— У меня тоже ничего нет, — ответила девушка, — но, кажется, я нашла желудь.

— Эй! Отдайте его мне! — закричала одна сестра.

— Нет, мне, — перебила ее другая.

Каждой не терпелось его заполучить.

— Мы не наедимся втроем одним желудем, — сказала Вострушка. — Нужно его посадить, тогда из него вырастет деревце, а уж оно сослужит нам добрую службу.

Сестры согласились с ней, хотя в этих краях и деревьев-то не росло — кругом были лишь капуста да латук, ими принцессы и питались. Будь бедняжки хрупкого здоровья, они давно бы уже умерли: спали всегда под открытым небом, но каждым утром и вечером по очереди поливали желудь, приговаривая:

— Расти, расти, красавец желудь!

И желудь стал расти не по дням, а по часам. Когда дубок стал уже крепкий, Флоранне вздумалось влезть на него, но он еще не мог выдержать ее вес. Взобравшись чуть-чуть, принцесса почувствовала, как сгибается деревце под ее тяжестью, и тут же слезла с него; то же произошло и с Белладонной. А вот маленькая, хрупкая Вострушка залезла на самую вершину дубка, и сестры принялись ее расспрашивать:

— Ничего не видно, сестрица?

— Нет, ничего, — ответила Вострушка.

— Что ж, значит, дубок еще не вырос, — заключила Флоранна.

Так они продолжали его поливать и приговаривать:

— Расти, расти, красавец желудь!

Вострушка неизменно дважды в день забиралась на дубок. Однажды утром, пока она вглядывалась в даль, Белладонна промолвила Флоранне:

— Я нашла котомку, которую сестра от нас спрятала. Как по-твоему, что там может быть?

Флоранна ответила:

— Она мне сказала, что там старые кружева, которые она штопает.

— А я думаю, что там сладости, — добавила Белладонна: она была такой лакомкой, что непременно захотела открыть котомку. Там и вправду оказались все кружева короля и королевы, но под ними были спрятаны роскошные платья Вострушки и шкатулка с брильянтами.

— Ах вот как! Да другой такой проказницы и не сыщешь! — воскликнула средняя принцесса. — Заберем-ка мы эти сокровища себе, а вместо них наложим сюда камней.

Так они и сделали. Вострушка, вернувшись, ничего не заметила, ведь она не собиралась наряжаться в такой глуши, думая лишь о деревце, которое уже становилось прекраснейшим на свете дубом.

Как-то раз, когда Вострушка забралась на него и сестры, по обыкновению, спросили, не видно ли ей что-нибудь, она воскликнула:

— Там вдали большой превосходный дворец, такой прекрасный, что я и описать не могу: стены изумрудные и рубиновые, а крыша из брильянтов, и на ней полно золотых колокольчиков да флюгеры вращаются по ветру.

— Обманщица! — ответили ей сестры. — Такого великолепия вовсе не бывает на свете.

— Поверьте мне, я не лгу, — возразила Вострушка, — посмотрите сами, а то он слепит мне глаза.

Флоранна забралась на дерево. Увидав дворец, она стала его расхваливать, да так, что никак не могла умолкнуть. Белладонну обуяло любопытство, и она, тоже взглянув на дворец, пришла в восхищение.

— Нужно непременно пойти в этот дворец, — решили принцессы, — быть может, там мы и найдем красивых принцев, которые почтут за счастье взять нас в жены.

Весь вечер они обсуждали свой замысел и наконец улеглись спать на травку. Но когда старшие сестры заметили, что Вострушка крепко уснула, Флоранна шепнула Белладонне:

— Вот как мы поступим, сестрица: нарядимся-ка в роскошные платья Вострушки.

— Вы правы, — согласилась Белладонна. Они встали, завили себе в локоны волосы, напудрились, приклеили мушки[150] и надели прекрасные платья, расшитые золотом и серебром и украшенные брильянтами. Такого великолепия еще свет не видывал.

Вострушка не знала, что злые сестры обокрали ее. Проснувшись, она взяла свою котомку, собираясь одеться, но, к ее огорчению, там были одни камни. Тут она заметила, что ее сестры расфуфырились и сияют, как солнце. Девушка заплакала и стала им пенять на их предательство, а они только смеялись и издевались над нею.

— Неужто достанет у вас смелости, — спросила она, — явиться со мной во дворец, не позволив мне нарядиться и прихорошиться?

— Нам и самим не хватает вещей, — ответила Флоранна, — а тебе мы надаем тумаков, если будешь нам докучать.

— Но ведь платья, которые вы надели, — мои, моя крестная подарила их мне, а не вам!

— Если не замолчишь, — сказали они, — мы тебя убьем и закопаем здесь. Никто и не узнает.

Бедная Вострушка и не думала им досаждать. Она медленно поплелась за сестрами, ведь теперь ее могли принять разве что за их служанку.

Чем ближе принцессы подходили к дворцу, тем великолепнее он им казался.

— Ха! — радовались Флоранна и Белладонна. — Мы прекрасно повеселимся и вкусно поедим за королевским столом, а Вострушка будет посудомойкой, ведь она выглядит как замарашка. Если у нас спросят, кто она, не станем называть ее нашей сестрой, скажем, что это деревенская пастушка.

Вострушку, наделенную умом и красотой, охватило отчаяние от такого грубого обращения. Принцессы были уже у врат дворца. Вот они постучали. Тотчас же им отворила безобразная старуха: у нее был только один огромный глаз посреди лба, размером превосходивший пять или шесть обычных, плоский нос, темная кожа и отвратительный рот, внушавший неподдельный ужас, а ростом она была в пятнадцать футов и в обхвате тридцать.

— О несчастные! Что вас сюда привело? — сказала она. — Неужто вы не знаете, что это дворец людоеда, которому вас и на завтрак-то едва ли хватит? Но я добрее мужа: заходите, фазу всех я не съем, еще пару дней поживете на свете.

Услышав такое, принцессы пустились в бегство, надеясь спастись, но один шаг людоедки был как их пятьдесят шажочков. Она догнала девушек, схватив одну за волосы, а двух других за загривок, отнесла под мышкой во дворец и бросила всех трех в погреб, кишащий жабами и ужами и усыпанный костями тех, кого людоеды уже сожрали.

Старуха захотела сразу же сгрызть Вострушку и пошла за уксусом, солью и маслом, чтобы приготовить из нее салат. Но тут она услышала шаги людоеда. Кожа у принцесс была такой белой и нежной, что великанша решила съесть их сама и быстренько спрятала их под большую бадью, в которой была дыра — сквозь нее им было все видно.

Людоед был в шесть раз выше жены, от его раскатистого голоса дрожал весь дворец, а его кашель грохотал как гром. У него был только один огромный жуткий глаз, волосы торчком, а в руках полено — это была его трость. Великан принес корзину с крышкой, откуда он достал пятнадцать младенцев, выкраденных им по дороге, и проглотил их, точно пятнадцать яиц. Увидев это, три принцессы задрожали под бадьей; не смея плакать в голос, они только перешептывались:

— Он ведь съест нас живьем, как же нам сбежать?

Людоед сказал жене:

— А ведь чую я, чую человечинку[151], отдай ее мне.

— Вечно тебе мерещится, — отвечала старуха, — это твои овцы пасутся неподалеку.

— Нет, человечий запах я ни с чем не спутаю. Сейчас обыщу весь замок.

— Ну, и не найдешь ничего.

— А вот ежели найду человека, которого ты от меня спрятала, — отрублю тебе голову и буду ее подбрасывать точно мяч.

Испугавшись угрозы, старуха ответила:

— Не сердись, мой милый людоед, я скажу тебе правду. Сегодня сюда приходили три молодые девицы, и я их поймала, но было бы жаль их съесть — они мастерицы на все руки. Я уже немолода, и мне нужен отдых. Наш прекрасный дворец в запустении, хлеб не пропекается, суп тебе невкусный, я — некрасивая, потому что вкалываю тут как проклятая, не щадя себя. Пусть они будут моими служанками. Умоляю тебя, не трогай их пока: проглотить всегда успеешь, если уж очень есть захочешь.

Людоед нехотя пообещал не съедать принцесс сразу, хотя и проворчал:

— Дай мне хоть двух.

— Нет, они тебе не достанутся.

— Ну тогда хоть самую маленькую.

— Нет, ни одной не дам.

Попререкались они еще, и наконец великан пообещал не трогать девушек. Людоедка же думала про себя: «Когда он отправится на охоту, я их съем, а ему скажу, что они сбежали».