В школе преподаватели относились к ней скептически: их раздражал ее неизменно безупречный вид. Как бы она ни отвечала на уроках, отметки ей всегда ставили хуже, чем она заслуживала. Преподавательский состав был солидарен в одном: нельзя ожидать ничего хорошего от девушки, у которой в голове только туалеты.

Но и это не имело для нее большого значения. Больше всего на свете ей хотелось поскорее закончить школу.

Журналы мод представляли для нее гораздо больший интерес, чем учебник по истории или алгебре.

Еще совсем маленькой девочкой она вырезала тупыми ножницами самые привлекательные модели из журналов, наклеивала их на яркую упаковочную бумагу и разыгрывала целые сцены с ними. Когда Юлия немного подросла, они с матерью подолгу сидели с горящими щеками над журналами мод, возбужденно обсуждая, какое направление моды победит, а какое исчезнет? Но основной проблемой было, как сшить модное платье, не тратя больших денег.

Да, конечно, это ее мать, Йоханна Хайнкес передала по наследству дочери свое ощущение линий, свой вкус и интуицию. Она развила и вкус дочери, поощряла ее интересы.

Еще один вопрос одинаково волновал и мать, и дочь: где и когда Юлия сможет появляться в этом сногсшибательном вечернем или в изысканном коктейльном платье, рискнет ли одеть смелый пляжный костюм? Сшить такой наряд не составляло особого труда для фрау Хайнкес, но вряд ли мог бы появиться случай воспользоваться этими туалетами.

Потом наступило увлечение танцами. Занятия танцами стали для Юлии своеобразной попыткой вырваться из обывательских рамок. Вкус Юлии к этому времени был достаточно развит для того, чтобы она могла понять, что быть слишком хорошо одетой — такая же ошибка, как и быть одетой незаметно. И поэтому ее танцевальные платья были всегда лишь чуть-чуть изысканнее, чем у других. И даже ее вечернее платье для выпускного бала, как бы элегантно оно не было, все-таки было платьем именно для юной девушки. Но в мечтах, которым Юлия предавалась частенько, она совершала «большие выходы». Юлия представляла себя старше на пару лет, не меньше двадцати, одетой то в длинное платье с глубоким вырезом, то в смелое «мини», которое выгодно подчеркивало ее красивые длинные ноги, или же в строгий, почти мужской костюм для верховой езды. Почему одежда для верховой езды? В детстве Юлии так хотелось научиться ездить на лошади, но денег на уроки верховой езды никогда не хватало. Ну, а в своих мечтах она могла ездить верхом так мастерски, как будто всю свою жизнь она только этим и занималась. Она мысленно будто надевала бриджи, кожаные сапоги, под мышкой кнут с серебряным набалдашником и носила все это со свойственной ей грацией и естественностью. Эти фантазии значили для нее гораздо больше, чем если бы она в джинсах и свитере действительно сидела верхом на лошади.

Маленькая Юлия видела, как нравилось матери кроить ткань большими ножницами, строчить на старенькой швейной машинке. Девочка мечтала научиться шить так же как мать и получать от этого такое же удовольствие. Йоханна Хайнкес утвердила Юлию в мысли о том, что швейному делу надо учиться основательно, хотя ей самой в этом смысле не посчастливилось — у Йоханны не было учителей. Всему, что она умела, Йоханна научилась сама.

Но она не любила, когда дочь включалась в работу. Йоханне не нравился ни один стежок, ни один шов, сделанный Юлией. Девочка ужасно огорчалась, когда видела, что все, что она старательно влажными от волнения руками сметала, на следующий же день было распорото. Сначала мать делала это тайно, и Юльхен довольно долго ничего не знала об этом. Когда она поняла, что мать переделывает ее работу, была шумная ссора, обе, и мать и дочь, пролили слезы, но быстро помирились. Но после этого у Юльхен пропал весь интерес к шитью.

— Ничего страшного! — утешала ее мать. — Почему ты уже сейчас должна возиться с этим? Подожди, пока подрастешь и пойдешь учиться!

И все-таки Юлию по-прежнему увлекала перспектива заняться созданием одежды. Во всяком случае, она говорила своим подругам, что ей нравится шить. Однако в своих мечтах она шла гораздо дальше. Она хотела стать дизайнером и самой создавать моду.

Но жизнь многое изменила в жизни девочки: неожиданно умерла мать. Юлия долго не могла прийти в себя после ее смерти. Она возненавидела машинку. Юлия видела, что для матери — а Йоханна шила также и для других людей — это был все-таки подневольный труд. Часами она сидела за швейной машиной, склонившись над шитьем, или орудовала тяжелыми ножницами, раскраивая ткань. Может быть, эта беспрерывная работа днем и ночью и подорвала здоровье матери.

В свои шестнадцать лет Юлия чувствовала себя вполне взрослой. Она трезво оценивала свои возможности. Юлия перебирала разные варианты, она подсчитала, что обучение швейному делу продлилось бы года три, а чтобы сдать на получение звания мастера, ей понадобится еще не менее четырех лет. Семь лет напряженной и, как ей тогда казалось, нелюбимой работы — это было бы слишком. Нужно было найти более быстрый путь в моду.

Юлия нашла этот путь, и помогло ей зеркало. Она была высокого роста, у нее были узкие бедра, тонкая талия и высокая грудь. Все, что носила Юлия, всегда смотрелось на ней эффектно. И Юлия решила стать манекенщицей.

Она выпросила у отца разрешение посещать школу манекенщиц в Дюссельдорфе. Они с отцом жили тогда в Ратингене, и ей нужно было ежедневно ездить на занятия в Дюссельдорф. Уже одно это условие озадачило отца. Отец прекрасно понимал, что она отличается от своих подружек, у которых уже были приятели, а Юлии до сих пор не понравился по-настоящему ни один юноша, она ждала своего принца. В отличие от подруг, Юлия не курила и не пила, а о наркотиках не могло быть и речи. Отец верил в свою дочь и в конце концов согласился.

В школу манекенщиц, куда поступила Юлия, были приняты и совсем юные девочки, и молодые женщины, которые едва ли отвечали условиям выбранной профессии. Но Юлия не задумывалась об этом, дела других ее мало интересовали, она была поглощена своими.

Только директор школы фрау фон Кройт обратила ее внимание на этот факт.

— Милые дамы! Тот, кто поступает учиться в нашу школу, — говорила она, — еще не получает гарантию того, что сделает карьеру в качестве манекенщицы или фотомодели. Было бы безответственно с нашей стороны давать вам такие обещания. Но ни одной женщине не повредит, если она научится показывать себя с наилучшей стороны.

Во всяком случае, все ученицы, худые и полные, высокие и не очень высокие, занимались с большим усердием. Они работали над своей осанкой, тренировали походку, повороты, движения, позы, учились макияжу, парикмахерскому искусству.

Но после окончания школы фрау фон Кройт сделала серьезное деловое предложение лишь одной из них — Юлии: один модельер из Парижа искал «новое лицо» для представления своей новой коллекции.

Юлия навсегда запомнила, какие противоречивые чувства овладели ею в тот момент: безумное счастье от того, что так стремительно приблизилась ее мечта; удивление от того, что это действительно произошло с ней; страх, что отец может не отпустить ее; укоры совести, потому что придется оставить отца одного и неуверенность в себе — ведь она не знала французского языка.

Фрау фон Кройт хорошо понимала, какие чувства овладели девушкой.

— Я, конечно, ничего не могу гарантировать, — сказала она. — Успех в ваших собственных руках — вы должны представить себя там в самом выигрышном свете, ведь пока что рассматривались только ваши документы. Но все же они готовы финансировать вашу поездку, а по опыту я знаю, что это много значит.

— Я не могу принять это предложение, — тихо ответила Юлия. Фрау фон Кройт вопросительно подняла свои красиво изогнутые брови. — Мой отец никогда не разрешит мне.

— А если я с ним поговорю?

— Благодарю вас, фрау фон Кройт, но я и сама не могу сейчас оставить его одного. Ведь не прошло и года, как умерла моя мать.

Было ли правильным тогда ее решение? Кто знает! Если бы Юлия все-таки упросила отца разрешить ей поехать, может быть, ее жизнь пошла бы совсем по-другому. Скорее всего именно так. Но Юлия ни в юности, ни в более зрелые годы не могла и не умела поступать безжалостно по отношению к близким ей людям. Позднее она не раз сожалела, что не поддалась искушению, но прекрасно понимала, что в то время она еще не была готова к полной свободе.