Следующей весной тот же Филд отпечатал вторую шекспировскую поэму «Обесчещенная Лукреция», в которой поэт рассказывает о насилии, учинённом сластолюбивым и необузданным царём Тарквинием над гордой и добродетельной римлянкой, не пожелавшей пережить свой позор и покончившей с собой. Новая поэма ещё в большей степени, чем первая, свидетельствовала о превосходном знании автором как латинских, так и английских источников: Овидия, Ливия, Чосера и других. Она тоже потом несколько раз переиздавалась, хотя и не так часто, как «Венера и Адонис». И опять имя автора появляется только в посвящении, адресованном той же высокопоставленной персоне — графу Саутгемптону:
«Любовь, которую я питаю к Вашей милости, беспредельна, и это скромное произведение без начала выражает лишь ничтожную часть её. Только подтверждения Вашего лестного расположения ко мне, а не достоинства моих неумелых стихов дают мне уверенность, что они будут приняты Вами. То, что я создал, принадлежит Вам, то, что мне предстоит создать, тоже Ваше, как часть того целого, которое безраздельно отдано Вам. Будь мои достоинства значительнее, я мог бы лучше выразить мою преданность. Но каково бы ни было моё творение, все мои силы посвящены Вашему лордству, кому я желаю долгой жизни, ещё более продлённой полным счастьем.
Вашего лордства готовый к услугам Уильям Шекспир».
Сравнивая это посвящение с первым, можно опять заметить отсутствие самоуничижения, раболепия, но также и большую личную близость поэта к графу — он свободнее высказывает свои чувства по отношению к Саутгемптону: любовь, уважение, даже дружбу. Скромность, приличествующая случаю, выражена в изящных и тщательно взвешенных вполне светских выражениях, не ущемляющих чувство собственного достоинства поэта. Всё это гораздо более похоже на отношение младшего (но равного) к старшему, чем низшего к высшему (причём стоящему на несравненно более высокой ступени тогдашней жёстко очерченной общественной лестницы)[49].
Вот единственно на этих двух последовательных посвящениях и основаны все построения шекспироведов о не имеющей в ту эпоху аналогов близкой дружбе актёра и драматурга Уильяма Шекспира (то есть Шакспера из Стратфорда) и блестящего вельможи графа Саутгемптона. Отсюда же шекспировскими биографами будут делаться заключения и предположения о причастности вчерашнего подмастерья-перчаточника из провинции к некоему «кружку молодых, блестяще образованных аристократов», где он смог приобщиться к утончённой культуре Ренессанса, пришедшей с континента, — литературе, поэзии, драме, философии — ведь следы этого «приобщения» видны во всех творениях Барда. Об этом же вожделенном «кружке» и об этом феномене «первовхождения Барда в культуру» написано немало, и не только на английском языке; многие учёные пытались обнаружить этот кружок и Шекспира в нём, и, конечно же, они начинали с такой заметной фигуры, как Саутгемптон.
Генри Ризли, 3-й граф Саутгемптон (1573—1624), родился, когда его отец, непреклонный католик, находился в тюрьме. Мальчик унаследовал графский титул в восьмилетнем возрасте, после смерти сначала старшего брата, а потом и отца. Как и другие рано лишившиеся отцов сыновья пэров Англии, он воспитывался и получил образование под строгим наблюдением лорда-казначея Уильяма Сесила (лорд Берли), впоследствии запечатлённого Шекспиром в образе Полония в «Гамлете». Четыре года учёбы в Кембридже, в колледже Св. Джона, и в 1589 году он — магистр искусств. Но ещё тринадцатилетним мальчиком он порадовал своего опекуна не по летам зрелым латинским сочинением на тему «Все люди побуждаемы к достижению добродетели надеждой на воздаяние». Семнадцати лет он появился при дворе, был благосклонно отмечен королевой и подружился с самым могущественным тогда и близким к королеве вельможей — графом Эссексом (тоже воспитанником лорда Берли). Преданность Эссексу Саутгемптон пронёс через все испытания и сохранил до конца.
Саутгемптон покровительствовал учёным и поэтам. Его учителем итальянского языка стал Джон Флорио, автор англо-итальянского словаря «Мир слов», посвящённого Саутгемптону и его молодому другу (моложе Саутгемптона на три года) графу Рэтленду — тоже воспитаннику лорда Берли. Эта дружба продолжалась, как мы узнаем потом, до гибели Эссекса, но в 90-х годах она была, судя по сохранившимся письмам, особенно тесной и интимной; связывала молодых графов не только любовь к знаниям и поэзии, но и чрезвычайная, удивительная даже для елизаветинцев привязанность к театру.
Многие поэты посвящали Саутгемптону свои произведения, но не все посвящения он принимал, и ни одно из них не написано в таком тоне, почти на равных, как эти два шекспировских, уникальных ещё и потому, что больше никогда и никому Шекспир своих произведений не посвящал.
Итак, кружок блестящих молодых аристократов около Эссекса — Саутгемптона — Рэтленда действительно просматривается. Остаётся самое главное — обнаружить там Шекспира; два посвящения и их тон обещают поискам успех. И многим шекспироведам казалось — и продолжает казаться, — что они уже видят Шекспира в графском дворце за беседой с высокородным хозяином и его просвещёнными гостями — друзьями и служителями чуть ли не всех девяти муз. Приведу несколько цитат из работ наших шекспироведов.
Из книги М.М. Морозова «Шекспир» (1947 г.): «Мы имеем все основания предполагать, что Шекспир в начале своего творческого пути был вхож во дворец графа Саутгемптона, которому он посвятил две свои поэмы — «Венеру и Адониса» и «Лукрецию». Он бывал, вероятно, и в других аристократических домах. Многие молодые люди из высшей английской знати были завсегдатаями театров (королева Елизавета даже сделала выговор двум молодым вельможам, проводившим всё время в театре и пренебрегавшим своими придворными обязанностями[50]). Эти знатные господа охотно приглашали к себе актёров, которые являлись к ним, конечно, в качестве скромных просителей. Бывая в этих домах, Шекспир мог наблюдать жизнь аристократии, слушать музыку, видеть картины — одним словом, воспринимать пришедшее из Италии богатство культуры Ренессанса»{33}.
Из биографического очерка А.А. Смирнова (1957 г.): «Примерно в это самое время (приблизительно в 1592 г. — И.Г.) Шекспир сблизился с кружком молодых аристократов, любителей театра, в частности с графом Саутгемптоном…»{34}.
Из книги А.А. Аникста «Шекспир» (1964 г.): «Как мы знаем, от нападок Грина его (Шекспира. — И.Г.) защитил высокопоставленный покровитель — молодой граф Саутгемптон. Шекспир бывал в его дворце и принимал участие в литературных развлечениях собиравшегося там кружка. Здесь увлекались поэзией…»{35}.
Можно заметить, как постепенно, от книги к книге предположительный характер повествования исчезает, приобретая всё большую определённость, черты достоверности.
Но, может быть, кроме двух посвящений, ценность которых неизмерима, существуют и другие свидетельства о близости Шекспира (кто бы он ни был) к Саутгемптону, к его кругу (или кружку) или к другим аристократическим меценатам? Нет. Таких свидетельств (прямых документальных свидетельств по крайней мере) не сохранилось. Ни в одном письме графа, его знакомых и близких, ни в одном связанном с ними документе нет упоминаний об актёре и драматурге Уильяме Шекспире (или Шакспере) из Стратфорда, хотя такой человек, гениальный выходец из простого народа, общество которого находили для себя интересным утончённые и высокомерные аристократы, казалось бы, не мог не привлекать внимания окружающих.
Канадский литературовед Д.Ф. Экриг, автор книги «Шекспир и граф Саутгемптон»{36} годами изучал в архивах, библиотеках, частных собраниях все документы, дневники и письма, которые содержат материалы, имеющие хотя бы малейшее отношение к графу Саутгемптону. Экриг излагает подробную биографию графа, историю его участия в злополучном мятеже Эссекса, едва не стоившем ему головы, рассказывает о других знаменательных и даже будничных событиях его жизни. Особенно много Экриг пишет о тесной дружбе Саутгемптона с двумя другими графами — Эссексом и Ратлендом — в последнем десятилетии XVI века, их совместном участии в морских походах, в ирландской кампании, их семейных связях и общих литературных и театральных интересах. И этот рассказ основывается на обширном документальном материале.
