Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Нужно радоваться, что удалось выскочить, сделав такой финт. Финт? Радоваться? Шуточки. Но что же станет со мной дальше? Я просто обессилел от всех этих мыслей. Кто знает, цела ли моя каморка в Фельдафинге? А мое ателье в мюнхенской академии? Жив ли мой брат? Куда уехала наша мама? …

Машинист гонит поезд чертовски быстро. Весь вагон гремит и грохочет. Но все это благотворно действует на мои воспаленные нервы. Время от времени раздается пронзительный гудок паровоза, и он перекрывает грохот вагона. Ночь в поезде — это как раз то, что надо человеку в моем состоянии. Прочь все мысли, надо постараться уснуть, хотя вряд ли удастся в таком грохоте.

Вздрагиваю. Вагон раскачивается на стрелках, весь поезд извивается, как огромная змея. Поездка продлится дольше, чем я рассчитывал. Следует толчок, вагон дрожит и дергается. Вдруг наступает тишина. Очень слабо, где-то вдали, раздается пыхтенье паровоза. Словно эхо еще одно, более слабое пыхтенье. Доносится приглушенный вздох, словно отпустили тормозные колодки: вагон будто отпускает. Привстаю и делаю глубокий выдох.

На платформе лежит пара световых пятен. По соседнему пути медленно продвигается поезд без окон. Когда он проходит, вижу на третьем пути товарный поезд — сплошь одни платформы со стоящими на них бесформенными глыбами. Вероятно грузовые платформы — сплошь под брезентом. Без света не могу разглядеть большего.

Пыхтенье — глухое и дребезжащее. Затем шипенье выпускающего пар паровоза, движение — все быстрее и быстрее переходит уже в галоп и вдруг отлетает, как отрубили.

Делаю еще одну попытку уснуть, но сон уже улетучился. Меня преследуют воспоминания о десятках людей прибывающих рано утром на парижские вокзалы. Напряжение прибытия их не оставляет, а лишь усиливается, когда вдалеке выныривают и утреннего тумана первые дома Банлиё. Как же долго длится эта война!

Пытаюсь еще раз осмыслить последние недели накануне этой поездки. Мыслями уношусь на подлодку и вижу себя стоящим при возвращении из похода на мостике, но на шлюзе нет Симоны! Ищу ее взглядом — но нигде не нахожу. Крайне опасная поездка со Стариком за рулем, ярко освещенные окна Кер Биби. «Tiens-toi tranquille…». А затем воздушный налет, нарциссы…. Картинки в мозгу исчезают так же быстро, как и появились: все потеряно….

Некоторое время дремлю, будто в полузабытьи, а затем снова в голове все проясняется: Черт подери! Старик наверняка попался на удочку Симоны! Что за чепуха! — злюсь га себя.

Но почему же тогда Старик отвез меня в Кер Биби, хотя по идее, дорога к ее дому была ему не известна?

Чепуха! — Тужусь отогнать предательскую мысль. В тот далекий один-единственный раз, Старик поужинал и сидел у камина: так значит, старый бойскаут, наверное, запомнил дорогу.

Среди всего круговорота мыслей, заполнивших ранее и заполняющих меня сейчас, когда лежу, будто мертвый в своем полусне-полуяви, во мне растет чувство, что Симона сделала мне какую-то гнусность.

Не проходит и часа, как меня захлестывает волна страха за мой переполненный мочевой пузырь. Раздраить переборку, быстрее в проход, задраить переборку. А теперь пробиться вперед. Вроде недалеко, но как трудно протискиваться среди потных плотно стоящих людей. Спертый воздух удушливой волной бьет в легкие: окна вагонов Chemin de Fer Francais задраены наглухо. Вонь такая же почти, как и в казарме. Пред туалетом мне нужно распугать своим появлением две-три темные фигуры, а затем попросить убраться из туалета еще одного человека.

Боже мой, тот, кто стоит в этом проходе, возможно, будет так стоять всю ночь до самого Парижа, а затем ему предстоит выйти на вокзале в чистой, опрятной форме!

Когда я вновь вернулся и уже открыл купе, то помедлил немного, прежде чем войти в него, т. к. снаружи, за окнами прохода в слабом свете луны проплывают бесформенные темные пятна: очень длинный состав с военной техникой на платформах. Танки что ли? В этот миг ощущаю какое-то колебание по всей спине и тут же понимаю: кто-то проскользнул в мое купе. Резко оборачиваюсь: против окна купе вижу, словно на бледном пятне киноэкрана, узкую фигурку, не больше чем у Симоны. Секунду колеблюсь: может ли это быть Симона?

Задраиваю переборку.

Сквозь шум поезда слышу сопение похожее на лошадиное — или ошибаюсь? Стою в ожидании, и вдруг две руки ложатся мне на запястья. Стоя так размышляю должен ли я вырвать руки из объятий этого призрака и прогнать его или нет. В этот миг чувствую одну руку призрака на моей шее, а вторую на ширинке. Появилось ли это приведение из добрых духов? И тут это незнакомое существо еще теснее прижалось своей грудью ко мне — и все это без единого слова.

В мозгу, словно красная лампа тревоги зажглась; но затем все как в тумане, и не могу руководить своей волей. Состояние такое, будто я марионетка в ловких руках кукольника. А если они меня тут с этой леди застукают? Я могу еще думать. Но в этот момент фигурка выскальзывает из своих черных вещей и медленно, словно в сцене стриптиза, освещенная лишь бликующим лунным светом и ложится на мою постель, широко раздвинув бедра.

Скрежет тормозов. Ритм движения поезда замедляется. Затем как-то вдруг наступает тишина. От остановки поезда просыпаюсь. Что это? Станция? Световые блики веером проникают в купе. Опираюсь на боковую стенку и в течение секунды всматриваюсь в белый овал лица на противоположном ложе. Немая? Между нами не было проронено ни слова. Она была нема как рыба. Большая черная рыба. И через дверь купе она проскользнула словно рыба.

Поезд все еще стоит. Снаружи доносятся несколько выкриков, видны лучи фонариков. Луч света, похожий на палец, пролезает через щель оконных занавесок и скользит по бледному бедру, и тут же слышу тихое сопение. Затем в проходе шарканье ног. Напротив моего купе с силой бросают какой-то чемодан. Обрывки разговора. Ругань: густой бас и возражающий ему фальцет. Но металлический грохот вдруг обрубает эти голоса от тишины купе. Это недолгое молчание имеет что-то подозрительное, как будто кто-то караулит нас. Вот слышится какое-то шушуканье в проходе перед дверью купе. Шепот прямо напротив двери. С платформы раздаются два-три свистка. Мимо окна громыхает багажная тележка. Как только этот грохот стихает, отчетливо слышу ритмичное пыхтенье паровоза. Снова свисток и громкие крики: прямо перед окном двое орут друг на друга. Вдруг со стоном отпускаются тормоза. Очень медленно поезд трогается с места. Отчетливо ощущаю сопротивление длинного состава движению, но постепенно, словно очнувшись ото сна, состав набирает скорость.

А если купе захотят проверить? Нет, не думать об этом! Что же делать? Уговорить «немую» убраться из купе? Или просто лежать, как лежу? До Парижа? А сколько еще ехать до этого самого Парижа?

Вновь просыпаюсь: за окном начинает светать. Вздрагиваю как от удара: я один в купе! Теперь я еще больше уверовал: все происшедшее не было сном.

Не надо было оставлять в замке двери ключ, это была моя ошибка. Итак, это легкое, безмолвное существо исчезло. Она точно следует в Париж — значит она все еще в поезде. Но не могу же я искать эту черную даму по всему составу!

Черная дама! Так мысленно назвал я ночное виденье. Она и одета-то была во все черное: черное пальто, черная шляпка, черный бюстгальтер, черные чулки выше коленок. Я все это отчетливо видел в секундных бликах попадавшего в купе света.

Опа! А все ли цело в моем багаже? Руки у меня дрожат, пока его исследую. Фу! Все вещи на месте! Несмотря на это, что-то гнетет меня в глубине души. Вглядываюсь в белесую мглу за оконным стеклом. И в сердце рождаются строки: «Парень, ты спятил / Тебе нужно в Берлин / Туда, где сумасшедшая жизнь / Ты принадлежишь ему…» — эти строки словно заезженная пластинка снова и снова крутятся в голове.

Кто же это был? Хотела ли эта дамочка лишь отработать свое спальное место? А если эта особа является членом Сопротивления? Бритвой по горлу хватила бы и каюк…. А вдруг она больна сифилисом? О Бог мой!

Но как она уютно себя чувствовала: спальное место вместо стоящего, оплата натурой…. Да так и было.

22
{"b":"579756","o":1}