С воцарением Иакова, всегда хорошо к нему относившегося, перед Рэтлендом открывалась блестящая карьера, но он предпочитал в основном находиться вдали от двора. Его финансовое положение продолжает оставаться, несмотря на отмену штрафа, напряжённым, временами просто отчаянным: похоже, этот щедрый, отзывчивый человек никогда не был осмотрительным накопителем. И знакомство с записями в расходной книге его дворецкого очень хорошо это подтверждает.
Вскоре после вступления на английский престол король даёт графу Рэтленду почётное поручение — отправиться в Данию во главе официальной миссии, чтобы поздравить его шурина — датского короля Христиана[105] с рождением сына. От имени короля Иакова Рэтленд должен был вручить Христиану знаки ордена Подвязки. 28 июня 1603 года миссия отбыла из Англии и после девятидневного плавания вступила на землю Датского королевства.
Посол английского короля был принят в датской столице Эльсиноре с необыкновенными почестями. К нему приставили свиту из датских вельмож, его принимали в личных покоях короля в замке Кронборг; король беседовал с ним на итальянском языке. Празднествам, пирам, возлияниям, тостам не было конца. 10 июля во дворце дали банкет по случаю крещения новорождённого принца. По тогдашнему северному обычаю пили много.
В составе посольства был королевский герольд Уильям Сегар; он вёл подробный дневник, который потом использовал историк Джон Стоу, включивший этот материал во второе издание своих «Анналов», появившееся в 1605 году. Сегар записывал в дневнике по поводу дворцового банкета: «Человек может заболеть, отвечая на все их тосты. Обычай сделал их обязательными, а обязательность превратила в привычку, подражать которой мало подходит для нашего организма. Было бы долго рассказывать о всех имевших тут место излишествах, и тошно было слушать эти пьяные застольные речи»{80}.
Через четыре дня в замке Кронборг Рэтленд поднёс королю Христиану знаки ордена Подвязки, а вечером на английском корабле был дан ответный банкет, столы накрыли на верхней палубе. Каждый тост сопровождался шестью, восемью и десятью пушечными выстрелами, а всего выстрелов сделали 160 — можно подсчитать, какое огромное количество вина было выпито. Утомлённый, как записал Сегар, «этим вакхическим времяпрепровождением», Рэтленд 19 июля отправился в обратный путь, возможно, сократив ранее намечавшуюся продолжительность своего пребывания в чересчур гостеприимном Датском королевстве.
На обратном пути в открытом море корабль застигла ужасная буря. Четырнадцать дней волны носили судно по бушующему морю, пока наконец уже отчаявшихся в спасении пассажиров и моряков не выбросило к скалистому берегу Йоркского графства, около утёса Скарборо. Морской опыт Рэтленда пополнился ещё одной бурей.
В следующем, 1604 году появилось новое издание «Гамлета». Как было указано на титульном листе, пьеса «заново отпечатана и вдвое увеличена против того, какой она была, согласно подлинной и точной рукописи». Издание это называют вторым кварто (в отличие от издания 1603 г. — первого кварто). Эти издания существенно отличаются одно от другого. Если в кварто 1603 года было 2143 строки, то в 1604 году стало уже 3719, но дело не только в резком увеличении объёма. Изменилась вся пьеса, многие герои получили новые имена. Так, доверенный королевский министр Корамбис превратился в знакомого всем нам Полония, королева тоже получила другое имя, а неразлучные Розенкрафт и Гильдерстон «уточнились» в Розенкранца и Гильденстерна. Изменилась авторская трактовка многих персонажей, в том числе короля Клавдия, королевы, Корамбиса-Полония. Если последний выглядел раньше не лишённым слабостей и недостатков, но, в сущности, безвредным стариком, то во втором кварто мы видим хитрого, но недалёкого и беспринципного старого царедворца, вполне заслужившего тот сарказм, с которым относится к нему Гамлет.
Королева в первом кварто совершенно недвусмысленно заявляла о своей непричастности к убийству первого мужа и, узнав об этом преступлении от Гамлета, с готовностью бралась помогать ему в его мщении. Во втором кварто её поведение более двусмысленно, она стала гораздо ближе к Клавдию и отдалилась от Гамлета, который с презрением клеймит её кровосмесительный брак: «Ничтожество, твоё имя — женщина!».
Но самое интересное: только во втором кварто появился реальный датский колорит, по которому вместо условной Дании первого кварто можно узнать реальную Данию начала XVII века. Это и датское простонародное имя Йоген[106] («Сходи к Йогену», — говорит могильщик), и словечко «dansker», и многое другое. По поводу Йогена некоторые британские шекспироведы считают, что Шекспир, по-видимому, хотел в шутку передать датское расхожее произношение имени, соответствующего английскому «Джон»: вблизи театра «Глобус» находился тогда кабачок некоего «глухого Джона». Во втором кварто появились указания на знакомство автора с датским обычаем хоронить королей в полном воинском облачении и особенно на знакомство с прискорбным пристрастием датских королей и вельмож к «вакхическому времяпрепровождению» — к попойкам. Гамлет так объясняет Горацио значение трубных звуков и пушечных залпов, которые сопровождают каждый осушенный королём кубок: «Король не спит сегодня и пьёт из кубка, он бражничает и кружится в буйной пляске. И когда король осушает кубки с рейнским, литавры и труба торжественно извещают об этом. Да, таков обычай. Но, по моему мнению, хотя я родился здесь и с рождения к этому привык, более почётно нарушать этот обычай, чем соблюдать его[107]. За этот пьяный разгул, тяжелящий головы, нас порицают другие народы на Востоке и на Западе: они называют нас пьяницами и другими свинскими прозвищами…» Как видим, описание попойки в королевском дворце, появившееся во втором кварто, точно соответствует свидетельству очевидца таких банкетов Сегара[108], сопровождавшего Рэтленда, хотя записи Сегара были опубликованы в 1605 году, то есть на год позже этого издания «Гамлета».
Во время объяснения Гамлета с матерью Полоний с её согласия прячется за висячим ковром. Гамлет показывает матери на портреты (pictures) своего отца и дяди: «Это твой муж! Теперь смотри, что идёт после него. Вот это — теперешний твой муж». Где же находятся эти портреты, куда показывает Гамлет?
В Кронборгском замке, где Рэтленд был принят королем Христианом, в парадном зале стены до потолка были завешаны гобеленами, на которых по приказу короля Фредерика (отца Христиана IV) были изображены более 100 его предшественников в хронологическом порядке, а также он сам с сыном[109]. Впоследствии большая часть гобеленов сгорела (до наших дней сохранилось лишь полтора десятка), но Рэтленд, безусловно, видел все эти последовательно расположенные портреты датских королей… Оказывается, знал о них и автор «Гамлета»! И знание это он получил только после миссии Рэтленда в Данию и посещения им королевского замка. В записках Сегара этим изображениям отведено несколько строк, но, как мы уже знаем, они увидели свет после «Гамлета» (второго кварто).
В XIX веке учёные-шекспироведы считали первое кварто «Гамлета» (оно было найдено только в 1821 г.) первой редакцией великой трагедии, затем переработанной и расширенной самим автором.
Уже в XX веке среди западных историков литературы получила распространение гипотеза, согласно которой первое кварто содержит «пиратский», сокращённый и испорченный стенографом текст пьесы. Однако новые имена героев, эволюция главных персонажей, появление конкретных датских реалий говорят против этой гипотезы, по крайней мере в случае с «Гамлетом».
Вообще же гипотеза о «пиратском» происхождении изданий шекспировских пьес — это лишь попытка как-то объяснить целый ряд странностей в их текстах и обстоятельствах появления, и её нельзя рассматривать как некий универсальный ключ для решения всех трудных вопросов шекспировской текстологии. Пиратский характер тех или иных изданий — о краденых и искалеченных текстах говорится и в обращении к читателям в Первом фолио — не означает, что так же обстоит дело во всех сложных случаях, и никак не исключает вторичную авторскую переработку ранних вариантов, как это явно произошло с «Гамлетом». Можно ещё добавить, что все шекспировские кварто подтверждают странный характер отношений Потрясающего Копьём с издателями, вернее, отсутствие каких-либо отношений; в отличие от других поэтов и драматургов, Шекспир не интересовался изданием своих произведений; о надуманности предположений, что все они якобы сразу становились собственностью актёрской труппы, мы уже писали.
