— Встань на колени, — повелел он ему, — ты тронул мое сердце.

Ален покорно преклонил колени у кровати.

— Прощаю тебя, — изрек мещанин, — а чтобы ты воодушевился, вот, получи запас храбрости.

С этими словами он сильно дунул тому в оба уха, добавив:

— Отныне будь готов драться с кем угодно.

— Как! — вскричал слуга. — И никто меня не побьет в ответ?

— Никто! Клянусь тебе в этом, — твердо заверил его хозяин.

— Благодарю вас, — ответил Ален, — вот только, сударь, если бы вы еще вдули мне сотню экю ренты, я бы и не так обрадовался. Ведь, ежели поразмыслить, не хочу я ни с кем ссориться, храбрость — это уж дело ваше, а мне бы не помешало чуть-чуть деньжат.

Послушав немного, приор быстро понял, что подобная беседа может длиться еще долго, и, решив, что получил уже достаточное удовольствие от этих препирательств, вошел в комнату.

— Надо же, — удивился он, — а я думал, вы спите; мне показалось, вы легли именно с такими намерениями.

— Да, вы правы, — отозвался Дандинардьер, — я и в самом деле заснул бы, не беспокой меня ежеминутно любовь, что горланит в душе на манер взбесившегося горна. Только хочу сомкнуть веки, как передо мной тут же появляется образ прелестной Виржинии или Мартониды, пред очарованием которых меркнет сама Аврора[365].

— Эге, да вам, оказывается, не чужды и нежные чувства, — заметал приор. — Помнится, совсем недавно вы предпочитали деньги достоинствам и красоте. Но, разумеется, — спохватился он, — это заявление бросало тень на ваше благородное сердце, как будто на солнце нашло затмение.

— Благодарю за такое удачное сравнение, — ответил мещанин. — Однако уж не показалось ли вам, будто я собираюсь разбалтывать всему свету свои амурные секреты? Вы ошибаетесь, сударь, здесь приличествует соблюдать тайну.

— Если вы будете со мной откровенны, — сказал приор, — то я похлопочу, чтобы ваши сокровенные желания воплотились в жизнь, да ведь, между прочим, Виржиния обладает множеством достоинств.

— А скажите-ка, — вставил тут Дандинардьер, — какое за ней полагается приданое?

— Вам ли этого не знать? — удивился приор. — Уж она ли не богата: то, что она имеет, превышает стоимость самой плодородной земли во всей округе.

— Вы имеете в виду особняки в Париже или муниципальную ренту? — поинтересовался Дандинардьер.

— Это все приятные безделушки, — ответил приор, — настоящим приданым ей служит редкий дар сочинять сказки; а уж он-то сулит вам такое, что и представить трудно.

Но нашего мещанина это явно не впечатлило.

— Хе! Хе! — с минуту подумав, произнес он. — В брачный договор это, пожалуй, и можно было бы занести; однако признаюсь вам, что, если за ней причитаются одни только сказки, семейная жизнь может и не заладиться.

— Вы слишком приземленно рассуждаете, — воскликнул приор, — а ведь разум приносит доход!

— Готов признать, что нельзя недооценивать доходность разума, — возразил Дандинардьер, — но и разумного дохода при этом терять мне вовсе не хочется. Позвольте заявить вам, что в ответ на ваши хваленые сказки я тут же насочиняю своих, да еще смогу их употребить с пользой.

— Хотелось бы мне посмотреть на это, — парировал приор, — вы, вероятно, полагаете, что достаточно черкануть на бумаге пару-тройку смелых гипербол, иногда перемежая их словечками наподобие Жила-была добрая фея, и произведение можно считать завершенным. Уверяю вас, что это более тонкое искусство, чем вам может показаться; сколько я ежедневно просматриваю книг, в которых нет ничего занимательного.

— Вы смеете утверждать, что мои сказки будут именно такими? — раздраженно заметил мещанин. — Говоря по правде, сударь, вы не очень-то любезны, но я постараюсь доказать вам обратное: из кожи вон вылезу, но сочиню хотя бы одну. Тогда и посмотрим, как вы запоете.

— В таком случае я не поскуплюсь на похвалы, — сказал приор, приветливо улыбнувшись, дабы смягчить гнев собеседника, — и, коли вам угодно мне в этом поверить, начинайте прямо сейчас.

— С огромным удовольствием, — ответил Дандинардьер, — не зря же я привез с собой библиотеку, затратив на это массу усилий и средств.

— Ну что ж, теперь только от вас зависит, понадобится ли мое вмешательство, как в прошлый раз, — заметил приор.

Это скрытое предложение окончательно успокоило мещанина, и он, притянув собеседника за рукав, прошептал ему на ухо, опасаясь, что их услышит Ален:

— Признаться, меня пугает непосильный труд, к тому же не привык я заниматься пустяками и упражняться в тонких словесных ухищрениях. Посему, не осчастливите ли вы меня еще одной сказкой собственного сочинения, которая сделает мне честь и докажет Виржинии, что не только она обладает сим прекрасным даром?

— То есть, — продолжил приор, — вы намерены уравнять с ней свои шансы и снискать себе столь же завидную репутацию в литературных кругах.

— Да, эта благородная цель мне весьма по душе, — ответил мещанин, — потому я и умоляю вас о дружеской услуге.

Послышался звон колокольчика — пора было идти на ужин. Приор откланялся, предварительно обещав Дандинардьеру сделать все, о чем тот его просил.

Войдя в обеденную залу, он увидел двух дам, с которыми был знаком: те недавно приехали нанести первый визит баронессе де Сен-Тома. Их туалеты и прически были слегка растрепаны — по дороге им пришлось пробираться сквозь лес яблоневых деревьев, которыми славились эти края. Яблони сильно повредили их карету, особенно верхнюю часть, а потому дамы поневоле проделали долгий путь пешком по изнуряющей жаре. Они совсем недавно поселились в этих местах и обращались друг к дружке «кузина», хотя не были родственницами. Одна овдовела и слыла за большую кокетку, а другая недавно вышла замуж за престарелого дворянина, скопившего значительное состояние и нашедшего наконец в лице молодой супруги превосходную возможность очень быстро его спустить, чем, кстати, сам он невероятно гордился.

Та, что постарше, звалась госпожа дю Руэ и была вдовой стража закона, который тот применял к ближним весьма дурно. Она обожала азартные игры, вкусную и обильную еду и тратила большую часть своего дохода на различные притирания. В день визита густые румяна потекли на солнце, и старая кокетка, то и дело поглядывая в зеркальце, безуспешно пыталась снять избыток белил оттуда, где они были наложены особенно толстым слоем, чтобы намазать там, где их теперь недоставало. Такое важное дело требовало повышенного внимания. Тут она заметила вошедшего приора и совсем уж было впала в отчаяние, — ведь супруги де Сен-Тома еще не подошли: муж еще отдавал приказания слугам, а жена переодевалась, не желая появляться в домашнем платье во вкусе королевства Трапезундского[366].

Тогда госпожа де Люр, та самая молодая супруга, ради которой тратилось состояние, заметив, что лицо ее подруги превратилось в шахматную доску, решила помочь ей, дав время привести себя в порядок. Она с загадочной улыбкой увлекла приора в самый дальний угол и начала:

— Моя кузина поправляет прическу, а я хочу рассказать вам сказку, к которой вы не останетесь равнодушным.

— Прекрасно, сударыня, — ответил тот, — но не окажется ли сказка слишком длинной, чтобы нам успеть выслушать ее до ужина.

— Да мне стоит только сказать вам, как она называется, — прошептала она, — и вы тотчас захотите услышать продолжение. Это «Принц Вепрь». Ну, что скажете?

— Я мало что понимаю в подобных сочинениях, поэтому не могу судить по одному названию.

Осыпав его яростными упреками за такое невежество, а затем незаметно взглянув на свою кузину госпожу дю Руэ и отметив, что той наконец удалось заштукатуриться, она отказалась от чтения сказки.

К барону де Сен-Тома отправили слуг, чтобы предупредить его о визите двух дам. Он тотчас подошел вместе с виконтом де Бержанвилем, предварительно зайдя на кухню и распорядившись приготовить побольше еды. Тут дело закипело: принялись вовсю забивать, ощипывать, шпиговать. И, хотя в деревне с этим справляются быстро и притом превосходно, барон все же беспокоился, чем бы занять этих дам до ужина.