Изложенные здесь простые соображения, по-видимому, действительно могут в общих чертах передать характерные особенности ядерных реакций, вызванных столкновениями. Нам также представляется вполне возможным объяснить характерные отличия в излучательных свойствах ядер и атомов с помощью подобного рассмотрения. Эти отличия основаны, по существу, на крайней лёгкости обмена энергией между тесно упакованными частицами ядра по сравнению с приближённо независимой связью каждого электрона в атоме. Более подробное обсуждение этих проблем, однако, требует более детального рассмотрения, которое лежит вне рамок настоящего краткого сообщения 5.
5 Более полный отчёт о развитии изложенных здесь идей будет вскоре опубликован Калькаром и автором в Proc. Copenhagen. Acad, (статья 48. — Прим. ред.).
50 ДАНЬ ПОКОЙНОМУ ЛОРДУ РЕЗЕРФОРДУ *
*Tribute to the late Lord Rutherford of Nelson. Nature, 1937, 140, 752, 753.
С уходом из жизни лорда Резерфорда закончился путь одного из величайших людей, работавших в науке. Хотя проведение сравнений и не соответствует духу Резерфорда, мы можем утверждать, что, как это было сказано о Галилее, состояние науки, оставшейся после его ухода, совершенно отличается от того, в котором он её застал. В самом деле, его достижения столь велики, что на этом форуме физиков, который созван в честь Гальвани и на котором обсуждается современный прогресс нашей науки, эти достижения стоят почти за каждым новым словом, обсуждаемым здесь, составляя его основу. Безграничный энтузиазм и неутомимое дерзание Резерфорда вели его от открытия к открытию, и замечательные вехи, которые расставлены на этом пути и всегда будут носить его имя, представляются естественным образом связанными как звенья одной цепи.
Те из нас, кому выпало счастье общаться с Резерфордом, навсегда сохранят память об этой прекрасной и благородной личности. Ему были оказаны все мыслимые для людей его профессии почести, но несмотря на это простота обращения, которая характеризовала его отношение к людям, никогда не изменялась. Когда я впервые получил ни с чем не сравнимую возможность работать под его вдохновляющим руководством, он уже был учёным с мировой славой; но тем не менее он и тогда, и позднее был готов выслушать всё то, что складывалось в сознании молодого физика. Это, в сочетании с сердечным участием, с которым Резерфорд относился к нуждам своих учеников, порождало в них чувства привязанности к нему, где бы он ни работал.
Резерфорд умер в расцвете своей творческой деятельности — судьба, которую ему могли бы пожелать его преданнейшие друзья. Но именно по этой же причине его отсутствие будет ощущаться сильнее, чем, быть может, это ощущалось ранее с уходом любого другого ученого. И всё же, одновременно с чувствами невосполнимости понесённой утраты, память о нем всегда будет для нас неиссякаемым источником ободрения и мужества.
51 ЛОРД Э. РЕЗЕРФОРД *
*Lord Е. Rutherford. Nature, 1937, 140, 1048, 1049.
Я признателен редактору «Nature» за приглашение написать несколько слов о моих отношениях с Э. Резерфордом, которые сыграли столь решающую роль в моей работе и занимали такое большое место в моей жизни. В самом деле, ни в небольшой заметке об отношении Резерфорда к его ученикам, которую я имел удовольствие представить для «Приложения» к «Nature» 1, посвящённого Кавендишской лаборатории, ни в краткой речи памяти Резерфорда, прочесть которую было моей печальной обязанностью на конгрессе Гальвани, когда я объявил об его безвременной кончине 2, я не сумел надлежащим образом выразить, сколь многим лично я обязан ему — тому, кто был всем, чем только может быть вдохновенный учитель и отечески расположенный друг.
1 N. Вohr. Nature, 1926, 118, Suppl., 51 (статья 33).
2 N. Bohr. Nature, 1937, 140, 752 (статья 50).
С того самого момента, как я оказался в составе группы учеников, которые приехали в Манчестер со всех концов света, чтобы работать под руководством Резерфорда в его лаборатории, он стал для меня воплощением духа научных изысканий. Уважение и восхищение — это слишком бедные слова, чтобы описать отношение, испытываемое учениками к человеку, чьи открытия явились фундаментом всей той области науки, в развитии которой они старались с таким энтузиазмом принять участие. То, что мы испытывали, было скорее всего безграничным доверием к безошибочности его мнения. Это доверие, одушевлённое бодростью и доброй волей, было животворным источником, от которого даже микроскопические зародыши, возникавшие в наших умах, черпали силы для роста и расцвета. Его простота и пренебрежение всеми внешними эффектами, наверное, никогда не проявлялись более непосредственно, чем во время дискуссий с учениками. Благодаря прямоте Резерфорда они в юношеском задоре даже забывали, с кем разговаривают, до тех пор, пока сила и глубина его проницательности не обнаруживались каким-либо замечанием, значение которого становилось полностью понятным лишь после того, как они расставались со своим учителем.
Стимулирующее влияние, которое Резерфорд оказывал на своих учеников, ни в какой степени не ограничивалось временем ежедневных с ним общений. Именно поэтому, когда по возвращении в Данию я продолжал работать в направлении, выбранном в Манчестере, наиболее ободряющим для меня чувством было сознание, что я всегда могу рассчитывать на его дружеский интерес и бесценный совет. Действительно, просматривая нашу переписку, относящуюся к тому времени, я с трудом могу себе представить, как он, поглощённый всей своей работой, мог найти время и терпение, чтобы ответить в самой милой и столь понятной форме на любое письмо, присылкой которого молодой человек отважился усугубить его занятость.
Наши отношения стали особенно близкими в период моего пребывания в Манчестере в первые годы мировой войны в качестве лектора. В те полные тревоги времена он поддерживал дух небольшой группы людей, оставшихся в его лаборатории. В короткие промежутки, когда Резерфорд бывал свободен от практических дел, возложенных на него, он неизменно подготавливал дорогу к новым открытиям, которым суждено было вскоре привести к таким великим результатам.
В последующие годы всякий мой визит в его дом в Кембридже был для меня огромным источником вдохновения. Здесь, несмотря на никогда не прекращающуюся работу и становившееся всё более тяжёлым бремя обязанностей, он так просто и спокойно жил со своей подругой, которая разделяла с ним горе и радости с самых первых лет, которая так глубоко чувствовала и понимала его сокровенный характер. С годами его энергия не ослабевала, а находила себе выход во всё новых направлениях, и его гениальная способность к пониманию и сочувствию по отношению ко всем благородным усилиям людей придавала его советам в области науки или же практической жизни необыкновенную ценность, которая осознавалась всё более и более широкими кругами людей. Для каждого из нас, на кого он распространял свою дружбу, верную и преданную, одной его одобрительной улыбки или же шутливого замечания было достаточно, чтобы согреть наши сердца. До конца нашей жизни воспоминание о нем будет вдохновлять нас и руководить нами.
52 БИОЛОГИЯ И АТОМНАЯ ФИЗИКА *
*Biology and Atomic Physics. «Congressi di fisica, radiologia e biologia sperimentale. Bologna, 1937. (Celebrazione del secondo centenario dell nascita di LuigiGalvani)». Bologna, 1938, p. 6—15.
Бессмертные труды Гальвани, открывшие новую эпоху во всех областях науки, представляют блестящую иллюстрацию чрезвычайной плодотворности тесного сочетания исследований законов неживой природы с изучением свойств живых организмов. Поэтому в настоящем докладе было бы уместно сделать обзор того, как на протяжении столетий учёные смотрели на вопрос о связи между физикой и биологией, и в особенности обсудить перспективы, созданные в этом отношении необычайным развитием атомной теории за последние годы.
