— Лепухом. Так называют существ из неживой материи, созданных и подъятых посредством вэи. Получив грубую искру сознания от своего создателя, они способны двигаться и выполнять действия, ограниченные обычно узким кругом назначения.

Тиса вспомнила, что читала о подобных существах в каком-то томе, и кивнула.

— Тот лепух, что встретился в графском имении, был создан из металла. Настоящий тяжеловес. Не надо говорить, что он скрутил меня, как щенка. Есть в характере поведения этих созданий одна коварная черта — они будут сжимать жертву до тех пор, пока та не перестанет сопротивляться. Я не знал этого, и пытался вырываться до последнего. Дошло до того, что еще немного и меня бы постигла смерть от удушья. Но Вэя не желала моей кончины. Даже сейчас я не могу понять, откуда у меня тогда, — неопытного мальчишки, не знающего ни одного слова пятой Святой, — взялась сила разорвать объятья охранника. Помню только, что мое зрение изменилось. Я стал различать наклады, ярко и четко. А лепух из кошмара всех воришек неожиданно превратился в скопище железок, соединенных меж собой нитями вэи. Когда он в очередной раз пытался меня достать, я по наитию разорвал одну из них.

— И что произошло? — Тиса уже смотрела на рассказчика широко распахнутыми медовыми глазами.

— Он упал с балкона грудой бесполезного железа. Помню, как я радовался своему успеху. Тогда я не знал, что мой успех послужит череде событий, которые навсегда изменят мою жизнь. Старик Ставицкий видел меня. Оказывается, он был дома. Привратник сказал обратное, только чтобы спровадить аптечного посыльного. Граф отнесся ко мне неожиданно по-доброму, — тонкие губы вэйна скривились. — Посадил за стол со сладостями, стал объяснять, что я вэйн с необычайно большим даром, раз я смог справиться с лепухом. Что Вемовейское училище хоть сейчас примет такого ученика. Сулил великое будущее. Однако я уже знал, кем стану, и другого не желал. Мой отказ оказался для него как гром среди ясного неба. Граф не мог поверить, что я не желаю учиться, а мечтаю вернуться в аптеку. Никакие уговоры не подействовали. Я был еще тем упрямцем. Просьба: отпустить меня домой — была отклонена с некоторым условием. Хитрый старый лис обещал вернуть меня аптекарю, но только если я отработаю убытки, связанные с потерей охранника, иначе меня ждет острог. В тот же день он написал записку Агапу, в которой объяснил, что в ближайшую пару недель я буду в его услужении, и отправил посыльного. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Когда же моя «страда» завершилась, мне показали сгоревшую аптеку и сказали, что Агап погиб… Тогда я понял, что значит терять близкого человека в отрочестве…

Вэйн похлопал себя по карману, в поисках курева, но потом раздумал и продолжил:

— Позже, в училище, когда я уже имел представление о способностях иных людей добиваться своего, невзирая на совесть и нечистоплотность средств в достижении целей, я стал сомневаться. Могло статься, что упрямому мальчишке показали лишь то, что он должен был увидеть. Я отправился к Ставицкому, надеясь допытаться правды, но немногим не успел. К сожалению, всего за пару дней до моего приезда граф умер от очередного приступа на сто сороковом году жизни. Однако я не собирался опускать руки, и разыскал его привратника. К тому времени тот уже успел сменить хозяина. Разговорить его не составило труда, и я узнал, что в дни моей отработки Ставицкий велел одному поверенному приобрести аптеку. Не представляешь, как меня обнадежили эти слова. Они-то и подстегнули начать поиски, которые, увы, оказались тщетными. Знакомые Агапа, его Антейские друзья, дальние родственники — никто ничего не знал о лекаре. Я не предполагал, что он подастся в Увег — к сослуживцу, имя которого я даже ни разу не слышал за годы жизни в аптеке.

— Значит, это правда. Граф все подстроил так, чтобы вас разлучить, — выдохнула Тиса, чувствуя, как нарастает возмущение.

— Ты была права, когда говорила, что пятая Святая не слишком разборчива, и часто дает свою силу недостойным, — он посмотрел в серое небо, затем на девушку. — И стократ права, когда укоряла вэйнов в том, что они порой мнят из себя Единого, и без зазрения совести лепят судьбы людей. Мою судьбу слепил Ставицкий. Граф сделал все, чтобы разорвать привязанность подающего надежды подростка к лекарю.

— Агап говорил: ему донесли, что ты в остроге, — покачала головой Тиса. — Для выкупа он продал аптеку. Но когда принес деньги, ему сказали, что ты умер от воспаления легких.

Демьян тепло улыбнулся, глядя на нее. Только потом девушка сообразила, чем была вызвана эта улыбка. Находясь под впечатлением от услышанного, она перестала называть колдуна на «вы», сменив его на более близкое «ты».

— Порой я гадал, как бы сложилась моя жизнь, если бы не влез в тот злополучный дом. Простая жизнь простого человека. Люди большей частью не понимают, насколько счастливы. Прожить жизнь рядом с близкими людьми, обзавестись семьей, смотреть, как растут дети, внуки. Долгое время я считал, что жизнь аптекаря была бы счастливей жизни главвэя вэйностражи. Но сейчас я не жалею ни о чем. Ведь тогда я бы не был сейчас здесь, рядом с той, с которой хочу разделить свою жизнь.

Они смотрели друг другу в глаза, и секунды капали, как капли с ветвей.

— Мне придется завтра уехать, — произнес Демьян, качнув головой, будто извиняясь, — Сейчас я ощущаю себя другим узником. Узником своего долга. Я не хочу проводить и часа вдали от тебя, а мне придется уехать на две недели.

— Две недели, — повторила эхом Тиса.

— Демьян Тимофеевич! — отец обратился к главвэю. — А что Ижская вэйностража так и не прибыла?

С трудом отняв взгляд от лица девушки, вэйн ответил капитану. Мужчины снова завели разговор. Но Тиса их почти не слышала. Мысль о близком расставании застала ее врасплох. Она глядела в спину вэйна, а в голове снова звучал вопрос Демьяна, на который ей так сложно было найти ответ. Теперь он знала его. Да, она все еще любит этого человека. Омраченная тенью недоверия эта любовь стала болезненнее и острее, тем не менее, она продолжала гореть в ее сердце.

Они прибыли в часть поздним вечером. День померк, и густые сумерки завладели городком. Во дворе поджидала запряженная тройка. Судя по усталым взмыленным лошадям, прибыла только что. У черной кареты стояли трое приезжих в котелках и одинаковых бурого цвета накидках и оглядывали корпус.

Незнакомцы обернулись, заметив въезжающих. В фалдах накидок Тиса разглядела скипы. Вэйны. В душе отчего-то появилось дурное предчувствие.

Важно подняв подбородки, они ждали, пока конники спешатся. Демьян бросил повод своей лошади Родиону, а сам последовал за Войновыми и старшинами.

— День добрый, судари, — поздоровался немолодой вэйн с пышными баками, благополучно проигнорировав сударыню в лице Тисы. — Ижская вэйностража, капрал Желудев, — представился он, тронув поля котелка. — Нам нужен капитан части, Войнов… — рука в перчатке нырнула за полу плаща. Вынув конверт, вэйн заглянул в бумагу. — Лазар Митрич. Где нам его найти?

— Я — Войнов, — отозвался капитан. Дорога отняла у отца силы. И Тиса поддерживала его под локоть. — Это я писал вам.

Желудев оглядел мятую форму и небритое лицо капитана, и вэйны переглянулись. Девушке не понравилось выражение их лиц.

— Простите, в письме вы утверждали, что вам показалось…

— Не показалось, капрал, — встрял в разговор главвэй. Демьян вышел вперед. — Если бы вы взяли рысаков, а не добирались на лошадях, то могли бы успеть вовремя.

— Простите, с кем имею… — военная форма на Демьяне сбила с толку Желудева. Но капрал-таки заметил скип на бедре подошедшего и осекся.

Демьян коротко представился, и знак на ладони сказал все за себя. С лиц ижских вэйнов вмиг слетела надменность.

— Виноват, господин полковник! Не признали! — все трое вытянулись по струнке. — Рысаков забрала другая группа. А что здесь произошло?

Разговор был перенесен в кабинет капитана на третий этаж. Прежде чем исчезнуть в дверях корпуса, Демьян обернулся на Тису. И она поняла его взгляд. Он жалел, что во всей этой суете исчезали минуты, которые он желал бы провести с нею рядом. Проводив взглядом военных и вэйнов, Тиса отправила Рича к лекарю, а сама приблизилась к тройке. Зошик вместе с извозчиком, — малорослым мужиком в добротном зипуне, — распрягали лошадей. Блестящие бока животных подрагивали. Тиса заметила розовую пену, капающую с губ жеребцов. Лошади были загнаны.