— Что они хотели? — Произнесла она резко, поднимая свою шаль и снова кутаясь в нее, хотя было совсем не холодно.

— Брось, Клико, покажи им, что ты сегодня принесла. Им-то это точно понадобится.

— Я не собираюсь отдавать вещи моего мужа в руки всяких, — она в последний момент сдержала себя, чтобы не нагрубить Като.

— Ну и дура, — упрекнул ее бармен. — Останешься без выпивки.

Борясь с остатками гордости, хмуря некогда черную, а теперь почти полностью седую бровь, вдова нехотя развернула какой-то сверток, который все это время лежал у ее ног. Като увидела большой резной лук, тугой, не намного меньше ее самой, и синий бархатный колчан, набитый стрелами с наконечниками из серебра. Затем вдова достала большой кинжал, длиной чуть меньше расстояния от кончиков пальцев до сгиба локтя. Он блеснул в этом тускло освещенном трактире, как брильянт, и тут же снова стал матово-серым. В его ручку был вделан большой синий камень.

— Несокрушимая дамасская сталь с лазуритами, врачующими раны, стрелы из тисовой древесины, которые не сломать рукой, с наконечниками из чистейшего серебра, сафьяновый колчан с шагреневым подкладом… Ну, Клико, сколько ты хочешь за всю эту прелесть? Или желаешь продать по отдельности? — Обратился к женщине бармен, в то время как вдова бережно, почти любовно заворачивала от посторонних глаз оружие обратно в сверток.

— С такими вещами нужно уметь обращаться, — нехотя бросила она, присаживаясь на свое место у стойки.

— Сколько ты хочешь? — Повторил свой вопрос бармен. — У нас тут бесплатно не наливают.

— Десять золотыми, — шепнула женщина.

— Сколько? — Не расслышал бармен.

— Я говорю, девять золотом, — срывающимся, будто просила милостыню, голосом, еле слышно проговорила владелица оружия.

Като никогда еще не предлагали купить такую красоту так задешево. Да и ювелир, пусть и заточенный теперь в кошачьем обличье, шепотом подтвердил ее догадки о немалой ценности показанного им оружия. Като, конечно, смутно понимала, зачем ей все это нужно, но и не купить всю эту прелесть уже не могла. Порывшись в кармане, она начала пересчитывать сеймурианские золотые и серебряные монеты, которые когда-то оставили ей герцогские слуги в «Красной розе».

— Что ж, цена низка, как никогда. Даже, можно сказать, задаром. — Прокомментировал бармен. — Ну что, девушка и кошко-оборотень, найдется в вашем кошельке десяток золотых монет? Одна златая — нашему заведению, так сказать, за посредничество…

— Да, да, конечно, — Като уже отсчитывала денюжку, когда случилось непредвиденное.

Из-за дальней тумбы, накрытой щитом, с вызовом поднялся здоровенный детина — под два метра ростом, в плечах шире, чем дверь в этом самом кабаке, а голова его и вовсе походила на пушечное ядро. Он криво ухмыльнулся, глядя на Като, и девушка заметила еще и неполный комплект зубов. Этот детина явно не чурался если не боя, то пьяной потасовки — уж точно.

— Купила бы ты себе куклу, девочка, а эти игрушки оставь тем, кто умеет с ними обращаться. — И с этими словами трактирный вояка вооружился палицей, все это время служившей ему чем-то наподобие подставки для ног.

— Шел бы ты к себе в песочницу, — посоветовал ему Гард.

Като предупреждающе цыкнула на него. Еще не хватало уйти отсюда со сломанными ребрами вместо великолепного оружия.

— Ты что-то сказал, котик? — Рявкнул детина, косматой ручищей перехватывая поудобнее свой обитый полосками железа кусок дерева.

— Я говорю, у нас свои игрушки, а у тебя — свои. И мы тебя играть не звали.

С ревом разъяренного быка вояка сделал шаг своими исполинскими ножищами в сторону Гарда, одновременно замахиваясь палицей. Като проворным прыжком очутилась между котом и пьяным детиной — в надежде, что тот опустит оружие перед женщиной. Не тут-то было — она сама и не заметила, как очутилась в одном углу с вдовой Клико, а громила продолжал наступать на кота.

— Ой, извините, трудно иногда рассчитать место посадки, — обратилась она к женщине. Та не обратила ни малейшего внимания на ее слова и продолжала с интересом наблюдать за схваткой.

Кот увернулся от занесенной над ним палицы, взвился свечой в воздух — и тотчас же шея и руки его противника начали покрываться бесчисленным множеством укусов и царапин. Палицу тот уже отбросил за ненадобностью, к ближнему бою она была бесполезна, и, пытаясь защитить левой рукой лицо и шею, правой схватил Гарда за шкирку. Наш хищник вывернулся змеей, попробовал было укусить схватившую его руку — вот только его противник вовремя ее отдернул — иначе не досчитался бы нескольких пальцев. На лету перехватывая кота, на этот раз — за переднюю лапу, вояка тут же безжалостно вывернул ее, и Гард низко, по-звериному зарычал. Пускай лапа теперь была выведена из строя, когтями он почти насквозь проткнул сжимавшую ее вражескую кисть. Воин и сам рыкнул как-то не совсем по-человечески и оттолкнул от себя кота, предоставив тому замечательную возможность для контратаки — яростному укусу в бок. Вот только Гард едва не сломал свои кошачьи зубы — оказалось, пьяный вояка немногим рисковал, ввязавшись в драку — под холщевой рубахой на нем была тяжелая боевая кольчуга.

Единственное, чем теперь кот мог попробовать нанести увечья противнику — оставались его когти. Задними лапами он царапал кожаные штаны воина, одной из передних дотягивался лишь до его плеча, — и все потому, что его собственная голова в какой-то момент оказалась зажатой у амбала подмышкой. И оставалось уповать лишь на левую лапу — той он мог попробовать лишить противника глаза или, скажем, бесплатно сделать сплит языка — тут уж не угадаешь, куда попадешь вслепую. Только вот и его противник так просто сдаваться не собирался. Неизвестно, был ли у него опыт в драках с дикими кошками, но действовал он пока что верно — второй раз за время схватки поймал лапу Гарда, грозившую изувечить лицо, и сжал до хруста.

Пожалуй, именно так кричат домашние кошки, если вы нечаянно наступите им на хвост. В кошачьих воплях, правда, Като послышалось и какое-то вполне людское ругательство.

А громила хватку ослаблять и не думал, методично сжимая кошачью лапу все сильней и сильней. Уличив момент, Гард попробовал выскользнуть из-под этого подмышечного захвата вниз, ему этого не удалось — детина прошел с ним несколько шагов и с ревом рухнул на барную стойку, подмяв кота под себя. Именно тогда Гард все же переменил положение, хотя и но не так удачно, как хотелось — теперь его голова оказалась на уровне локтя противника и дальше ему за спину. Лапу тот по-прежнему давил изо всех сил, да еще и навалился всем весом на его, Гарда, ребра, так что становилось совсем тяжело дышать. Борясь с асфиксией, собрав последние силы, наш ювелир резко дернулся, на этот раз вверх, выскользнув из захвата и молниеносно отцапав большой лоскут кожи с мясом от незащищенной кольчугой шеи обидчика.

Настала очередь громилы взвыть от боли, у него это получилось на удивление смешным каким-то голоском. Он, наконец, выпустил кота, рукой зажимая рану на шее, и ломая мебель на своем пути. Вдова Клико испустила короткий победный клич и зааплодировала.

— Да пошел ты, — выругался провокатор драки, подставляя окровавленную шею собутыльникам — на нее тут же выплеснули метаку, и детина заревел не хуже этого самого мифического чудовища, из молока которого делалось это пойло.

— Чтобы больше я вас двоих здесь не видел. — Наконец, выдал он своим нормальным голосом.

Вдова Клико, к удивлению Като, вдруг схватила деловито ее под локоть, прихватила свой сверток, из-за которого разгорелся весь этот сыр-бор, почти кокетливо поправила шаль на плече и потащила ее к выходу.

— Вставай, кот, — уверенно, звенящим, словно клинок ее мужа, голосом на пути крикнула она Гарду.

Одноглазый вышибала, все еще торчавший в дверном проеме и развлекающий самого себя своими жутковатыми странными историями, не стал загораживать им выход из «Гостей гула».

Снаружи давно хозяйничала ночь, по-сельски темная, не освещаемая характерным заревом больших городов и индустриальных ландшафтов. А несколько свечных уличных фонарей не могли отвоевать сеттера у темного времени суток.