Ещё один персонаж из «Бесплодных усилий любви» — дон Адриано де Армадо — тоже оказывается знакомым Рэтленду. Мало кто сомневается, что несуразный испанец — шаржированный портрет Антонио Переса, неудачливого претендента на португальскую корону, носившегося с фантастическими планами достижения своих целей путём создания антииспанской коалиции и активизации участия в ней Англии. Из того же письма эссексовского агента в феврале 1597 года мы узнаём, что Рэтленд получил от Переса какие-то послания для Эссекса и принял меры для доставки их адресату{72}. Итак, дон Антонио после своего знакомства с Рэтлендом очутился в шекспировской комедии…
В середине июня 1597 года Рэтленд пишет из Парижа родственнику, что возвращается в Англию, чтобы успеть принять участие в экспедиции, планируемой графом Эссексом. Речь шла о морском походе к Азорским островам. Сначала Эссекс собирался нанести удар по главным силам испанцев, сосредоточившихся в гавани Ферроля; но английский флот, вышедший из Плимута, был застигнут страшным штормом и через десять дней с большим трудом и потерями вернулся обратно. В августе была предпринята вторая попытка, и опять шторм не подпустил англичан к Ферролю. Тогда Эссекс решил идти к Азорским островам, чтобы перехватить ожидавшийся испанский караван с сокровищами из Вест-Индии. Уолтер Рэли взял штурмом важный город Фаял, не дожидаясь подхода кораблей Эссекса, чем привёл графа в ярость, и тот попытался захватить другой опорный пункт испанцев — Сан-Мигель; а тем временем вожделенный караван с сокровищами успел благополучно укрыться в надёжно укреплённой гавани Терсейра, оставив английских флотоводцев ни с чем. Мало того, воспользовавшись тем, что английский флот находился в районе Азорских островов, король Филипп послал к берегам Англии новую армаду с большим войском на борту, строя далеко идущие планы захвата ненавистного оплота протестантизма. Опять вмешался шторм, и остатки очередной армады кое-как добрались до родных берегов.
Зимой 1597/98 года Филипп ещё раз — последний — двинул свой флот на Англию, но англичане встретили его возле Кале и основательно потрепали.
Особых лавров Азорская экспедиция своим участникам — а среди них кроме Рэтленда были и Саутгемптон, и поэт Джон Донн, и многие другие сподвижники Эссекса, — не принесла, но страшный шторм запомнился надолго. И внимательный читатель шекспировской «Бури» чувствует, что автор знаком с действиями команды терпящего бедствие парусного судна отнюдь не понаслышке…
Через три месяца после возвращения из похода к островам, 2 февраля 1598 года, Рэтленд записывается в Грейс Инн — одну из четырёх лондонских юридических корпораций, являвшихся своеобразными высшими учебными заведениями. Студенты Грейс Инн, Линкольн Инн, Миддл Темпл и Иннер Темпл не только изучали законы и практиковались в их толковании и применении, но и традиционно любили и умели развлекаться, поддерживая при этом тесные связи. Театр и литература составляли значительную часть их интересов. Празднования Рождества включали театральные представления, шуточные процессы, церемонии и шествия по Лондону — всё это часто занимало по нескольку недель. Для руководства празднествами в каждой корпорации выбирался Князь (в Иннер Темпл даже Император), происходил обмен «посольствами» и т.п. По крайней мере две шекспировские комедии были исполнены во время таких празднеств в разные годы. В шекспировском «Генрихе IV» обнаруживается знание некоторых обычаев и обрядов, принятых в Грейс Инн, но вряд ли известных широкой публике…
Занимаясь в Грейс Инн, Рэтленд находит время, чтобы сдать экзамены в Оксфорде и получить степень магистра искусств ещё и этого университета (10 июля 1598 г.).
Годы 1598—1599… У вернувшихся из Азорского похода Эссекса, Саутгемптона, Рэтленда много забот и треволнений — у каждого свои. Эссекс, ставший в декабре 1597 ррда лордом-маршалом Англии, отчаянно борется в Тайном совете с Берли и его сторонниками, а в свободное время волочится за придворными дамами. Умирает лорд-наместник в Ирландии, и вопрос о его преемнике оказывается в центре споров и интриг; тем временем вождь ирландских мятежников Тирон наносит англичанам чувствительные удары.
Во время одного из споров в Совете о кандидатуре нового наместника обозлённый Эссекс демонстративно поворачивается к королеве спиной. Елизавета отвечает пощёчиной, потерявший голову граф хватается за меч, другие лорды его удерживают, он выскакивает из зала, скачет в своё поместье. Все ждали грома, но его не последовало, всё как будто утряслось, хотя Елизавета, конечно, не забыла немыслимо дерзкой выходки.
Умирает старый верный Берли — опора и надежда королевы; но он оставил достойного преемника — сына, проницательного горбуна Роберта Сесила, постепенно ставшего для Елизаветы незаменимым. Однако в народе популярность рыцарственного Эссекса всё ещё высока, его избирают на почётный, освободившийся после смерти Берли пост ректора Кембриджского университета, ему посвящают книги, у него много преданных сторонников, готовых следовать за ним куда угодно… В горячке очередного спора в Тайном совете Эссекс предлагает себя в качестве наместника в Ирландию, и королева после обычных колебаний в январе 1599 года неожиданно соглашается. Получившего опасное назначение, от которого не приходится ждать ничего хорошего, Эссекса одолевают мучительные сомнения и предчувствия — но жребий брошен. Внешне его отношения с королевой могут показаться безоблачными: в крещенскую ночь на балу у датского посланника Её Величество изволила танцевать с графом.
Для Саутгемптона это время было непростым. Его отношения с родственницей Эссекса, Елизаветой Верной, зашли далеко, и, отправившись посланником в Париж, он узнаёт, что она ждёт ребёнка. Он немедленно возвращается — в августе 1598 года — и тайно женится на Елизавете Верной. Королева, как это бывало в таких случаях и раньше (например, в связи с женитьбой Эссекса и Рэли), пришла в ярость — или разыграла ярость — от такого самовольства и бросила молодожёнов в тюрьму. Потом их выпустили, но на придворной карьере Саутгемптона при Елизавете I был поставлен крест.
Рэтленд находится то в Лондоне, то в Оксфорде, то в родном Бельвуаре. Кроме занятий правом и сдачи экзаменов он уделяет время музыке. Хозяйственные записи дворецкого указывают на приобретение виолы-да-гамба (шестиструнная виолончель) — инструмент, упоминаемый в «Двенадцатой ночи». В феврале 1598 года Рэтленд присутствует на ужине в доме Эссекса — об этом сообщает Роберту Сидни его дворецкий и постоянный информатор Р. Уайт; присутствуют также и графиня Эссекс — мать будущей жены Рэтленда, сестра Эссекса — леди Рич, и Люси, графиня Бедфорд. Мы вряд ли ошибёмся, если предположим, что там присутствовала и юная падчерица Эссекса — Елизавета Сидни.
В 1598—1599 годах Рэтленд и Елизавета Сидни часто оказываются рядом, похоже, об этом кто-то заботится специально. Их встречи превращаются в состязания в остроумии и словесные игры, фейерверк каламбуров и колкостей; это непрерывные пикировки между Бенедиктом, падуанским сочинителем сонетов, и Беатриче в «Много шума из ничего» — пьесе, появившейся именно в этот период. Не упустим и двусмысленный намёк Дона Педро в адрес Бенедикта: не растратил ли на него Купидон все свои стрелы в Венеции — ведь к действию пьесы и её героям этот город как будто бы отношения не имеет и больше ни разу не упоминается. Зато недавно вернувшийся домой Рэтленд определённо в Венеции был…
О воспитании и круге знакомств Елизаветы Сидни заботились не только её мать и отчим, но и родственники её отца, прежде всего её тётка — поэтесса и покровительница искусств Мэри Сидни-Пембрук. Многие знатные женихи мечтали предложить свою руку и сердце дочери «богоподобного Сидни» (среди них был и сам всесильный секретарь Роберт Сесил), но, похоже, и Эссекс, и Мэри Сидни-Пембрук считали: чтобы удостоиться такой чести, только богатства, знатности и влияния недостаточно — избранником юной Елизаветы не должен стать человек, чуждый служению Аполлону и музам. И не случайно их выбор (и выбор самой Елизаветы) остановился на «падуанском студенте», «предпочитавшем быть поэтом, чем носить это имя», — графе Рэтленде, который, однако, подобно Бенедикту и Бирону, отнюдь не торопился связать себя узами Гименея, это случилось лишь в конце 1599 года, в трудное время, когда тучи над головами Эссекса и его приближённых стали сгущаться.
