— Ваши лошади, — обратилась она к извозчику. — У них кровотечение. Их надо срочно залить водой!
— Этим двоим уже не бегать, сударыня. Вы уж поверьте, — произнес мужик, отложив в сторону хомут. — У меня глаз наметан.
Будто в подтверждение его словам распряженный гнедой стал заваливаться на бок. И рухнул, вскинув длинные ноги. Через несколько секунд к ужасу Тисы и центровой вороной слег, хрипя, и раскрыв рот.
— Вторая тройка, — досадно протянул мужик. — Хорошо, что дотянула. А то первая пала, когда до постоялого двора три версты оставалось. Мороки, скажу вам, было! Еще думал две пилюли дать за место одной. Да пожадничал. Кто ж знал, что в Остаховке мост завалится и придется круг в пять верст давать?
— Да, бросьте вы ручки марать-то, — продолжил мужик, видя, как Тиса присела, поглаживая по лбу животное. — Меня лучше пожалейте, барышня. Сколько дней без продыху на козлах. А благородия, видите ли, раскричались, осерчали. Боялся, как бы меня самого не впрягли! А я то что? Не я же у моста опоры подпиливал.
Девушка смотрела в большие угасающие глаза вороного. Извозчик был прав — лошади гибли, и никакая вода уже не спасла бы бедняг.
— Пилюли? — поднялась Тиса с корточек, чувствуя, как нарастает гнев. — Покажите.
— О, да самые обычные, ничего примечательного. Но вот, коль хотите взглянуть, — он покопался в карманах и вынул коробочку, в которой лежала горка белых как мел пилюль.
Тиса выхватила коробку из рук ямщика.
— Чтоб эти вэйны подавились ими! — прошипела она. — Вот кого впрягать надо было! Великолепная бы тройка получилась!
Мужик испуганно втянул в овчинный ворот голову, тараща глаза на «обезумевшую бабу».
Тиса развернулась и широким шагом направилась к крыльцу.
— Барышня, пилюльки-то верните, — без особой надежды в голосе пролепетал вослед девушке ямщик.
Войнова вошла в дом. На душе было мерзко. Камилла счастливая, сияющая в белом батистовом платочке хлопотала на кухне, собирая на стол.
— Тиса! Девочка! Как милостив Единый! Твой батюшка Лазар Митрич жив оказался! И Кубач Саботеевич. И этот мальчик, Федор из таможенников. Я не поверила своим глазам, когда увидела!
Камилла тараторила, расставляя тарелки по краям стола.
— А ты бледная, лапушка. Конечно, не ела ничего с утра. Да еще такие новости! Говорила тебе перед дорогой: поешь. Так упрямица же — вся в отца. Ну-ка садись, давай, за стол. Этих мужиков не дождешься с их совещаниями. Единый Благодетель! Жив капитан! Жив!
— Я в дороге перекусила, — покачала головой Тиса.
— Перекусила? И что, интересно?
Еле отвертевшись от тарелки рассольника, Войнова поднялась в библиотеку. Перед глазами все еще стояли большие стеклянные глаза погибшего жеребца. Девушка зажгла масляную лампу на столе. Сама прошла на свое обычное место к окну, и присела на подоконник в ожидании. Она дождется, когда закончится совещание и тогда выскажет этим вэйнам все, что о них думает.
Проходили минуты, собираясь в час, но никто не спешил показываться. Тиса почувствовала, как с каждой новой минутой ожидания стихает праведный порыв бросить пилюли в лица мерзавцев. Вместо этого навалилась беспощадная усталость. Девушка прислонилась плечом к оконному косяку и закрыла глаза.
Прошло еще полчаса прежде, чем распахнулась дверь, наполняя библиотеку одним голосом — главвэя.
— … Подъятый утопленник бродил по лесу, угрожая местным жителям. За десять лет вы не удосужились «забелить» дом бывшего наместного. Как это понимать? Я не верю, что не поступали жалобы, — Демьян говорил спокойным голосом, даже тихо, но выдержанный тон внушал желание слушаться без промедления.
— Виноваты, ваше благородие! Исправим.
— Да уж извольте. Стража упокоить, башню…
Дверь захлопнулась, пресекая все из звуки кабинета. Встав с подоконника, девушка тут же схватилась за ногу. Та затекла за время сидения и взялась иголками.
— Главвэй умеет убеждать, — услышала она голос Нестора.
В щелке между книжными полками Тиса увидела поруков.
— Не все ж нам выслушивать. Пусть побудут в нашей шкуре, — ехидно хихикнул Родион. — Побегут, как миленькие, башню «забеливать». А там есть что чистить, и много. Одна погодная карта чего стоит! На неделю точно здесь засядут. Кстати! — вдруг что-то вспомнил рыжий порук. — Ты не поверишь, что я видел!
Рыжий вэйн запнулся на слове, заметив вышедшую из-за стеллажей девушку.
— Тиса Лазаровна, — кивнул он.
— Вы не знаете, как долго еще продлится совещание? — спросила девушка.
— Думаю, еще час, возможно два, — ответил за Родиона Нестор. — Да вы еле на ногах стоите, Тиса Лазаровна. Вам бы отдохнуть.
Порук был прав. Столько она не продержится. От усталости слипались глаза, а мысли в голове превратились в мешанину из картинок-отрывков прошедшего дня. В конце концов, ижские вэйны пробудут в Увеге еще неделю, если верить Родиону. А сегодня у нее осталось лишь одно желание — добрести до кровати и уснуть.
* * *
С утра постучала Уля, занесла воду и поздравила с «воскрешением» батюшки.
Тиса поблагодарила.
— Слышала, столичные колдуны нас покидают, — с сожалением вздохнула горничная. — Лучше бы ижские уехали. Грубияны. Вот Родион Вереевич и Нестор Осипович всегда приветливые такие. И поздороваются, и улыбнутся. А Демьян Тимофеевич — так сразу чувствуется, мужчина из благородных. Надо же, настоящий полковник вэйностражи и в нашей деревне! Поразительно!
— Уля, пожалуйста, я хочу умыться, — перебила девушку молодая хозяйка. Восхищенные нотки в голосе горничной неожиданно пробудили в ней ревность.
— Сейчас, Тиса Лазаровна, — горничная забралась на табурет и заправила чан умывальника водой.
Через полчаса Войнова спустилась в столовую, и сразу же была усажена за стол Камиллой. Завтракая пшеничной кашей со шкварками, Тиса узнала, что все «их благородия вэйны и Лазар Митрич уже час как откушали и удалились в военную вотчину. Должно быть, пытать этого злыдня Зарая».
— Я мечтаю, чтобы они всыпали ему как следует! — ворчала Камилла, грозно кроша куски говядины на столе. — Это ж надо чуть капитана нашего со свету не сжил, упырь!
В полном согласии с кухаркой у ножки стола громко и требовательно мяукнул Огурец.
Глядя на Камиллу, Тиса улыбнулась, в первый раз за последнюю неделю не ощущая страха за чью-либо жизнь.
Вскоре предстоящий разговор с Демьяном занял все ее мысли. Еще вчера, во время откровенного рассказа вэйна о своей жизни, она поняла, что снова начинает доверять ему. Его слова, его взгляды будили в ней чувство. Нет, так нельзя солгать. Невозможно быть настолько циничным. Он любит ее. Любил, когда представлялся горцем, любит и сейчас, не играя роль никого иного. Да, он вэйн, и во многом не понятен ей. Но он сказал, что готов поведать ей о себе все и подтвердил это, рассказав о своей жизни в Антейске. Он спас отца от изнаня, он вылечил Рича. Второй шанс, о котором умолял ее вэйн, — пожалуй, он был нужен им обоим.
Еще с утра приняв решение, Тиса ощутила, как чувство в сердце распрямилось. Близкое расставание обострило чувства девушки, и волнение от скорой встречи не давало усидеть на месте, но Тиса одернула себя. Нет, она сейчас успокоится. С этой мыслью девушка выпросила у Камиллы работу и устроилась на кухне перебирать гречку.
Черные зернышки гречихи отсеивались одна за другой в ладонь. Чистые — ссыпались в тарелку. Камилла сетовала по поводу нерасторопности новобранцев, что не спешили возвращаться из кладовой, но Тиса совершенно не слушала ее. Она совсем не заметила, как Камилла ворча на «олухов, которые уж верно половинят припасы» покинула кухню. И только тишина, установившаяся вокруг, заставила ее очнуться от размышлений.
Услышав голоса поруков, Тиса почувствовала, как заволновалось сердце — вэйны освободились!
— Никого нет. Ну, так мы и сами взрослые, — возглас Родиона из столовой. — Где-то здесь, я видел, кухарка прятала квас.
Послышался хлопок дверцы и стук кружек о столешницу.