбопытствовал я.
— Нет, — ответила рабыня.
— Или на тех малых ужинах, после которых их обычно приковывают цепью к кольцам подле гостей?
— Нет, — покачала она головой.
— Понятно, — протянул я.
Эта информация полностью согласовывалась с кое-какими выводами, к которым я пришёл ранее. И если мои предположения были верны, то это хорошо согласовалось с моими дальнейшими планами.
— А почему Господин спрашивает об этом? — поинтересовалась женщина.
— Любопытство не подобает кейджере, — напомнил я.
— Простите меня, Господин, — сразу пошла на попятный рабыня.
— Мой вопрос был навеян, — сказал я, уводя её любопытство в другую сторону, — беспомощностью твоих рабских реакций.
— Я не понимаю, Господин, — призналась она.
— В рабских танцах есть множество различных движений, — сказал я, — бёдрами, животом, а в действительности и всем телом, которые напоминают, а фактически совершенно ясно являются родственными движениям любви и потребностей.
— И что, Господин? — заинтересовалась женщина.
— Разумеется, в танце, — продолжил я, — эти движения находятся под намного более строгим контролем. Танец, в конце концов, это одна из форм искусства. Тем не менее, небезызвестно, что при этом обычно пробуждается сексуальность танцовщицы. Ведь для женщины довольно трудно быть красивой и чувственной, и при этом никак не проявлять своей сексуальности. На самом деле, не редки случаи, когда у танцовщицы, даже во время самого танца наступает оргазменная беспомощность. Это может произойти с ними даже в то время, когда они находятся на ногах, но чаще это происходит во время движений на полу или когда они танцуют стоя на коленях.
— Да, Господин, — тяжело дыша, прошептала рабыня.
— Так вот, твои движения, — подошёл я к главному, — намекнули мне, что из тебя могла бы получиться такая танцовщица.
— Понимаю, — возбуждённо сказала она.
— Кроме того, твоё тело превосходно подходит для танцев, — добавил я.
— Да, Господин, — прошептала женщина.
— Не хотела бы Ты обучиться таким танцам? — осведомился я.
— Я не знаю, Господин, — заметно испугалась она.
— Или Ты боишься быть настолько красивой?
— Я — рабыня, — прошептала она. — Со мной будет сделано то, что пожелают владельцы.
— Но сама Ты хотела бы этого? — уточнил я.
— Возможно, Господин, — робко ответила рабыня.
— Похоже, что это то, о чём Ты сама задумывалась, — предположил я.
— Да, Господин, — не стала отрицать она.
От противоположной стены донёсся стон Фебу, стиснутой в руках Марка. Я тоже сделал несколько неспешных движений. Женщина в моих руках сразу начала задыхаться.
— О-о-охх, — издала она тихий протяжный стон и, посмотрев на меня, взмолилась: — Пожалуйста.
— Что? — с невинным выражением лица, спросил я.
— Пожалуйста, — проскулила она, — продолжайте моё покорение.
— Ты уверена, что хочешь этого? — уточнил я.
— Да! — воскликнула рабыня.
— Почему? — осведомился я.
— Потому, что я — рабыня, — выдохнула она, — а для рабыни уместно быть покорённой!
— Понятно, — улыбнулся я.
— Я понимаю свой пол и его значение, — добавила женщина.
— Это в неволе, — уточнил я, — Ты осознала это?
— Да, Господин, — кивнула она. — И мне не предоставили особого выбора, Господин.
— Верно, — согласился я.
— Пожалуйста! — внезапно заплакала рабыня.
— Кстати, — вспомнил я, — когда Ты будешь вставать на колени перед свободной женщиной, в своей новой скромной одежде, пригодной непритязательной рабыни, а тебе именно это вскоре предстоит сделать, чтобы передать сообщение, которое будет вставлено в тубус и подвешено на твою шею, проследи за тем, чтобы, когда Ты встанешь на колени, они у тебя были плотно сжаты.
— Конечно, Господин, — сказала она. — Ведь она — женщина, а не мужчина.
— Но что ещё важнее, — продолжил я, — раз уж тебе придётся предстать перед нею, впрочем, это касается и любой другой свободной женщиной, тебе придётся скрывать свою сексуальность. Не позволяй им даже подозревать об этом. Пусть они думают, что Ты столь же инертна и не осведомлена, как они сами.
— Рабыне обычно приходится играть эту роль перед свободными женщинами, Господин, — вздохнула она. — Нам не требуется много времени на то, чтобы узнать это. Фактически с первых дней нахождения в ошейнике.
— Понимаю, — кивнул я.
— Но я не думаю, что их столь легко одурачить, — заметила рабыня.
— Возможно, Ты права, — признал я.
— За время моего пребывания в доме Аппания, — сказала она, — мне не повезло повстречаться со свободными женщинами, приехавшими к господину по делам, и оба раза они ударили меня стрекалом.
— Попытайся приложить все возможные усилия, на какие Ты способна, — посоветовал я.
— Да, Господин.
— Постарайся казаться просто скромной, почтительной и скромно одетой женщиной, напуганной серьёзностью порученного дела и стремящейся поскорее выполнить поручение.
— За это Вы можете не беспокоиться, — заверила меня она, — но что если меня охватит страх в присутствии такой женщины?
— Она — всего лишь женщина, — пожал я плечами, — и если бы она оказалась в ошейнике и раздета, то она ничем не отличалась бы от тебя.
— Господин! — вспыхнула рабыня.
— В действительности, в такой ситуации, по отношению к ней Ты могла бы быть первой девкой, — усмехнулся я.
— Пожалуйста, Господин! — попыталась протестовать она.
— И, тем не менее, это так, — заверил её я.
— Да, Господин, — вздохнула рабыня.
— И ещё, — сказал я. — Не думаю, что в твоих интересах было бы продемонстрировать ей тем или иным способом, случайно или намеренно, например, из чисто женского тщеславия, намёк, что и говорить, ложный намёк, что между тобой и предполагаемым отправителем послания, которое Ты понесёшь, могло бы быть что-либо предосудительное.
— Да, Господин, — кивнула женщина.