— Умей ты хранить секреты, — отвечала ее спутница, — я бы рассказала тебе о причине, ибо фея мне ее доверила.
— Ну же, я никому не скажу, — воскликнула первая, — открой мне эту тайну.
— Знай же, — сказала вторая, — что принцессу Констанцию, ту самую, которую так любит наша фея, утащил великан и хочет взять ее в жены. Он заточил принцессу в башне, а фее теперь придется прибегнуть к самым необычайным уловкам, чтобы помешать этой свадьбе.
Принц, уже было подумавший, что умножить его муки невозможно, услышав сей разговор из корзинки, понял, как ошибался: глубочайшее отчаяние охватило его: сколь сильно ни любил он, а в образе голубя ничем не мог помочь принцессе, когда она более всего в этом нуждалась. Его богатое воображение, в довершение всех страданий, рисовало Констанцию, заточенную в башне, беспрестанно осаждаемую упорным, жестоким и гневливым великаном. Принц опасался, что она, испугавшись, согласится стать его женою. Мгновение спустя его уже мучила мысль, что она может и бесстрашно умереть в лапах этого чудовища. Кошмар, в котором он пребывал, не поддается описанию.
Тем временем девица с корзинкой вместе со спутницей возвратились во дворец феи, которой служили. Их госпожа прогуливалась по тенистой аллее сада. Пав перед ней ниц, они сказали:
— Великая королева, взгляните на голубя, которого мы случайно нашли. Он добрый и ручной, а будь у него еще и перья, был бы к тому же очень красив. Мы решили оставить его у себя, но вам стоит лишь пожелать — и тогда он может иногда радовать и вас.
Фея же, достав из корзинки голубя и только лишь взглянув на него, тотчас же задумалась о том, как преходяще в этом мире величие — так удивительно было видеть принца Констанцио в обличье птицы, которую могут и поджарить, и сварить, хотя сие превращение и было делом ее рук и все, что вершилось, вершилось по ее приказу. Как ни старалась она облегчить его муки, но слишком тяжела оказалась принцу его доля. Фея погладила голубя, а принц, дабы понравиться ей, по-голубиному поклонился, согнув одну лапку, и нежно уткнулся клювом ей в ладонь — ибо он хоть и был голубком совсем неопытным, а воспитан был лучше, чем многие мудрые и почтенные голуби.
Фея Владычица отнесла его к себе в покои, заперла дверь и сказала:
— Принц, нынешнее печальное твое положение не мешает мне узнать тебя и полюбить, ибо моя дочь Констанция столь же неравнодушна к тебе, сколь и ты к ней. В своем превращении винить тебе надобно одну лишь меня: ведь это я заставила тебя прыгнуть в огонь, чтобы проверить искренность твоей любви, и увидела, как она чиста и сильна. Ты с честью прошел испытание.
Голубь трижды почтительно склонил голову.
— Стоило лишь твоей матушке-королеве увидеть золото и драгоценные камни, — вновь заговорила она, — как она тут же безжалостно отдала ее в руки работорговцев. Едва Констанция оказалась на корабле, он отплыл в Индию, где можно выгодно продать тот перл, чьи слезы и мольбы ничуть не тронули сердец злодеев. Напрасно она уверяла, что Констанцио отдаст все, что у него есть, и выкупит ее: это лишь еще больше убеждало работорговцев, как дорого стоит их добыча; они торопились, опасаясь, что явится узнавший обо всем принц.
Наконец корабль, проплыв полсвета, попал в страшную бурю. Принцесса, измученная горем и тяготами жизни на море, умирала. Боясь утратить ее, работорговцы укрылись в первом же порту, но едва сошли на берег, как увидели, что им навстречу идет необычайно громадный великан; за ним следовали и другие его собратья, заявившие, что желают унести все ценное, что есть на корабле. Великан поднялся на борт, и первой, кого он увидел, была принцесса; они тотчас узнали друг друга.
— Ха! Вот ты где, маленькая злодейка! — воскликнуло чудовище. — Стало быть, небесам, справедливым и сострадательным, угодно было вновь предать тебя в мои руки. Помнишь день, когда я тебя нашел, а ты сбежала, разрезав мою суму? Ну, нет, уж теперь шалишь…
Он схватил ее, как орел цыпленка, и, не обращая никакого внимания на ропот и мольбы работорговцев, стремительно понес в свою огромную башню.
А башня эта стоит на высокой горе. Возводившие ее волшебники постарались на славу. Ее алмазные стены, сверкающие на солнце, несокрушимы; дверей в них нет[335], а окна, через которые только и можно попасть внутрь, находятся очень высоко от земли. Словом, она превосходит все самое великое, что могут вместе создать мастерство и природа. Принеся туда прекрасную Констанцию, великан сказал, что хочет на ней жениться и сделать ее самой счастливой на свете; обещав, что будет нежно любить ее и сделает хозяйкою всех своих сокровищ, он даже не сомневался в том, как она рада столь щедрому подарку судьбы. Однако принцесса все рыдала и сетовала, давая ему понять глубину своего горя, я же меж тем тайно управляла событиями вопреки судьбе, предсказавшей Констанции гибель. Это я внушила великану чувство нежности, доселе ему незнакомое, и потому он, не осерчав на принцессу, обещал целый год быть с ней добрым; однако если она и потом откажется выйти за него замуж, он все равно женится на ней, а потом убьет; вот пусть сама и решает, как ей лучше. После столь зловещего заявления он запер ее вместе с самыми красивыми девушками на свете, чтобы они развеивали тоску, заполнявшую ее сердце, а сторожить башню приказал великанам, да так, чтобы ни одна живая душа не могла к ней подступиться; если кто и решался на подобное безрассудство, то наказание следовало незамедлительно — так эти чудовища были свирепы и жестоки.
И теперь несчастная принцесса, которой неоткуда ждать помощи, собирается броситься с башни в море — ведь до окончания срока, назначенного великаном, остается лишь день. Вот, господин Голубь, до чего ее довели; а средство помочь лишь одно — если вы сумеете принести ей в клювике вот это кольцо; надев его, она тоже обернется голубкой; вот вам и чудесное спасение.
Голубь в нетерпении хлопал крыльями, стараясь, чтобы фея поняла, как он хочет лететь к возлюбленной; то он теребил манжеты и оборки на ее платье, то, подлетая к окнам, стучал клювом по стеклам; на голубином языке сие означало: «Молю вас, госпожа, поскорее отправьте меня с волшебным кольцом вызволить нашу прекрасную принцессу».
Фея поняла его воркование.
— Летите же, милый Голубь, — молвила она, — а вот и кольцо, что укажет вам путь. Смотрите же, не потеряйте его, ибо Констанцию не в силах спасти никто, кроме вас.
Но, как мы уже сказали, перья-то принц-Голубь в порыве беспросветного отчаяния все повырывал; пришлось фее натирать его волшебным эликсиром, от которого они снова отросли, да еще прекраснее, чем у голубей самой Венеры. Несказанно обрадованный новым оперением, принц взмахнул крыльями и полетел; на вершину башни он сел уже с первым лучом солнца. Ее алмазные стены сверкали так, что даже полуденное солнце не сравнилось бы с этим блеском. На верхней площадке располагался сад, а посреди него росло апельсиновое дерево, усыпанное цветами и плодами. Принц-Голубь рад был бы полюбоваться столь невиданным зрелищем, не будь у него дел поважнее и неотложнее.
Он опустился на ветку апельсинового дерева, держа кольцо в клюве. Страшное волнение охватило его, когда в сад вошла принцесса. На ней было длинное белое платье, а голова покрыта черной шалью с позолотой, скрывавшей лицо и ниспадавшей до земли, так что влюбленному Голубю впору было усомниться, она ли это; но он узнал ее по благородству осанки, какого не было больше ни у кого на свете. Когда же принцесса села на скамью под апельсиновым деревом и вдруг откинула шаль, ее красота точно ослепила его.
— О сожаления, о печали, — воскликнула она, — к чему вы теперь! Целый год сердце мое терзалось страхом и надеждой, но вот срок наступил. Еще всего несколько часов — и мне придется погибнуть или стать женой великана. Ах! Да возможно ли, чтобы фея Владычица и принц Констанцио покинули меня? В чем провинилась я перед ними? Но что теперь вспоминать об этом! Пришло время исполнить задуманное.