Наряду с европейской религией противоположностью туземцам явилась и светская жизнь белых людей. Нужно было учиться жить под христианским проклятием и запретом религии их предков. Труднее всего им было понять это официальное запрещение других религий. И если эта политика опиралась на авторитет и силу, в частности, в облике верховной администрации, это не меняло дела, а вызывало тем большее смятение и страх. Это наглядно иллюстрирует жалоба человека из народа игбо из деревни Икембоси по имени Эзенвандейи: «Правительство теперь нас учит, будто нет Бога Чукву на его месте, что место, куда мы идем, чтобы спросить Бога Чукву, — ложь и выдумка… Но мы не знаем и не можем сказать, правду ли нам говорят или нас обманывают»[211].

Во многих правительственных школах дети из семей, принадлежавших к этническим религиям, воспитываются в европейских традициях атеизма и агностицизма, что ведет, вообще, к полному крушению религиозных ценностей. Один из христианских теологов Новой Зеландии, маори, жалуется: «Для большинства современных маори быть религиозным — дело случая». Он возвращается к старым понятиям «тапу», сожалея об их утрате, ибо это означало «ты не смеешь делать то-то и то-то, ибо иначе последует то или иное наказание». «Теперь мы не боимся полицейских, может быть, это и правильно, но где остались, куда делись наши ценности?»[212].

Вторая мировая война показала, что белые люди в их колониях вовсе не неуязвимы. Солдаты из туземных племен, которые побывали на полях сражений в Европе или в Тихом океане, вернулись на свою родину, будучи вовсе не склонными далее подчиняться законам «белых», дискриминирующим «цветных». Всё это, с одной стороны, вело к протестам и выдвижению гражданских требований, с другой стороны, к переоценке ценностей и к пониманию заново ценностных основ собственных, старых религий. В Нигерии Оба Бенин Акенцуа II, король племени бини, основал в 1945 году новую религию фактически для того, чтобы возродить старую. Он назвал ее «Аруоса», что означает «алтарь», и объяснил свою задачу как возможность «снова чтить нашего великого Бога в той форме, какая была принята у наших отцов, до тех пор, пока сюда не пришли белые люди»[213].

Маори Новой Зеландии уже после Первой мировой войны организовали движение, известное под названием «Маори-танга», или «маоритство». С годами оно всё более укреплялось. Здесь культивируются старые церемонии в традиционных храмах или священных местах, похороны по обрядам предков, а молодые люди обучаются родному языку и на этом старом языке получают религиозное воспитание. Также интерес к своим старым религиям и понимание их смысла пробуждаются у индейцев США и Канады. Американское индейское движение (American Indian Movement) возникло в семидесятых годах как политическое движение. «Среди активистов индейского движения уже очень рано проявился мощный интерес к родовым религиям. Участие в традиционных религиозных церемониях стало столь же необходимым, как участие в акциях протеста. Американское индейское движение оказалось настолько тесно связанным с родовыми и племенными религиозными церемониями, что сами индейцы определяют его как индейскую версию «Jesus Freaks» — «капризов Иисуса»[214].

Тем временем правительства сами способствуют возрождению традиционных религий тем, что они принимают дискриминационные законы, например, в Новой Зеландии был введен запрет на традиционные молитвы и священнодействия, в Канаде — запрет на некоторые традиционные праздники, в США — запрет на исполнение «танцев солнца». Со своей стороны коренные народы с тем большим упорством стараются возродить, реконструировать полузабытые религиозные действия и учения.

Действие модернизации по отношению к этническим религиям выражается и в возрастающем «внешнем спросе» и интересе. Европейцев удивляют и увлекают шаманы, ведьмы, колдуны, мастера народной медицины-экстрасенсы, в том числе женщины-знахарки. Встречаются индейские племена, в которых голубоглазые и светловолосые аборигены в жарких хижинах обращаются с молитвой к Великому духу на чистом немецком языке. Смогут ли этнические религии удовлетворить этот спрос и интерес к ним? Надо помнить, что они не ориентированы на миссионерскую деятельность, и следовательно, те их носители, кто попытается вести такую деятельность, проповедуя эти религии среди белых людей, встретит критику со стороны своих соотечественников и единоверцев.

В заключение я хотел бы обобщить современное положение этнических религий, суммировав свои выводы в четырех пунктах:

1. Их исключительность и уникальность сочетаются с толерантным отношением к соседним религиям. Здесь действует принцип: это наша правда, это ваша правда, ни одна из них не является более верной или более ложной, чем другая.

2. Белые с большей или меньшей жесткостью пресекают деятельность этнических религий, препятствуют их функционированию. Под угрозой кары и наказания остается всё, что якобы или на самом деле противоречит прогрессу.

3. Миссионеры распространяют среди представителей этнических религий — аборигенных племен разных континентов различные другие религии. Обращенные в новую веру пытаются сочетать, комбинировать старые и новые религиозные элементы, имеющие для них свой глубокий смысл.

4. Для обращенных в новую веру всё же основной почвой религиозного опыта в течение долгого времени остается их старая религия, живучесть элементов которой можно видеть на примере веры в предков и культа предков.

Наша установка в отношении этнических религий также претерпевает изменения. Сегодня всё еще распространен такой взгляд на представителей этнических религий, будто эти люди не образованы, заражены предрассудками, суевериями, и надо им как-то помочь преодолеть их отсталость. Но всё больше людей нашего мира открывают для себя в этнических религиях их чуждую нам до сих пор тонкость чувств и исходную мудрость, позволяющую надеяться на преодоление нашей собственной духовной бедности.

И последний вопрос. А чего, собственно, хотели бы те люди, среди которых распространены эти религии? Я думаю, они хотели бы прежде всего, чтобы их со всеми их верованиями оставили в покое. К тому же они хотели бы, чтобы мы воспринимали их не как детей, а как взрослых и относились бы к ним с таким же уважением, как к самим себе. Сбудутся ли их надежды в близком или далеком будущем или не сбудутся никогда, это во многом зависит от нас.

Возникновение и распространение новых религий до сих пор остается незавершенным процессом в истории религий. Многие религии, которые ныне имеют за своими плечами уже длительную историю, тоже когда-то были новыми религиями, и проходило порою немало времени от момента их возникновения до стадии консолидации и признания, позволявшего им самим представить уже как нечто завершенное свою собственную историю. И все эти новые религии никогда не возникали из ничего, а происходили из уже существующих прежних религий, из их модификации, из взаимодействия с ними. Таким образом, понять все новые религии мира можно лишь на определенном историческом фоне предшествующих им, прежде сложившихся представлений. Эта особенность связана с характером религий, вообще. Ведь религии можно характеризовать как системы объяснения мира и жизнеустройства, с которыми люди (бывшие верующие) находятся в определенных отношениях, исключающих непосредственную возможность управлять этими системами. В течение того времени, пока эти системы сохраняют всеобщее признание, свое обязательное действие или хотя бы являются достаточными для того, чтобы объяснить мир и упорядочить устройство жизни, они составляют основу соответствующего общества или религиозной общины и представляют собой для этого общества истинную реальность.