Король заказал портрет Кочерыжицы и, получив его, приказал повесить под балдахином в парадной зале, затем послал за принцем Кривобоком и велел ему взирать на портрет с нежностью, ибо изображенная на нем принцесса предназначена ему в жены. Кривобок взглянул на портрет и тут же отвернулся с презрением, оскорбившим его отца.
— Разве вы недовольны? — сказал тот язвительно и сердито.
— Нет, повелитель, женитьба на калеке меня не прельщает.
— Уж кому, как не вам, — заметил король, — попрекать принцессу ее недостатками, — вы ведь и сами изрядно уродливы!
— Именно поэтому, — возразил принц, — я и не хочу соединять свою жизнь с таким же чудищем; мне достаточно своего горя: что же будет, случись у меня такая же жена?
— А! Вы боитесь произвести на свет новых уродов, — ответил король, желая оскорбить принца, — да это все пустые страхи: вы все равно женитесь на ней. Мне достаточно только приказать.
Кривобок ничего не ответил; он поклонился королю и покинул залу.
Король совершенно не привык даже к слабому сопротивлению. Упорство сына привело его в неописуемый гнев. Он приказал запереть его в башне, которую построили когда-то специально для строптивых принцев, но вот уже двести лет как она пустовала, так что внутри обветшала совершенно. От всего ее убранства веяло глубокой древностью. Принц любил читать. Он попросил принести книг, и ему позволили взять их в библиотеке, располагавшейся в башне. Поначалу он обрадовался. Обратившись же к чтению, ничего не смог понять: столь старинный язык оказался ему недоступен. Он откладывал книги в сторону, а затем снова брался за них, стараясь понять хоть что-нибудь или по меньшей мере занять себя. Король Хмурен, уверенный, что принцу скоро наскучит сидеть в заточении, поступил так, как если бы тот уже согласился жениться на Кочерыжице: он отправил послов к соседу, пригласив его дочь, которой посулил безоблачное счастье. Отцу Кочерыжицы это было приятно: ведь пойди-ка найди мужа-принца для калеки. Он принял предложение Хмурена, хотя, по правде говоря, портрет принца Кривобока не вызвал у него большого умиления. Он приказал повесить его в великолепной галерее своей башни; туда привезли принцессу Кочерыжицу. Увидев портрет, она опустила взор и залилась слезами. Ее отец, возмущенный выказанным ею отвращением, поднес к ее лицу зеркало и сказал:
— Дочь моя, вы льете слезы — но посмотрите на себя и признайте, что плачем вашему горю не поможешь.
— Если бы у меня было намерение выйти замуж, о повелитель, возможно, мне не пристало бы проявлять такую чувствительность; но я готова смириться со своим уродством, если смогу одна страдать из-за него — я не хочу никого удручать своим видом. Пусть я на всю жизнь останусь несчастной принцессой Кочерыжицей — и буду довольна или, по крайней мере, не стану жаловаться.
Но, какими бы благородными ни были намерения принцессы, король не стал ее слушать; ей пришлось уехать вместе с прибывшими за ней послами.
Пока ее везут в колымаге, на которой Кочерыжица, и правда, похожа на настоящую кочерыжку, вернемся в башню и посмотрим, чем занят принц. Никто из стражей не осмеливался заговорить с ним. Им было приказано оставить его в одиночестве, держать впроголодь и донимать дурным обращением. Король Хмурен умел заставить себе подчиняться — если не из любви, то из страха, но к принцу относились так хорошо, что, как могли, старались скрасить его страдания.
Однажды, гуляя по обширной галерее и предаваясь грустным думам о судьбе, по воле которой он так уродлив и безобразен, а теперь еще и должен связать свою жизнь с такой же бездольной принцессой, он взглянул на окна, расписанные столь выразительно и красочно, что, почувствовав особенное восхищение, остановился получше их рассмотреть; но ничего не мог понять, потому что там представлены были события, произошедшие много веков назад. Больше всего удивило его, что одно из изображений походило на него самого как две капли воды, так что можно было подумать, будто это его портрет. Человек этот что-то искал в стене донжона, потом извлекал из нее золотой шомпол, которым вскрывал какую-то небольшую комнату. Там было еще много деталей, поразивших воображение принца; и этот же персонаж присутствовал на большинстве витражей. Как могло случиться, думал Кривобок, что здесь было мое изображение, когда я еще даже не родился? И в силу каких роковых обстоятельств художнику пришло в голову написать такого же уродца, как я? На витражах он видел и красивейшую особу со столь правильными чертами и таким одухотворенным лицом, что не мог отвести взор. И много еще там было диковинных вещей, а чувства так поразительно переданы, что ему казалось, будто все происходит у него на глазах, хотя это были всего лишь росписи.
Он покинул галерею, лишь когда стемнело и витражи стали уже неразличимы. Вернувшись в спальню, он взял одну из старинных рукописей, первую попавшую в руки; ее страницы были из тонкого пергамента с росписями по краям, а обложка — золотая с синей эмалью. Он застыл в удивлении, увидев те же рисунки, что и на окнах галереи; попытался прочесть текст, но не смог. Вдруг увидел он, как изображенные на пергаменте музыканты запели; на другой странице игроки в бассет и триктрак[79] начали сдавать карты и бросать кости. Он стал листать дальше: вот изображен бал — все дамы нарядно одеты и блещут красотою. Он перевернул еще страницу — и почувствовал аромат изысканных блюд; изображенные на картинке люди пировали; самый высокий из них был в четверть локтя, а одна из дам обернулась к принцу и воскликнула:
— За твое здоровье, Кривобок! Постарайся же вернуть нам нашу королеву, и тогда ждет тебя счастье; иначе тебе не миновать беды.
Услышав эти слова, принц ощутил такой невыразимый страх (а ведь он уже давно вздрагивал от испуга), что выронил книгу и сам упал замертво рядом с ней. На шум прибежали стражники; они горячо любили его и позаботились о том, чтобы привести его в сознание, а потом спросили, что с ним приключилось; он ответил, что его так плохо кормят и обращаются столь недостойно, что воображение у него разыгралось, и вот ему пригрезилось, будто он наяву видит и слышит то, что описано, — вот его и охватил страх. Опечаленные стражники накормили его, несмотря на запрет короля. Утолив голод, принц снова открыл книгу у них на глазах, но не увидел ничего подобного; это убедило его в том, что все ему почудилось.
На следующий день он вернулся в галерею; и вновь люди на витражах двигались, гуляли по аллеям, охотились на оленей и зайцев, ловили рыбу или строили маленькие домики; изображения эти были весьма малы, и повсюду он находил человека, похожего на себя. Тот и одет был в похожий наряд, он поднимался в донжон и находил золотой шомпол. Поскольку принц не был голоден, то и не мог полагать, будто все ему привиделось. «Все слишком таинственно, — подумал он, — чтобы можно было этим пренебречь, не стараясь разузнать побольше; возможно, я смогу что-то выяснить в донжоне». Он поднялся и стал выстукивать стену, и вот в одном месте звук показался ему глуше. Он взял молоток, пробил дыру и нашел там золотой шомпол искусной выделки. Не зная еще, что с ним делать, принц вдруг увидел в углу старинный комод из дешевого дерева. Принц хотел открыть его, но, поворачивая туда-сюда, никак не находил замочную скважину; наконец он обнаружил маленькое отверстие и, подумав, что тут-то шомпол ему и пригодится, сунул его туда и сильно потянул на себя — тут комод возьми да и откройся. Каким ветхим и невзрачным был он снаружи, таким же красивым и восхитительным оказался изнутри: все ящики были высечены из горного хрусталя, или из янтаря, или из драгоценного камня; открыв один, принц увидел по бокам, снизу, сверху и в середине, ящички поменьше, разделенные жемчужно-перламутровыми перегородками, раздвинув которые можно было их открыть: каждый был доверху наполнен прекраснейшим в мире оружием, богато украшенными коронами, замечательными портретами. Принц Кривобок был восхищен, он без устали открывал все новые и новые ящички. Наконец он добрался до крошечного ключика, выточенного из цельного изумруда, которым открыл самую глубокую и потайную дверцу — сияние изумительного карбункула в форме большой шкатулки так его и ослепило. Принц поспешно вынул ее из отверстия, но какой же ужас охватил его, когда он обнаружил, что шкатулка полна крови и в ней лежит отрезанная рука, державшая еще один ларец, — на сей раз с портретом.
