Матей перебирал в уме все заговоры и заклинания, которые могли помочь ему выбраться из темницы. Одни требовали каких-то невыполнимых в создавшихся условиях действий. Не станет же он, в самом деле, чертить на полу своей камеры магические знаки. Нет, он не доставит Рокберну наслаждения выставить его перед всеми колдуном. Пока у него нет никаких доказательств причастности Матея к черной магии, все его попытки оклеветать его снова будут тщетны.

Он мог, конечно, сделать так, чтобы стражники, дежурившие у выхода, вместо того, чтобы задержать его, отдавали ему честь. Он мог открыть любой замок, любую дверь. В конечном счете, стены и двери вообще не были для него преградой. Но как быть с тем, что его заметят? Ведь он не может накладывать заклятия на всех и каждого, встретившегося ему на пути. И если он сбежит вот так просто, он сдаст Рокберну все козыри на руки — у того будут доказательства, чтобы объявить его колдуном и снова открыть на него охоту. А значит, пришло время для более хитроумных действий.

Внезапно Матей почувствовал, что не может дышать. Он судорожно втянул воздух ртом, но спасительный кислород не дошел до легких; он задыхался. Рука герцога инстинктивно пошарила в карманах мантии, но тщетно: он не нашел лекарства.

Хвала Богу, его не настиг приступ астмы. Это было вроде как предупреждение, что ему не следует находиться в сыром подземелье, если он опасается за свое здоровье. Матей поднялся со своего импровизированного ложа и прильнул к тюремной решетке, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, поступавшего с верхних этажей каземата. В конце коридора он различил силуэты трех стражников с алебардами, игравших в кости. При виде него они о чем-то зашептались и все, как один, отвернулись к противоположной стене. Матей усмехнулся. Его забавляло, как эти олухи опасались, что он напустит на них порчу. «Для того, ребята, чтобы превратить вас в крыс, мне совсем не нужно знать, какого цвета у вас глаза», — подумал Матей. Ему в голову вдруг пришла замечательная мысль.

— Эй, стража! — Крикнул он охранникам. В соседней камере кто-то выругался, видимо, его разбудил крик Матея.

Стражники зашептались между собой. Они никак не могли решить, безопасно ли говорить с их новым пленником.

— Стража! Вы там заснули, что ли? — герцог уже начал сердиться, что охранники старательно не замечают его.

— Чего тебе? — Буркнул один из тюремщиков, сидевший дальше всех от камеры герцога.

— А что вы будете делать, если кто-нибудь из пленников помрет или тяжело захворает? — Матей постарался придать своему голосу невинный тон.

Стражники, не ожидавшие услышать такого, грубо расхохотались.

— Это ты, что ли, помирать собрался, герцог? — совсем осмелев, истерично взвизгнул белобрысый страж, все еще давясь от приступа неудержимого хохота.

Матей сделал над собой огромное усилие, чтобы не ответить грубостью на грубость.

— Я тут подумал, что у вас здесь воздух сыроват. А у меня, ребятки, астма. — Матей говорил медленно и внятно, чтобы смысл сказанного дошел до стражей. — Так что если что, я вас предупредил.

Стражники на секунду-другую замолчали, а потом возобновили партию в кости, шумно о чем-то споря и переговариваясь.

Матей откинулся на солому, застланную горностаевой мантией. Оставалось только ждать.

Приступ удушья подступил почти тотчас же. Герцог Эритринский для верности прижался носом к каменной стене, покрытой, словно росой, державшейся в подземелье влагой. Ему стало совсем плохо, воздуха не хватало. Он с шумом втягивал воздух, но тщетно. И спустя пару минут он потерял сознание.

Очнулся он совсем не в своей камере и совсем не в подземелье. Он лежал в настоящей постели, на настоящих простынях, правда, не шелковых. Рядом на спинке стула висела его неизменная мантия. Пленник несколько раз вдохнул воздух полной грудью, пытаясь избавиться от мерзкого сладкого вкуса, наполнившего рот. Наконец, перед ним перестали мелькать разноцветные круги, сознание начало приходить в норму. Матей осмотрелся.

Теперь он находился в какой-то круглой комнате с толстенными каменными стенами. В принципе, она не многим отличалась от его предыдущего места заточения, разве что в стене было крошечное окошко, через которое пробивались жиденькие лучики солнца, и в них кружился хоровод пыли. Герцог закашлялся, но быстро выровнял дыхание.

— Вы очнулись? — Проскрипел на ладан дышащий старикан, возившийся с какими-то микстурами у двери. Он был так мал, что Матей даже не сразу заметил его. Он смотрел на старикана и не верил своим глазам: неужели ему даже доктора прислали?

Тюремный штатный провизор прошлепал к двери, резко толкнул ее и крикнул:

— Он очнулся.

И тотчас же в комнату вломились начальник каземата со своим неизменным заместителем, два стражника, священник и — кто бы мог подумать — злой, не выспавшийся и весь в пыли Рокберн собственной персоной.

— Но больному нужен покой… — Проскрежетал лекарь. Рокберн посмотрел на него, как змей на мышку, и тот исчез за дверью.

— Очень умно было спровоцировать приступ, — без всяких предисловий раздраженно рыкнул граф.

— Приступ спровоцировало мое заключение в сыром темной каземате. — Спокойно ответил Матей. Ему непросто было сдерживать гнев, рвущийся наружу при виде ненавистного Рокберна, но он держался из последних сил. Краем глаза он заметил, что заместитель начальника тюрьмы записывает каждое его слово, его, а не Рокберна.

— Вас пришлось поместить на верхушку башни. — Высокомерно, но слегка заикаясь от волнения, проговорил начальник. — Обычно это помещение не предоставляется пленникам.

— Ах, ну извините, что доставил вам столько хлопот, — саркастично прошептал Матей, усмехнувшись. И тут же поморщился от головной боли — лучше сейчас было полежать спокойно и прийти в себя, а не устраивать словесные баталии с представителями власти.

— Это вовсе не значит, герцог, — что мы пойдем на какие-то уступки по отношению к вам, — проворковал Рокберн, просто-таки испепеляя взглядом своего пленника.

Матей предпочел не отвечать. Голос его все еще звучал сипло, да и чувствовал он себя неважно. Рокберн сказал еще что-то, но Матей его не слушал. Его голову заполнила одна-единственная мысль — удалось ли Рокберну захватить замок в отсутствие владельца и если да, то что он там пронюхал.

— Я был в твоем тайнике, Матей, — сказал тот тихо, приблизившись к изголовью кровати, следя за тем, чтобы священник не слышал ни слова из сказанного им.

— Ты лжешь, — еще тише прошептал герцог. — Никто без моего ведома не сможет проникнуть туда. А если и сможет, то никогда не получит того, что там находится.

— Это почему же? — Спросил Рокберн, косясь на священника, нагнувшись к герцогу настолько, что тот щекой чувствовал его дыхание.

— Любой, кто проникнет туда без моего ведома, тут же превратится в один из кустов золотарника, которых у меня и так уже слишком много.

— Очень остроумно, герцог, — прошипел Рокберн. Он пытался сделать вид, что сказанное Матеем его не тронуло, но Матей ясно видел в его глазах затаившийся страх.

— Не ищи мой Сад, Рокберн, — посоветовал Матей. — Это древнее заклятие, и я сам уже не помню, как его снять.

— Ты мне угрожаешь?

— Просто у Хиль-де-Винтера всегда будет только один владелец.

— Король подписал дарственную грамоту на Хиль-де-Винтер мне! — Рявкнул граф, выпрямившись, и стоявшие за ним подпрыгнули, а священник тихо охнул.

— Король не может отменить кровное право живого владельца, живого — даже если и после казни, — ответил сипло герцог, расстегивая рубашку. Ему снова становилось душно, только на этот раз от присутствия Рокберна.

— Простым смертным не спастись от казни пустынными гулами, Матей. Инквизиторский комитет по делам черной магии принял во внимание этот факт, они уже готовят обвинения в твой адрес, как адепта Чернокнижия, и я, в свою очередь, сделаю все, чтобы обвинение было подано в Суд как можно скорее.