— Второй раз чуть не утонул! — ругался моряк и грозил фашистским самолетам, они бомбили и стреляли из пулеметов по тем, кто еще держался на воде.

От причалов пошли спасательные катера. Один из них подходил к шлюпке. На катере кроме моториста — двое красноармейцев глядели вверх — мчался сюда «юнкере», сбросил бомбу, но мимо, только фонтаном вода обдало всех. Матрос и Виктор уже на катере, а он ни с места. Кругом плавали доски, шинели, одеяла, что‑то намоталось на винт.

— Взять доски! — скомандовал матрос — зенигчнк.

Гребли все досками, а «юнкере» низко кружился над

нами, уже не было у него бомб, летчик резанул из пулемета — мимо… Израсходовав все патроны, «юнкере» повернул назад. Вот и берег — израненная севастопольская земля.

Узкое бомбоубежище, пробитое в скалах. Сюда и забежали матрос и Нестеров. Пожилая женщина принесла им по кружке горячего чая. Только сейчас они почувствовали, какую пережили беду, и только сейчас им стало страшно.

«Где же наши ребята?.. — думал Нестеров. — Жив ли Зорька Родин?»

— Сколько людей погибло на теплоходе, услышал Нестеров голоса женщин в бомбоубежище. И подумал: если бы ни моряк, что бы со мной было?..

— Как вас звать? — спросил Виктор матроса.

— Малахов.

— Вы из Севастополя?

Моряк кивнул. И еле проговорил:

— Жену с сыном эвакуировали. Не знаю, где они?..

— Найдутся, — старался его успокоить Нестеров.

— Ты сейчас куда? — спросил Малахов.

— Бомбежка пройдет, буду искать своих ребят. А вы

куда?

— В море. Но мало осталось кораблей… Будь здоров! — и матрос ушел.

Затих грохот бомб и вой фашистских самолетов. Выбрался Виктор отсюда и увидел, навстречу шел какой‑то майор, а с ним Зорька Родин. Обхватились товарищи… Не все из молодых командиров добрались до берега. Полураздетые, они молча сейчас построились, глядели на море.

Манор — он ил отдела кадров Приморской армии — оглядел строй и сказал, вздохнув:

— Приняли и вы боевое крещение… Уже севастопольцы.

Да, это были совсем другие, не похожие на тех, которые три дня тому назад выехали из Краснодара. И Зорька Родин уже не улыбался.

Подошла автомашина, сели. Привычно лавируя между воронками и горами кирпича разбитых зданий, машина шла по дымным улицам города, которого уже не было

— только груды развалин. Несколько дней сотни самолетов бомбили город, и не умолкал грохот вражеской артиллерии. Черно — красная туча высоко поднялась в небо. И непонятно, что уже там горело. Может, сама севастопольская земля кипела яросгью против ненавистного врага… Наша оборона подковой проходила за городом. Окопы, блиндажи защищал! солдат и моряков. Но силы были неравные. Наши дивизии — по численности полки — и неполного состава морские бригады сдерживали натиск целой немецкой армии и горнострелкового румынского корпуса. Мастерские под землей, день и ночь изготавливая мины и гранаты, — севастопольские гранаты, вместо оборонительных чехлов из металла, были обмотаны толстой проволокой.

Фашисты захватили водопровод. Город и фронт задыхались от жажды. Но и это не сломило защитников Севастополя. Откапывали старые колодцы, расчищали засыпанные родники, в подземельях собирали по капле ржавую воду, ее давали в первую очередь раненым и детям. В жару, под неутихающей бомбежкой, в пыли, в огне так невыносимо хотелось пить.

… Автомашина выскочила из города и, обходя воронки на дороге, уходила к старой обороне Севастополя, где был резерв командного состава Приморской армии. А в небе барражировали фашистские самолеты, словно коршуны свысока косились на израненную землю, в поисках живого. Один из «юнкерсов» заметил бегущую по дороге машину.

— Воздух! — крикнул майор.

Шофер включил самую большую скорость, а потом так тормознул — кузов подбросило. Бомбы с «юнкерса» упали в метрах ста впереди. Все рассыпались по кюветам, а машина скрылась за кирпичную стену разрушенного здания. Самолет развернулся, а здесь никого не видать, и машина, как

сквозь землю провалилась. Покружился «юнкере» и неохотно повернул в сторону города.

— Почему зенитки молчат? — спросил Нестеров у майора.

— А чем стрелять, камнями что ли? На вашем теплоходе много было зенитных снарядов…

Автомашина опять уходила дальше по неровной дороге.

«Старая оборона», где был резерв комсостава армии, представлял собою большой четырехугольник, поросший кустарником и обнесенный глубоким рвом. Это был одни из укрепленных редутов обороны 1854–1855 годов. И каждый из приехавших сюда представил, как почти сто лет тому назад бились солдаты на этих бастионах…

В первую ночь половина приехавших командиров была отправлена в двадцать пятую Чапаевскую дивизию, в числе других оборонявшую Севастополь.

Виктор Нестеров и Зорька Родин еще оставались здесь, в резерве. А на другой день начальник резерва, седой, усталый, узнав, что у Нестерова в Севастополе старший брат, сказал:

— Завтра доставите пакет в отдел кадров армии. Там недалеко и запасной полк, где ваш брат. Возвращаться сюда не нужно, вот вам направление в дивизию, где будете служить, штаб ее находится в Инкермане.

Рано утром Виктор вышел с пакетом. На берегу бухты, в глубоком подземелье нашел отдел кадров.

— А, краснодарец! — встретил знакомый майор, который вчера сопровождал в резерв армии. Он открыл пакет. А наверху грохнула бомба, зашаталось все подземелье. Майор недовольно посмотрел на потолок, где появились трещины, и сказал:

— Вы свободны. Но будьте осторожны там.

Дальше Виктору пришлось ползти по — пластунски, фашисты обстреливали из орудий дорогу. Совсем близко взрывались снаряды, с визгом летели осколки над головой. Уткнувшись в землю, Виктор просил уже только одного: если ему суждено здесь быть убитым, то пусть это случится после того, когда он увидит Колю… Но дополз, добрался… У небольшой бухты ему указали, в какой землянке брат. Отвернул плащ — палатку, прикрывающую вход в землянку, а навстречу — Коля, чуть нахрамывает, похудевший.

— Витька! — вскрикнул он. Обхватились братья. — И ты здесь?.. — Вздохнул старшин. — Как мама? У папы здоровье?..

Виктор отвечал. Их станицу еще не бомбили, там пока спокойно…

— Нажимают фашисты, — проговорил Николай. — Скоро и я на фронт, — он поправил сбившиеся бинты.

Гудели тяжелые «юнкерсы» в небе, где‑то близко сбрасывали бомбы. При каждом взрыве Коля невольно схватывался, стараясь заслонить младшего брата.

Улетели фашистские самолеты.

— Чем же тебя покормить? — задумался Коля. — К нам кухня приходит только ночью.

— Ничего не нужно, я поел, — ответил Виктор и все смотрел на старшего брата. Всегда он защищал его, младшего, и в детских играх, и в работе помогал, когда выросли. —

Виктору нужно было идти, отыскивать ту дивизию, но никак не мог расстаться с братом. Николай спросил:

— Куда тебя направляют?

Виктор ответил.

— Это не близко, в Инкермане. Пойдем, провожу.

Крепко — крепко обнялись братья… И пошел младший,

все оглядываясь. Коля стоял возле землянки и смотрел брату вслед. У Виктора так сильно сдавило сердце… Неужели он в последний раз видел брата?.. Проклятые фашисты!

Шел и ехал на попутных машинах. Потемнело. Севастополь только и жил в это время: передвигались войска, ехали кухни и санитарные машины, уходили женщины и дети в глубь обороны.

В зареве артиллерийского огня, Нестеров увидел по обе стороны от дороги отвесные каменные стены, а в них широкие двери внутрь — штольни Инкермана. Эти большие штольни похожи сейчас на вокзалы: чемоданы, узлы с одеждой, на них сидели молчаливые дети. Видно было, что здесь находится военный штаб: телефонные звонки, бегали адъютанты, связные. Похож Инкерман и на передний край обороны: несли раненых, врывались сюда осколки снарядов и рикошетом проносились над головами.

Нестеров вошел в штаб дивизии и доложил о прибытии.

— Краснодарец? — спросил начштаба. — Бывал в вашем училище, хорошая там подготовка. Пошлю вас в боевой полк.