В рамках этого короткого доклада я ограничился пионерской работой Ридберга и некоторыми аспектами, вытекавшими из его открытия. Этому открытию довелось сыграть решающую роль на начальных этапах развития атомной физики, когда спектроскопические данные предоставили нам возможность так глубоко проникнуть в проблему строения атома. В частности, благодаря ему мы пришли к классификации связанных состояний электрона в оболочечной структуре, объяснившей во всех деталях свойства периодичности элементов. Истинная кульминация этого полуэмпирического приближённого подхода, характерного для рассмотренного первого периода, наступила, когда Паули сформулировал свой принцип исключения, который впоследствии столь гармонично вошёл в систему рациональных методов квантовой теории. Эти методы, хотя и заставили нас отказаться от привычных наглядных представлений, не уступают классической механике и электродинамике в последовательности и закономерности, и обеспечивают прочную основу для использования неисчерпаемых спектроскопических данных.

Для представителей нашего поколения было поистине большой удачей оказаться свидетелями всего этого развития науки, которое временами протекало с почти ураганной скоростью. Так, я особенно отчётливо припоминаю конференцию, которая с успехом проходила здесь, в Лунде, в 1919 г., когда новый этап исследований был открыт работами Зоммерфельда и его школы, а перспективы обсуждались с большим энтузиазмом и взаимной пользой. Мы собирались в старом Fysikum’e, в котором богатые традиции прошлого столь счастливо поддерживались молодыми преемниками Ридберга. В их числе был Зигбан, который с таким мастерством блестяще продолжил работы Мозли, и Хейрлингер, внёсший важный вклад в теоретическую интерпретацию полосатых спектров. Хотя сам Ридберг из-за болезни и не имел возможности участвовать в работе конференции, все мы живо ощущали его влияние, направляющее наши усилия, как мы ощущаем их и сегодня, на этом заседании, посвящённом его памяти.

76 АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН: 1879—1955 ^*

^*Albert Einstein: 1879—1955. Scientific American, 1955, 192, № 6, 31.

Со смертью Альберта Эйнштейна оборвалась жизнь человека, посвятившего себя служению науке и человечеству, жизнь, равной которой по духовному богатству и плодотворности нельзя найти во всей истории нашей культуры. Человечество всегда будет в долгу перед Эйнштейном за устранение ограничений нашего мировоззрения, которые были связаны с примитивными представлениями об абсолютном пространстве и времени. Он дал нам картину мира, характеризующуюся единством и гармонией, превосходящими самые смелые мечты предшествующих лет.

Гению Эйнштейна, который в равной степени характеризовали высокая логическая стройность и творческое воображение, удалось полностью перестроить и расширить внушительное здание, фундамент которого был заложен великими работами Ньютона. В рамках теории относительности, требовавшей формулирования законов природы таким образом, чтобы они были независимыми от наблюдателя, и подчёркивавшей специфическую особенность скорости света, эффекты, связанные с тяготением, перестали занимать изолированное положение и предстали как неотъемлемая часть общего кинематического описания, доступного проверке с помощью утонченных астрономических наблюдений. Более того, открытая Эйнштейном эквивалентность массы и энергии оказалась бесценным руководящим принципом в атомных исследованиях.

Широта научного кругозора Эйнштейна и прямота его ума наиболее ярко проявились в том, что в те самые годы, когда он дал широчайшее обобщение классической физике, он чётко осознавал тот факт, что открытие Планком универсального кванта действия накладывает определённые ограничения на такой подход. Удивительная интуиция Эйнштейна привела его к представлению о фотонах как носителях энергии и импульса в индивидуальных процессах излучения. Тем самым он нашёл отправную точку для создания последовательных квантово-теоретических методов, которые позволили объяснить огромное количество экспериментальных данных, относящихся к свойствам материи, и, более того, привели к необходимости пересмотра наших основополагающих понятий.

Тот же высокий дух, который характеризовал уникальные научные достижения Эйнштейна, был присущ и позиции, которую он занимал в оценке всех проявлений человеческих взаимоотношений. Несмотря на всё возраставшее благоговение, повсеместно испытываемое людьми перед его достижениями и личностью, он всегда держался с неизменной естественной скромностью и был человеком с тонким и подкупающим чувством юмора. Он был готов в любой момент помочь людям, какие бы трудности ни вставали на их пути, и для него, на себе испытавшего всё зло расовых предрассудков, достижение взаимопонимания между нациями было задачей первостепенной важности. Его предостережения, проникнутые серьёзной озабоченностью об ответственности, связанной с нашим стремительно возрастающим господством над силами природы, безусловно помогут нам во всеоружии встретить вызов, брошенный цивилизации.

Для всего человечества смерть Альберта Эйнштейна является величайшей потерей, а для тех из нас, кто имел счастье испытать на себе теплоту его дружбы, горестна мысль, что уже никогда мы не увидим его мягкую улыбку и не услышим его голоса. Но память, которую он о себе оставил, будет для нас неиссякаемым источником мужества и вдохновения.

77 ЕДИНСТВО ЗНАНИЙ ^*

^*The Unity of Knowledge. В кн.: «The Unity of Knowledge». N. Y., 1955, 17—62.

Прежде чем пытаться ответить на вопрос, в какой мере допустимо говорить об единстве знаний, мы позволим себе спросить, что значит самое слово «знание». Я не собираюсь вступать в академические философские рассуждения, для которых у меня едва ли имеется достаточно специальной философской эрудиции. Однако каждый естествоиспытатель постоянно сталкивается с проблемой объективного описания опыта; под этим мы подразумеваем однозначный отчёт или словесное сообщение. Нашим основным орудием является, конечно, обычный язык, который удовлетворяет нуждам обыденной жизни и общественных отношений. Мы не будем останавливаться здесь на вопросе о происхождении такого языка; нас интересуют его возможности в научных сообщениях и в особенности проблема сохранения объективности при описании опыта, вырастающего за пределы событий повседневной жизни.

Главное, что нужно себе ясно представить, это то, что всякое новое знание является нам в оболочке старых понятий, приспособленной для объяснения прежнего опыта, и что всякая такая оболочка может оказаться слишком узкой для того, чтобы включить в себя новый опыт. В самом деле, во многих областях знания научные исследования время от времени приводили к необходимости отбросить или заново сформировать точки зрения, которые ранее считались обязательными для всякого разумного объяснения в силу своей плодотворности и кажущейся неограниченной применимости. Хотя толчок к такого рода пересмотрам дают специальные исследования, каждый такой пересмотр содержит вывод общего характера, важный для проблемы единства знаний. Действительно, расширение системы понятий не только восстанавливает порядок внутри соответствующей области знаний, но ещё и раскрывает аналогии в других областях. Наше положение в отношении анализа и синтеза опыта в разных, казалось бы даже не связанных, областях знания может оказаться сходным, а это открывает возможности для ещё более охватывающего объективного описания.

Когда мы говорим о системе понятий, мы имеем в виду просто-напросто однозначное логическое отображение соотношения между опытными данными. Это понятно также и в свете исторического развития, в ходе которого перестали резко отличать логику от семантических исследований и даже от филологического синтаксиса. Математика, так решительно содействовавшая развитию логического мышления, играет особую роль; своими чётко определёнными абстракциями она оказывает неоценимую помощь при выражении стройных логических зависимостей. Тем не менее в нашем обсуждении мы не будем рассматривать чистую математику как отдельную отрасль знания; мы будем считать её скорее усовершенствованием общего языка, оснащающим его удобными средствами для отображения таких зависимостей, для которых обычное словесное выражение оказалось бы неточным или слишком сложным. В связи с этим можно подчеркнуть, что необходимая для объективного описания однозначность определений достигается при употреблении математических символов именно благодаря тому, что таким способом избегаются ссылки на сознательный субъект, которыми пронизан повседневный язык.