Стихотворение Лоренса Уитэкера сопровождается нотами и озаглавлено «Музыка, исполненная на одкомбианском гобое, чтобы представить вторую часть кориэтовского капустника и спеть самую мелодичную комическую песню». Кориэт награждается новым набором комических титулов: Корифей, Кориэт Великий и другие, а Хью Холланд даёт своему стихотворению заголовок «К идиотам-читателям». Имел ли он в виду только своих современников?

Пять речей, якобы произнесённых Кориэтом перед королём и членами августейшего семейства, заслуживают большего внимания, чем они до сих пор удостоились. Действительно ли в апреле 1611 года при дворе английского короля и в местах пребывания членов его семьи было последовательно проведено — с интервалом в два-три дня — целых пять специальных церемоний, на которых безродный нищий одкомбианец торжественно вручал сначала королю[134], потом королеве и, наконец, каждому из их троих детей по подарочному экземпляру своих «Нелепостей», и действительно ли он произносил при этом напечатанные в «Капусте» речи — неизвестно. Но сам факт, что этот рассказ и эти «речи» было разрешено напечатать, ещё раз свидетельствует о чрезвычайно высоком уровне покровительства изданию.

В этих «речах» соблюдены все тонкости титулования, но в них присутствует и тщательно дозированный пародийный, комический элемент в степени, достаточной для того, чтобы вызвать улыбки у августейших читателей. Так, своё выступление перед королём Иаковом, состоявшееся во вторник 2 апреля 1611 года в 11 часов утра (какая точность!), «наивный» Кориэт уподобляет речам Демосфена перед Филиппом Македонским! Но оказывается, торжественно-лекционная деятельность великого пешехода в кругу королевского семейства не ограничилась этими пятью выступлениями. На семи страницах можно ознакомиться с речью, произнесённой Кориэтом месяц спустя, 12 мая, перед юным герцогом Йоркским (будущим злополучным Карлом I) по случаю возведения принца в сан рыцаря ордена Подвязки. Здесь безродный одкомбианец выступает уже в одной из главных ролей на важнейшей государственной церемонии (где присутствовали лишь избранные из избранных), подробно рассказывая юному принцу об истории высшего ордена королевства, его статусе и эмблематике, разъясняет обязанности и ответственность, которые накладывает на вновь посвящённого принадлежность к его рыцарям. Доскональное знание истории ордена, малоизвестных геральдических тонкостей делает эту «речь» наиболее полной, эрудированной, даже уникальной из известных публикаций сходного объёма на эту тему.

Заметен почтительно-бережный тон обращения (принц ещё совсем мальчик); буффонады тут сравнительно немного, но всё-таки для пущей наглядности свой «доклад» Кориэт разделил на несколько частей, которые вполне по-раблезиански уподобляет бутылям, последовательно им осушаемым. Никакого отношения к его путешествию эта «речь» не имеет; как он оказался в роли облечённого столь высокими и серьёзными полномочиями ментора, никто объяснить не может, остаётся ещё добавить, что в официальных документах и свидетельствах современников никаких указаний на выступление Кориэта нет.

И наконец, «Капуста» завершается рассказом о том, как, вручив «Нелепости» королю, он сложил остальные предназначенные для дарения экземпляры книги в сундук, погрузил его на спину осла и отправился к другим членам королевского семейства. А на сундуке написал крупными буквами: «Asinus portans mysteria» («Осёл тащит на себе тайну»).

Ещё одна странность. В Лондоне появляется небольшая книжица, озаглавленная «Одкомбианский Десерт, сервированный Томасом Кориэтом при участии многих благородных умов, приветствовавших его «Нелепости» и «Капусту» тоже»^{95}. Книжка содержала все панегирики из «Нелепостей» с обращением к читателю, анонимный автор которого с серьёзным видом сообщал, что он счёл достаточным напечатать только хвалебные стихи, а само Кориэтово описание путешествия решил опустить: во-первых, чтобы избавить читателя от лишних расходов, во-вторых, ввиду чрезмерного объёма «Нелепостей», содержание которых «вполне можно было бы изложить на четырёх страницах»! Непонятно, как этот аноним мог знать о «Капусте», ещё не вышедшей из печати; интересно и другое: на титульном листе «Десерта» сразу после упоминания имени Кориэта напечатано: «Осёл тащит на себе тайну».

И Кориэт на заключительных страницах «Капусты» шумно воюет с анонимным «гиперкритиком», столь пренебрежительно отозвавшимся о его труде, но больше всего он, оказывается, уязвлён тем, что издатели «Десерта» специально и с гадким умыслом поместили такую надпись на титульном листе рядом с его именем и названием его книг, чтобы читатели именно Кориэта считали тем ослом, который тащит навьюченную на него тайну. Кориэт многословно доказывает, что это не так, что он не осёл, и всячески честит придуманными для этого случая забавными ругательствами злокозненных издателей «Десерта», пока не становится ясным, что он действительно является подставной смеховой фигурой, буффоном, живой маской, за которой прячутся подлинные авторы.

Фарсовый характер этой «полемики» станет ещё более очевидным, если обратить внимание на то, что издателем «Десерта» является Томас Торп (выпустивший в 1609 г. шекспировские сонеты), ближайший и верный друг Эдуарда Блаунта, издателя «Нелепостей» и «Капусты». Судя по всему, они сотрудничали и теперь[135]; книжка предназначалась для участников фарса вокруг Кориэта (она не регистрировалась, тираж мизерный) и являлась его продолжением. Поэтому у тех, кто принимает Кориэтовы комические тирады против издателей «Десерта» всерьёз, вся эта история вызывает недоумение, и рассеять его не удаётся даже с помощью привычных кивков в сторону «издателей-пиратов»[136]. Зато сегодня — забегая вперёд — могу добавить, что «Капуста» и «Десерт» были последними книгами, доставленными дворецким больному графу Рэтленду (они записаны в одной строке, и это тоже доказывает, что они печатались одновременно).

До нашего времени дошло несколько рукописных списков интересной поэмы на латыни (есть и современный тексту английский перевод) под названием «Философический пир» («Convivium Philosophicum»), где рассказывается о некоем празднестве «во имя отличной пищи и доброй шутки» в лондонской таверне «Русалка», состоявшемся, скорей всего, где-то в середине 1611 года. В большинстве списков автор назван псевдонимом «Родольфо Калфабро». Каждый гость празднества имеет шутливую кличку (они теперь расшифрованы, это участники кориэтовских книг, сочинители панегириков). Но, говорит автор поэмы, собрание окажется неполным без Томаса Кориэта — без него всей шутке будет не хватать крыши! Ну а если Кориэта ещё и подпоить хорошенько, можно наслушаться забавнейшей околесицы. Он сравнивается с наковальней, «по которой каждый может бить молотком, оттачивая своё остроумие».

Общество, собиравшееся в этой таверне, часто называют «Мэрмэйдским (Русалочьим или Сиреночьим) клубом», и об этих встречах говорится в известном стихотворном послании Фрэнсиса Бомонта Бену Джонсону: