Фрау фон Кройт была, видимо, того же мнения, так как не пыталась оказать на Юлию никакого давления.

— Жаль, — сказала она только, — но я могу вас понять. Если же вы непременно хотите остаться в Ратингене…

Юлия уже готова была сказать, что ей достаточно было бы приезжать домой вечером или, может быть, только на уик-энд. Но она поняла, что будет разумнее не перебивать госпожу фон Кройт и дослушать ее до конца.

— … то должность на фирме «Про Фобис» могла бы подойти вам. Фирма очень молодая, стремится завоевать рынок высококачественными изделиями. Это интересное предложение, на мой взгляд.

Дистанция между модной парижской манекенщицей — а именно ею Юлия уже видела себя — и манекенщицей фирмы в провинции огромна. Горькое разочарование было написано на лице девушки. Она хорошо знала, что такое манекенщица фирмы: девушка, которой целиком распоряжается модельер фирмы, бесконечно примеряя на ней свои новые модели, корректируя их, улучшая и меняя, к тому же она должна заниматься еще и канцелярской работой. Да, ничего общего с блеском помоста для показа французских моделей.

Фрау фон Кройт как будто угадала ее мысли.

— Я знаю, многие молодые девушки боятся работы в фирме, — сказала она с понимающей улыбкой. — Я всегда считала, что это заблуждение или даже нежелание работать всерьез. Именно такая работа помогает получить представление о предприятии изнутри, о механизме закупок, изготовлении и продаже готовой продукции. Разобраться во всем этом со стороны невозможно. Помните, Юлия, что манекенщицей нельзя быть вечно. Поэтому разумнее будет с самого начала совместить в своей работе разные виды деятельности.

Юлия была достаточно здравомыслящим человеком, чтобы понять это. И хотя она не прыгала от радости, когда действительно получила место на фирме «Про Фобис», она была все-таки довольна. Это означало для нее, что она остается с отцом и в привычной обстановке, что она может встречаться со своими подругами и жить на свои собственные, заработанные деньги.

Фрау фон Кройт оказалась права: то, что Юлия смогла познакомиться с созданием женской моды, включая производство готовой продукции, оказалось полезным для всей ее жизни.

Когда Юлия проснулась, она даже не поняла, сколько времени она спала? Несколько часов? Или она только вздремнула? Во всяком случае, сквозь тонкий марлевый бинт она все еще ощущала свет, который проникал в палату.

Ей ничего не снилось, по крайней мере, ничего, что осталось бы в памяти. Но она хорошо помнила о том, какие мысли были у нее в голове перед тем, как заснуть, и она снова вернулась к ним.

Она вспомнила свой приход на фирму «Про Фобис», расположенную в городском парке, в величественной старой вилле с высокими потолками, отделанными лепниной. Свое бюро под широкой мраморной лестницей, где раньше, вероятно, была комната для прислуги. Здесь же маленький туалет с раковиной, где она могла повесить пальто и оставить сумку. Зарешеченное окно во двор. Один стул, простой стол, пишущая машинка, картотека — ведь компьютеры в то время еще не были так распространены, полки с делами на стене у лестницы, а на свободной стене яркий плакат. Она так хорошо представляла сейчас все эти предметы.

А ее начальство и коллеги? Она могла точно описать их, как будто это было вчера: Элвира Хаген, шеф всего предприятия, доктор Хаген, ее муж, Роланд Маркуард, главный модельер, Илзе-Лорэ Шнайдер, его помощница, которая постоянно увивалась вокруг него с неизменной подушечкой для булавок в руках, старательная и всегда полная восхищения. Она давно занимала эту должность, и за это время успела стать упорной и самоуверенной женщиной, которая никому бы не позволила перебежать себе дорогу.

Но какими они все были тогда? Тогда — почти двадцать пять лет тому назад. Как бы Юлия не презирала их сейчас, чувствуя себя обманутой, оболганной и униженной, ведь было время, когда она считала их всех очень симпатичными и доверяла им, особенно Элвире Хаген. Иначе Юлия, конечно, не оставалась бы так долго на фирме, и «Про Фобис» не сыграла бы такую большую роль в ее жизни. Уже позднее она успела узнать, что Элвира была абсолютно бесцеремонная особа. Но если бы Юлия понимала это тогда, в самом начале, она быстро бы сменила место работы. Но Юлия осталась верной своей фирме. А Элвира тогда действительно нравилась ей.

Мучительно медленно всплывало перед ее глазами лицо молодой Элвиры Хаген.

Да, Элвира была совсем молодой, когда Юлия начала работать на фирме «Про Фобис». Но Юлия, сама еще наполовину ребенок, видела в Элвире Хаген вполне зрелую и несколько высокомерную женщину. Это была красивая, худая, изящная блондинка. Она была постоянно в движении, похожая на кошку, всегда готовую к прыжку, полная идей, с неспокойными карими глазами.

Ее муж, который хорошо разбирался в финансовых и бухгалтерских делах, казалось, посвятил себя тому, чтобы гасить ее быстро воспламеняющиеся восторги и вообще сдерживать ее стремительный темп. Уже тогда, в молодые годы, он производил впечатление тяжелого на подъем человека с собачьей преданностью в глазах.

С самого начала Юлия почувствовала, что нравится ему, и что он может замолвить за нее словечко, если его жена будет ею недовольна. При этом, разумеется, он вел себя очень осторожно и дипломатично. Когда они были одни, он дружески улыбался, иногда говорил ей что-нибудь подбадривающее и даже позволял себе иногда пошутить, чтобы вызвать ее улыбку. Однако в присутствии жены он не обращал на Юлию никакого внимания. И хотя невозможно было представить себе структуру «Про Фобис» без доктора Хагена, он всегда был под каблуком у Элвиры.

А вот с главным модельером фирмы Роландом Маркуардом Элвире было не так легко. Он был единственным человеком на фирме, который оказывал сопротивление ей. Это был молчаливый, холеный, бледный человек с красивыми руками, привлекающими внимание, который никогда не произносил лишних слов, но мог с исключительным упрямством стоять на своем, когда речь шла о тканях, фактуре, покрое или о линиях и направлениях моды. И хотя последнее слово было всегда за Элвирой Хаген, на самом деле чаще всего побеждал именно он. Если этого не происходило сразу, то, как правило, впоследствии выяснялось, что он был прав. Элвира не признавала этого вслух, а Маркуард никогда не напоминал ей о своей правоте при следующем столкновении.

Илзе-Лорэ, напротив, обожествляла мастера. Каждую его идею и каждое указание она буквально впитывала в себя. Лишь изредка она осмеливалась выдвинуть свое предложение.

Когда Юлия стояла задрапированная в шелковую ткань из рулона, а именно так Маркуард любил оценивать, как будет выглядеть ткань в изделии, то Илзе-Лорэ произносила иногда: «По-моему здесь следует сделать защипы!». Или: «Мне представляется, здесь на талии должна быть легкая сборка!»

Но ни одно из ее предложений никогда не было поддержано мастером, лишь изредка он давал понять, что вообще слышал ее.

Юлия обычно молчала. Она лишь старалась принять изящную позу, лишь слегка поворачивалась, как это было нужно мастеру.

Конечно, у нее были и свои идеи насчет того, что было бы лучше всего сделать из той или другой ткани. Ведь недаром Юлия обсуждала с матерью все, что касалось моды и наблюдала, как та кроит и обрабатывает ткань. Юлия понимала, что здесь, среди специалистов, ее мнение никому не было интересно. Но Юлия всегда чувствовала очарование, которое исходило от новой, еще не раскроенной ткани и наслаждалась запахом и прикосновением прохладной ткани к коже.

Когда же ткань бывала раскроена и собрана в модель, это ощущение проходило. Было довольно трудно стоять неподвижно, как кукла, пока Маркуард наносил метки мелком, распарывал какой-то шов или закалывал что-то булавкой. Она могла видеть все это в зеркале, но ей трудно было понять, какое значение имели эти едва заметные изменения. И она радовалась, когда наконец ее отпускали и она могла вернуться в свое бюро, где всегда ее ждала гора бумаг.