— Может, не надо, ребята? Вдруг, да не получится…

Но мы уже решили не отступать. Сотни рабочих и

служащих смотрели на нас, своих защитников с надеждой и доверием.

И вот один за одним, подпрыгивая на выбоинах, вырулили на старт три самолета. На тормозах набраны максимальные обороты винтов, ведущий Пе-2 рванулся вперед и сразу же за ним поднялась стена мелкой водяной пыли. На какое‑то мгновение я потерял самолет Евстратенко, мне казалось, что он сейчас отрубит винтами наш «хвост». Но вот самолет Крылова оторвался от земли, летчик сразу убрал шасси, и тут же я увидел, как наши ведомые, покачиваясь, также набирают высоту. На сердце отлегло. Чувство радости и гордости заполнило наши молодые сердца.

Мы ушли километров на десять в сторону, собрались и плотным строем со снижением «бреющего» прошли над заводом.

Тысячи людей махали нам, подняв к небу сияющие лица. Военпред Баранов подбрасывал вверх свою морскую фуражку.

Могучая Ангара, корпуса цехов, брезентовые палатки — все промелькнуло, как в старой киноленте.

И где‑то там, под крыльями самолетов, среди рабочих людей, стояли Юлька и Павлик, дети большой войны. Своими слабыми худенькими руками они поднимали нас в небо, они тоже приближали День Победы.

В мурманской гостинице «Арктика» меня поместили вместе с народным писателем Дагестана Муталибом Митаровым. Фронтовик, защищавший в 1941 году Мурманск, он много рассказывал о давних днях, о боевых товарищах. Спокойный, рассудительный, он вдруг весело рассмеялся.

— Послушай, что произошло со мной в московском аэропорту. Сдал на досмотр чемодан, а сам нырнул через «избирательную кабину». Это я так называю проходную, где лучи фиксируют наличие металлических предметов. Проскочил через нее, а милиционер вежливо просит выложить содержимое карманов и еще раз пройти. Вытащил я нож перочинный, очки в металлической оправе, авторучку и повторил заход. Милиционер снова задержал.

— Вы не спешите, хорошенько проверьте карманы, еще что‑то металлическое есть.

— Да помилуйте, — взмолился я. — Все наизнанку уже вывернул, один платок в кармане.

— Вы, пожалуйста, гражданин, не волнуйтесь, но нужно еще раз повторить. Согласно инструкции не могу вас пропустить, — извиняющимся голосом говорил молоденький сержант.

Я еще перешагнул запретную черту, и еще раз недремлющее око контролирующего аппарата отметило у меня наличие металла.

И тут я сообразил.

— Дорогой, — сказал я милиционеру, — в карманах точно ничего нет, а в бедре есть…

— Как это в бедре? — недоверчиво спросил он.

— С сорок первого года осколок мины ношу…

— Дела… Война, значит. Ну, что ж, проходите, отец, — понимающе кивнул сержант, и взял руку под козырек.

Десять писателей, воевавших в Заполярье, совершали поездку по Кольскому полуострову. Нашим добровольным гидом стал мурманский краевед, учитель Михаил Орешета. Многие года занимаясь благородным и милосердным делом поиска и захоронения останков солдат, он до мельчайших подробностей знал эти места, хронику сражений и бесконечное число забавных и трагических историй. От него я и услышал этот рассказ из жизни немецкого генерала Дитля, возглавлявшего группу войск на мурманском направлении.

Стройный, подтянутый, спортивного вида генерал был любимцем не только фюрера, но и своих солдат. Он счастливо сочетал в себе вышколенные манеры аристократа с непритязательностью простолюдина.

Отчаявшись с ходу захватить Мурманск, он обдумывал новые варианты наступления, тщательно исследовал местность, совершая многокилометровые пешие переходы по сопкам, покрытым низкорослой кривой березой, перепрыгивая с валуна на валун. Как правило, он ходил один, пренебрегая опасностью.

Однажды он набрел на артиллерийскую батарею. Заговорил с офицерами и солдатами, пытаясь вселить в их сердца надежду.

Запросто и душевно распрощавшись с ними, Дитль направился дальше, предупредив офицера, что сопровождать его не надо.

Он сделал уже несколько шагов, когда раздались предупреждающие голоса:

— Герр генерал, вы тут не пройдете, тут обрыв…

— Немецкий генерал везде пройдет, — с подчеркнутой самоуверенностью ответил Дитль.

Да, ему очень хотелось убедить солдат в непогрешимости своих планов и действий, вселить в них веру, что с ним, прославленным военачальником они все же победно пройдут оставшиеся двадцать километров до Мурманска.

Через некоторое время он действительно подошел к весьма крутому трех — четырехметровому обрыву. Спуститься вниз без веревки, без какой‑то помощи не представлялось возможным. В нерешительности генерал остановился и обернулся. Солдаты издалека смогрели па него. Стыд, брезгливое чувство собственного бессилия, высокомерие высокого начальника, обида на себя за легкомысленную и хвастливую фразу, сказанную солдатам, заполнили все его существо. Он снова оглянулся. Солдаты безотрывно и, как ему показалось, сожалеюще смотрели на своего любимого командира. И тогда генерал Дитл4 прыгнул…

С вывихнутой опухлой ступней, поддерживаемый солдатами, он добрался до лазарета. Нога сильно болела, но она болела бы еще больше, если бы он не сдержал своего слова.

Вскоре фюрер вызвал Дитля в Ставку. Он вылетел с новым планом захвата Мурманска. Гитлер план утвердил. Но на обратном пути генерал погиб в авиационной катастрофе.

Ни он, ни его солдаты так и не прошли к городу-герою, и не увидели его.

МИЩИК Александр Васильевич

Родился в 1916 г. в Челябинской области, в сслеКочердык.

В 1935 г. переехал в Краснодарский край, в станицу Белореченскую, где много лет работал в колхозе.

Участник Отечественной войны. Награжден орденом Отечественной войны 2–ой степени, медалями «За отвагу». «За оборону Севастополя» и другими.

Писать начал после войны. Повести, рассказы и очерки печатались в краевых газетах, в журналах: «Кубань», «Знамя», «Наш современник», в «Литературной газете», «Комсомольской правде» и др.

Изданы книги — «Станица Нерастанная», «Галька» «В добрый час» и другие.

… Еще несколько слов к этим сведениям. Всю жизнь мне везло на добрых людей. «Мои университеты» прошли среди тех, кто сеял хлеб. 11 хотя эти преподаватели не дипломированы, но житейской мудростью и любовью к народному слову наделены талантливо.

В войну, в самых беспощадных боях, спасли меня товарищи, рискуя своей жизнью. И на этом грудном литературном пути первыми, кто подал руку помощи, были писатели — фронтовики: Александр Твардовский и Сергей Смирнов.

А когда учился на Высших литературных курсах, в нашей группе были известные писатели — Виктор Астафьев, Сергей Викулов, тоже фронтовики. Своей дружбой, литературным опытом оказали влияние на мое творчество.

50–летие великой Победы!

На страницах этой книги как бы собрались в одном строю многие солдаты Отечественной войны. Своими делами, воспоминаниями о всем пережитом, всей своей жизнью мы должны помочь новому поколению, чтобы сохранить навечно мир в России.

* * *

Виктор Нестеров проснулся, было воскресенье, лежал и вспоминал сны. Видел что‑то военное, он недавно из армии, вот и снится такое. Служил на Дальнем Востоке, морозы — до пятидесяти… У Виктора всегда были веснушки, а там они вымерзли. Приехал домой, лицо чистое, отец с матерью не узнали.

Поднялся Виктор с кровати, оделся и вышел из дома.

— Мама, я пойду искупаюсь.

— Не долго там будь, — отозвалась мама из летней кухни. — Вон отец вишни рвет, уже поспели.

День ветреный, с запада плыли разорванные облака. На реке почти никого не было. По воде бежали белые струи, словно мела поземка в холодный зимний день. Искупался, вода студеная — река бежит с гор. Оделся и смотрел туда, где далеко виднелись кавказские горы. И пошел Виктор к станице. Возле крайней хаты кричала старая женщина: