— На работе во всяком случае так удобнее. У меня развязаны руки и не надо ни под кого подстраиваться.

Он сделал испуганный вид.

— Неужели я вам так мешаю?

Она засмеялась.

— Пока не очень.

— Но вы никогда не собирались обзаводиться ассистентом.

— У меня есть сотрудница. Она работает в бюро, когда я нахожусь в отъезде. Это очень важно для меня.

— Я не понимаю, как ваш муж допускает, что вы так часто уезжаете.

— Он знает, что это необходимо.

— Время от времени маленький флирт — не больше? Могу себе представить, как это оживляет брак.

Юлия почувствовала, что цепенеет. Да, действительно, изредка она слегка флиртовала с каким-нибудь привлекательным заказчиком или сыном владельца дома моделей, но не более. Роберт знал об том, потому что она сама ему рассказывала, и это ничего не значило для него. Этот «юный наглец», вспомнила Юлия выражение Роберта, не имеет никакого права обвинять ее в легкомыслии.

С усилием взяв себя в руки, она сказала:

— Вы позволяете себе наглость, господин Нойнер.

— Господи! — воскликнул он и задорно улыбнулся. — Вы что, шуток не понимаете?

— Не понимаю, когда они идут на мой счет.

— Я не думал, что вы так воспримете мои слова.

— Теперь вы точно знаете, как я их восприняла. Вам может это показаться старомодным, но я очень серьезно отношусь к браку и верности. Я надеюсь, что не давала вам повода для каких-либо неуместных надежд.

Он громко и неестественно рассмеялся.

— Неужели вы себе вообразили, что я намерен с вами заигрывать? Вы очень бойкая женщина, признаю это, но вы годитесь мне в матери.

Юлия не стала говорить ему о том, что разница в возрасте не так уж велика — или он считал, что ей около сорока? Иногда, когда она смотрела в зеркало, ей и самой так казалось. Но не с этим мальчишкой обсуждать вопрос ее возраста.

— Я рада, что вы так думаете, — сказала Юлия холодно. — Тогда вам, вероятно, удастся выбрать правильный тон в нашем общении. — Она подозвала официанта и подписала счет. — А теперь, извините… — Она поднялась, не закончив обед.

Нойнер вскочил, чтобы проводить ее до выхода. Но холодный взгляд Юлии остановил его.

Юлия злилась. Не столько на этого молодого человека, сколько на себя. У нее было впечатление, что она сделала что-то неправильно, чем вызвала его наглость. Но она не понимала, как это получилось. До сих пор она считала, что может держать себя в руках в разных ситуациях, и даже могла заставить других людей подчиниться ей. Однако в этот раз все пошло вкривь и вкось, и она не могла простить этого Нойнеру.

Тем не менее Юлия сделала вид будто ничего не случилось, и стала обращаться с ним так, как он этого заслуживал: как с усердным, но неопытным сотрудником. Она надеялась, что со временем напряжение в их отношениях спадет.

Но Нойнер отнюдь не был преисполнен добрых намерений, как она. Он, как ей казалось, нарочито обращался с ней, как с пожилой дамой. Он любезничал с манекенщицами и при этом делал вид, что опасается ее гнева, если она вдруг заметит его при ухаживании. Если они все вместе сидели после работы, любой разговор в группе вокруг Ханса-Георга Нойнера умолкал, как только появлялась Юлия, чтобы дать указания или просто попрощаться. Когда же она поворачивалась и уходила, за ее спиной хихикали. Казалось, Нойнер стремился к тому, чтобы выставить ее в таком нелепом виде. При этом он действовал так расчетливо и осторожно, что не давал ей никакого повода осадить его.

После окончания демонстрации моделей Юлия обычно ходила среди столов, чтобы спросить клиентов об их впечатлениях, показать им образцы тканей и в случае необходимости принять заказы. При этом Нойнер всегда был рядом с Юлией и избавиться от него можно было только с помощью какой-нибудь грубости.

Однажды он подвинул ей стул: — Пожалуйста, садитесь же, госпожа Пальмер!

— Благодарю вас, — покачала головой Юлия: у нее ужасно устали и болели ноги.

— Пожалуйста! Вы не должны слишком много брать на себя.

Сидевшие вокруг клиенты поддержали его.

— Ну хорошо, так действительно будет удобнее, — согласилась Юлия и уступила просьбе.

Потом она потребовала от Нойнера объяснений.

— Зачем вы это сделали? Вы что, не знаете, что я могу садиться с клиентами только в том случае, если они сами выражают такое желание?

— Я ведь хотел сделать как лучше, — защищался он. — Вы действительно выглядели очень уставшей.

— Не морочьте мне голову! — прошипела она.

— Но мне показалось.

— Вы сознательно разрушаете мой образ!

— Какой же это образ?

— Образ здоровой, закаленной, оптимистично настроенной личности.

Он задумался.

— Я боюсь, вам это только кажется.

Конечно, Юлия знала, что уже не выглядела такой юной и свежей, как раньше. Однако Нойнер был первым, кто позволил себе обратить ее внимание на это. Больше всего ей хотелось сейчас дать ему пощечину.

— Здесь распоряжаюсь я, — заявила Юлия, — и если вы хоть раз еще вмешаетесь в мои дела, я отправлю вас домой, невзирая ни на «Про Фобис», ни на Элвиру Хаген.

Эта угроза подействовала таким образом, что теперь он стал заботиться о ней с преувеличенным вниманием. Он распахивал перед ней двери, прислуживал, если она выражала какое-то желание, и вскакивал, чтобы принести ей стакан сока. Юлия была бессильна против такой обезоруживающей наглости.

Когда же начали грузить коллекцию, которую в опечатанном виде надо было доставить в Цюрих, Нойнер попытался помешать ей поднимать или носить что-либо более или менее тяжелое, приговаривая:

— Нет, нет, это не для вас, госпожа Пальмер! — Или: — Нет, дайте это сделать мне!

Теперь, когда рядом не было ни манекенщиц, ни клиентов, Юлия позволила себе грубость.

— Черт возьми! Не смейте обращаться со мной как с фарфоровой куклой! Я здорова и полна сил.

— Моя дорогая госпожа Пальмер, — ответил Нойнер, — нисколько в этом не сомневаюсь. Но вы уж очень много берете на себя. Только от этого я и хотел вас предостеречь. Вы должны бы быть благодарны мне за все, а не рявкать на меня.

Юлия предпочла уступить, чем спорить с ним; она вынуждена была признать, что ей не удалось обуздать его наглость.

Еще никогда ей так не хотелось, чтобы поездка поскорее закончилась. Цюрих, Вена, Зальцбург — это все еще предстояло. Новая коллекция хорошо принималась, клиенты делали много заказов. Но радость Юлии от этого успеха была отравлена. Наглое поведение Нойнера становилось невыносимым для нее.

В Зальцбурге Юлия довольно решительно попрощалась с ним.

— Мне очень жаль, что мы должны здесь расстаться, — сказала она с усилием изображая любезность. — Я еду не в Мюнхен, а прямо домой. Но я уверена, что отсюда поезд в Мюнхен ходит каждый час. До вокзала здесь недалеко. Вы без труда сможете дойти пешком.

На его лице отразились противоречивые чувства, удивление, злость и вместе с тем удовлетворение, которое он сумел прикрыть злой усмешкой. — Абсолютный отказ, да?

— Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду, — ответила Юлия и повернулась к нему спиной. — Счастливого пути!

Для нее оказалось полезным то, что она так хладнокровно отделалась от него. Пока она ехала в машине, у нее было время для того, чтобы все свои переживания, связанные с Нойнером, обратить в небольшие смешные истории, которыми она хотела развеселить Роберта. На расстоянии вся история начинала казаться действительно смешной.

Весна была в разгаре, когда Юлия начала планировать новые встречи с клиентами. В этот раз речь шла не только о больших городах, нужно было найти и посетить в ближайшем окружении по возможности каждый магазин, где продавалась одежда «Про-Фобис-моден». Юлия уже известила потенциальных заказчиков о своем посещении, правда, не указывая ни час, ни день. Эта поездка могла занять от четырех до шести недель, и было тяжело расставаться с Робертом.

Они только что были вместе, и Юлия еще лежала в его объятиях.