В связи с вопросом о полноте квантовомеханического способа описания нужно отчётливо представлять себе, что здесь мы имеем математически последовательную схему, применимую — в конкретных пределах — ко всякому процессу измерения; об адекватности её мы можем судить, лишь сравнивая её предсказания с результатами действительных наблюдений. Существенно также отметить, что во всех конкретных приложениях квантовой механики бывает необходимым задание состояния всей установки в целом. В частности, наш произвол в выборе параметров, определяющих данную квантовомеханическую задачу, как раз соответствует свободе выбора конструкции и принципа работы измерительных приборов, что в свою очередь эквивалентно свободе выбора типа дополнительных явлений, которые мы намерены изучать.

Чтобы избежать логических противоречий в описании незнакомой ситуации, мы, очевидно, должны проявлять большую осторожность во всех вопросах, связанных с терминологией и диалектикой. Так, в физической литературе часто встречаются обороты типа «возмущение явлений, вносимое наблюдением» или «создание физических атрибутов объекта посредством измерения». Здесь применение терминов явления и наблюдение, атрибут и измерение вряд ли согласуется с их обычным: употреблением и практическими определениями и лишь способствует возникновению неправильного понимания. В качестве более удачного способа выражения можно усиленно рекомендовать использовать слово явление в более узком смысле, относя его исключительно к таким наблюдениям, которые проводятся в специальных условиях, позволяющих получить полное описание всего эксперимента в целом.

Применение такой терминологии делает проблему наблюдения в атомной физике свободной от каких-либо специальных трудностей, поскольку в действительных экспериментах все результаты получаются в воспроизводимых условиях и выражаются в виде однозначных утверждений, касающихся, например, фиксации точки попадания атомной частицы на фотопластинку или соответствующего показания какого-либо, усилительного устройства. Более того, то обстоятельство, что все такие наблюдения включают процессы существенно необратимого характера, придаёт каждому явлению именно те черты законченности, которые необходимы для его чёткой интерпретации в рамках квантовой механики;

Возвращаясь к уже сказанному, заметим, что невозможность подразделения индивидуальных квантовых эффектов, как и невозможность отделить самостоятельное поведение объектов от их взаимодействия с измерительными приборами, предназначенными для изучения условий протекания явления, влечёт за собой неоднозначность в приписывании обычных атрибутов атомным явлениям. Это обстоятельство вызывает необходимость пересмотра нашего отношения к проблеме физического объяснения. В этой новой ситуации даже старый вопрос об окончательной детерминированности явлений природы потерял свою концептуальную основу, и именно этой основе противопоставляет себя принцип дополнительности как рациональное обобщение самого классического идеала причинности.

Дополнительный способ описания в действительности не означает произвольного отказа от привычных требований, предъявляемых ко всякому объяснению; напротив, он имеет целью подходящее диалектическое выражение действительных условий анализа и синтеза в атомной физике. Между прочим, попытки прибегнуть к трехвалентной логике, предлагаемые иногда в качестве способа рассмотрения парадоксальных черт квантовой механики, представляются не слишком пригодными для ясного освещения ситуации, поскольку все чётко определённые экспериментальные данные, даже если их невозможно анализировать с точки зрения классической физики, всегда должны быть выражены на привычном языке, использующем обычную логику.

Эпистемологический урок, полученный нами из недавнего развития физической науки, в которой возникающие проблемы допускают сравнительно краткую формулировку основных принципов, может помочь в выборе подхода также и в других областях знания, где ситуация носит значительно менее определённый характер. Примером является биология, в которой механистические и виталистические аргументы употребляются типично дополнительным образом. В социологии подобная диалектика также часто может оказаться полезной, в частности в решении проблем, с которыми мы сталкиваемся при изучении и сравнении человеческих культур. Здесь перед нами возникает задача преодоления некоторого элемента самодовольства, присущего каждой отдельной национальной культуре и проявляющегося в предрассудках, которые, очевидно, не могут быть приняты с точки зрения других наций.

Обнаружение соотношений дополнительного характера является немаловажной задачей и в психологии, где условия для анализа и синтеза переживаний очень сходны с ситуацией, имеющей место в атомной физике. Фактически использование слов вроде мысли и чувства, в равной мере неизбежных для описания многообразия психических переживаний, относится к взаимоисключающим ситуациям, характеризуемым различным проведением линии, разграничивающей субъект и объект. В частности, выделение отдельного места чувству свободы воли связано с тем обстоятельством, что ситуации, в которых мы сталкиваемся со свободой воли, несовместимы с психологическими ситуациями, в которых предпринимаются обоснованные попытки причинного анализа. Другими словами, когда мы говорим слова «я хочу», мы тем самым отвергаем логическую аргументацию.

В общем и целом подход к проблеме объяснения, содержащийся в понятии дополнительности, напрашивается сам собой в нашем положении разумных существ и очень напоминает учение древних мыслителей о том, что в поисках гармоничного отношения к жизни никогда нельзя забывать, что мы сами являемся одновременно и актёрами, и зрителями драмы жизни. Конечно, относительно этого высказывания, как и относительно большинства предложений, составляющих всю эту статью от начала до конца, справедливо утверждение, что нашей целью может быть лишь стремление передать другим наши знания и взгляды посредством языка, в котором практическое применение всякого слова находится в дополнительном соотношении с попытками его строгого определения.

Институт теоретической физики

Копенгагенский университет

1949

72 ДИСКУССИИ С ЭЙНШТЕЙНОМ ПО ПРОБЛЕМАМ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ В АТОМНОЙ ФИЗИКЕ ^*

^*Discussion with Einstein on Epistemological Problems in Atomic Physics. «А. Einstein, philosopher-scientist». Evanston, 1949, p. 201—241.

Когда я получил от издателя серии «Современные философы» («Living Philosophers») предложение написать статью для настоящего тома, в котором современные исследователи чествуют Альберта Эйнштейна за его колоссальный вклад в развитие естественных наук и в котором они выражают благодарность всего нашего поколения за проложенный его гением путь, я много размышлял о том, как бы мне лучше выразить, насколько я ему обязан за его вдохновляющие идеи. При этом я живо вспомнил встречавшиеся мне на протяжении ряда лет многочисленные случаи, когда я имел удовольствие обсуждать с Эйнштейном гносеологические проблемы, поставленные новейшим развитием атомной физики; и я подумал, что едва ли я мог бы дать что-нибудь лучшее, чем рассказ об этих спорах, которые — хотя они и не привели к полному согласию — были для меня чрезвычайно ценными и стимулирующими. В то же время я надеюсь, что такой рассказ может дать более широким кругам представление о том, насколько полезен был открытый обмен мыслями для прогресса в области, где новые результаты время от времени требовали от нас пересмотра наших воззрений.

*

Главным предметом нашего спора с самого начала был вопрос о том, какую позицию следует занять по отношению к тем отклонениям от привычных принципов описания природы, которые характерны для новейшего развития физики. Я имею в виду тот путь, на который вступила физика в первом году нашего века в результате открытия Планком универсального кванта действия. Это открытие выявило в законах природы черту атомистичности, которая выходит далеко за пределы старого учения об ограниченной делимости материи; действительно, это открытие показало нам, что классические теории физики являются идеализациями, которые допускают однозначное применение только в тех предельных случаях, когда все величины размерности действия велики по сравнению с квантом действия. На обсуждении стоял вопрос, следует ли рассматривать отказ от причинного описания атомных процессов, фактически содержащийся в попытках овладеть новым положением вещей, как временное пренебрежение идеалами, которые в конечном счёте снова вернут свои права, или же дело идёт о необратимом шаге на пути к настоящей гармонии между анализом и синтезом физических явлений. Для того чтобы дать как можно более ясное представление о том фоне, на котором протекали наши споры, и об аргументах, выдвигавшихся в пользу той или другой из противоположных точек зрения, я считаю необходимым напомнить с достаточной подробностью главные черты того развития теории, в которое сам Эйнштейн внёс такой решающий вклад.