Казакам 4–го гвардейского
Кубанского кавалерийского корпуса
Вместе с пылью обиду глотая,
Отступали…
Но вот у реки,
На пороге кубанского края,
Насмерть встали казачьи полки.
И у тоненькой жилочки Еи,
Что пульсировала в камышах,
Окопались в земле батареи,
Огрызаясь до боли в ушах.
Все смешалось — рассветы, закаты,
В дымном небе разведчик летал.
Полыхали кущевские хаты,
Гром над Шкуринской ядра катал.
Танки Клейста
Посадки крушили
И терзали простор полевой.
И бросались хлеба под машины,
Непокорной тряхнув головой.
С красным верхом валились кубанки
На земли обожженную грудь.
И летели на танки
Тачанки,
Свою славу пытаясь вернуть.
Камышей подсеченную стенку
Принимала навеки река.
И опять генерал Кириченко
Под собою менял дончака.
Утомились и кони, и люди,
Утомилась от боя земля.
Поредели полки.
Кто же будет
Защищать города и поля?
Генерал надевает папаху,
Востру шашку подносит к губам
И в дивизии мчится без страха:
«Казаки, посрамим ли Кубань?
Опозорим ли гордую славу
Наших красных казачьих знамен?
За советскую нашу державу
Шашки — вон!».
С гиком сотни казачьи рванулись,
Распустили в степи веера.
Над курганами птицей взметнулось
Громовое «ура!».
Земля гудит,
Звенит ковыль,
Огонь в груди,
А в горле пыль.
Руби, коли За честь земли!
По каскам — хвать!
Едрена мать!
По злым глазам
Сквозь пыль и дым,
По голосам
Чужим, чужим.
И вновь с бугра
Летит «ура!».
Руби, коли За честь земли!
Над Кущевскою небо дымится,
Кровь окрасила воды реки.
Трижды брали родную станицу,
Трижды гнали врагов казаки.
И еще бы, наверно, рубились,
Но отход им приказан уже.
Только мертвые не подчинились
И остались на том рубеже.
И сейчас еще всадник бессмертный
Скачет, скачет в степной стороне,
Обгоняя горячие ветры
На бессменном —
Из камня — Коне.
